Московский Кремль (яйцо Фаберже)

«Московский Кремль» Яйца Фаберже
Пасхальное яйцо-часы «Московский Кремль» с музыкальной шкатулкой
Год изготовления	1903
Заказчик	Николай II
Первый владелец	Александра Фёдоровна
Текущий владелец
Владелец	Оружейная палата, Москва
Дизайн и материалы
Мастер	Август Хольмстрем
Материалы	Золото, серебро, оникс, эмаль, стекло, металл
Высота	361 мм
Ширина	185 мм
Сюрприз
часы и музыкальная шкатулка
Московский Кремль: тематические медиафайлы на Викискладе

«Моско́вский Кремль» («Успенский собор») — это ювелирное яйцо, одно из пятидесяти двух императорских пасхальных яиц, изготовленных фирмой Карла Фаберже для русской императорской семьи. Яйцо было создано по заказу Николая II, который подарил его своей жене Александре Фёдоровне на Пасху 1906 года. В настоящий момент оно хранится в Оружейной палате Кремля. Это одно из немногих яиц, которые никогда не покидали Россию.

Дизайн

Яйцо «Московский Кремль» является самым большим из яиц Фаберже. На нём изображён Успенский собор, в котором венчались все цари России, в том числе и Николай II. Декор яйца состоит из покрытой белой прозрачной эмалью нижней части, увенчанной полированным золотым куполом. Через окна, прорезанные в яйце, можно увидеть интерьер Успенского собора московского Кремля. Подставка из красного золота представляет собой дважды воспроизведённые Спасскую и Водовзводную башни Кремля. Башни украшены изображениями герба Российской империи и герба Москвы.

Сюрприз

Внутри ювелирного пасхального яйца-часов вмонтированы заводные часы. Кроме того, яйцо «Московский Кремль» оборудовано золотой музыкальной шкатулкой, которая заводится ключом и потом наигрывает херувимские мелодии. Одной из мелодий является Херувимская песнь, которая очень нравилась Николаю II.

История

Это яйцо было сделано в память о возвращении в Москву императорской четы Николая II и Александры Фёдоровны в 1903 году. Они не очень любили бывать в Москве после событий на Ходынском поле, когда во время коронации Николая случилась давка и многие люди погибли. Планировалось, что яйцо будет представлено в 1904 году, но из-за Русско-японской войны (1904—1905) яйцо было подарено на Пасху только в 1906 году. Яйцо хранилось в сиреневой гостиной Александры Фёдоровны в Александровском дворце.

Ссылки

• [www.kreml.ru/ru/exhibition/visit/2003/Faberge/Customer/eggMoscowKremlin/ Яйцо пасхальное «Московский Кремль»]

Отрывок, характеризующий Московский Кремль (яйцо Фаберже)

Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?