Москера, Томас Сиприано де
| Томас Сиприано Игнасио Мария де Москера-Фигероа-и-Арболеда-Саласар Tomás Cipriano Ignacio María de Mosquera-Figueroa y Arboleda-Salazar<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1 апреля 1845 — 1 апреля 1849 | |||
| Предшественник: | Педро Алькантара Эрран | ||
| Преемник: | Хосе Иларио Лопес | ||
| |||
| 18 июля 1861 — 4 февраля 1863 | |||
| Предшественник: | Хулио Арболеда | ||
| |||
| 14 мая 1863 — 8 апреля 1864 | |||
| Преемник: | Мануэль Мурильо | ||
| |||
| 22 мая 1866 — 1 ноября 1867 | |||
| Предшественник: | Хосе Мария Рохас Гарридо | ||
| Преемник: | Хоакин Риаскос | ||
| Рождение: | 26 сентября 1798 Попаян | ||
| Смерть: | 7 октября 1878 (80 лет) Пурасе, Каука | ||
| Отец: | Хосе Мария де Москера-Фигероа-и-Арболеда | ||
| Мать: | Мария Мануэла де Арболеда-и-Аррахеа | ||
- У этого человека испанская фамилия; здесь Москера-Фигероа — фамилия отца, а Арболеда-Саласар — фамилия матери.
Томас Сиприано Игнасио Мария де Москера-Фигероа-и-Арболеда-Саласар (исп. Tomás Cipriano Ignacio María de Mosquera-Figueroa y Arboleda-Salazar, 26 сентября 1798 — 7 октября 1878) — южноамериканский военный и политический деятель; младший брат президента Великой Колумбии Хоакина де Москеры.
Томас Сиприано де Москера родился в 1898 году в Попаяне, вице-королевство Новая Гранада; его родителями были Хосе Мария де Москера-Фигероа-и-Арболеда и Мария Мануэла де Арболеда-и-Аррахеа. В 1814 году он присоединился к армии Симона Боливара. В 1824 году во время боя против испанцами пуля сломала ему нижнюю челюсть, что отразилось на его речи. В 1829 году был произведён в генералы.
В 1829—1830 годах Томас Сиприано де Москера был послом Великой Колумбии в Перу, в 1830—1833 — послом Великой Колумбии, а затем республики Новая Гранада в США. В 1834—1837 годах был конгрессменом, затем стал министром обороны в правительстве Маркеса, и в этом качестве выиграл Войну Высших. В 1842—1845 годах был послом в Перу, Чили и Боливии.
В 1845 году Москера выиграл президентские выборы при поддержке сил, впоследствии сформировавших Консервативную партию, однако политика его администрации по духу оказалась более близкой к либералам, чем к консерваторам. Во время первого президентства Москеры был подписан договор Мальярино-Байдлэка с США, введена в использование международная система единиц, убраны налоги колониальной эпохи, что оживило табачную отрасль, предприняты шаги по отделению церкви от государства, проведена первая в истории Колумбии перепись населения, а принятый в 1849 году закон о том, что экспорт должен осуществляться через порт Барранкилья, стимулировал паровое судоходство по реке Магдалена.
По окончании президентского срока Москера уехал в Нью-Йорк и создал торговый дом, но обанкротился. Когда в 1854 году в Новой Гранаде установилась диктатура генерала Хосе Мария Мело, то Москера вернулся на родину чтобы бороться с ней. Он прошёл в Конгресс от либеральной партии, и участвовал в президентских выборах 1857 года, но проиграл кандидату от консерваторов.
После создания Гранадской конфедерации Москера стал главой штата Каука. В ходе последовавшей гражданской войны Москера объявил себя президентом и перенёс столицу в Боготу, а страну переименовал в Соединённые штаты Новой Гранады. Согласно изданным им указам, была конфискована церковная собственность, а иезуиты изгнаны из страны за поддержку консерваторов в ходе войны.
В 1863 году были образованы Соединённые Штаты Колумбии. Было решено, что первым президентом (до 1864 года) будет Москера, так как он ещё не завершил своего президентского срока. Во время этого президентского срока произошла эквадорско-колумбийская война.
По окончании президентства Москера был отправлен послом в Париж. В 1866 году он вернулся на родину, и стал президентом в четвёртый раз. Его направленные против церкви действия привели к вмешательству папы Пия IX. 29 апреля 1867 года Москера разогнал Конгресс, ввёл в стране военное положение и объявил себя высшей властью. Тогда 23 мая 1867 года произошёл военный переворот: полковник Даниэль Дельгадо Парис[es] арестовал его, и Москера был изгнан на три года, которые провёл в Лиме. Вернувшись в Колумбию в 1871 году он вновь попытался баллотироваться в президенты, но проиграл выборы.
Напишите отзыв о статье "Москера, Томас Сиприано де"
Ссылки
- [wsp.presidencia.gov.co/asiescolombia/presidentes/euc_19.html General Tomás Cipriano de Mosquera]
| ||||||||||
| ||||||||||||||
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Москера, Томас Сиприано де
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.
Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
