Московский авиационный узел

Московский авиационный узел (МАУ) (IATA: MOW) — международный узловой аэропорт и система аэропортов Москвы и Московской области. Основными его элементами являются международные аэропорты: Внуково (находится на территории Москвы), Домодедово, Шереметьево и Жуковский (расположены на территории Московской области). Вспомогательную роль играют также международный аэропорт Остафьево (на территории Москвы) и аэропорт Чкаловский, расположенный на территории Московской области, который официально объявлен международным, но международных гражданских рейсов пока не осуществляет.

Московский авиационный узел играет важнейшую роль для воздушного транспорта России и СНГ. Обслужив в 2012 году 64 млн пассажиров, узел является третьим по загруженности авиационным хабом в Европе (после Лондонского и Парижского) и входит в десятку самых загруженных в мире.

История

Советский период

Первый аэродром в Москве был создан на Ходынском поле в 1910 году, в 1926 он был назван Центральным аэродромом им. М. В. Фрунзе. Он использовался для выполнения испытательных полётов, тренировки пилотов и т. д., а также стал первым аэропортом Москвы: первые регулярные пассажирские международные авиарейсы в СССР начали совершаться с этого аэродрома в 1922 году в Кёнигсберг, а с 1923 выполнялись внутрисоюзные рейсы в Нижний Новгород.

С увеличением объёмов авиаперевозок в 1930-х годах началось строительство и оборудование новых аэропортов в Быкове (1933), Тушине (1935) и Внукове (строительство с 1937, эксплуатация с 1941). В 1931 году на Центральном аэродроме было открыто первое в СССР здание аэровокзала, в 1936 году аэродром был реконструирован (в период реконструкции авиарейсы выполнялись из нового московского аэропорта Быково), а в 1938 году к аэропорту была подведена линия метро с одноимённой станцией.

С 1923 по 1970 год на месте нынешнего Филёвского бульвара существовал заводской аэродром ГКПНЦ им. Хруничева (вначале 22-го, потом 23-го завода, потом ЗИХ). В том же районе, на Москве-реке, находился и гидроаэродром.

В годы Великой отечественной войны аэропорты были переведены на обслуживание нужд вооружённых сил, после войны снова преобразованы в гражданские. В 1947—1948 годах большая часть авиарейсов была переведена с Центрального аэродрома в аэропорты Быково и Внуково. Кроме того, во второй половине 1940-х годов регулярные почтово-пассажирские и грузо-пассажирские авиарейсы выполнялись с аэродромов Остафьево и Люберцы (Жулебино).

Бурное развитие авиаперевозок во второй половине 1950-х и появление новых пассажирских лайнеров (в том числе реактивных) потребовало увеличения пропускной способности Московского авиаузла — в ближних пригородах были открыты два новых аэропорта, Шереметьево (1959) и Домодедово (1964). К Олимпийским играм 1980 года в аэропорту Шереметьево был открыт новый международный терминал.

В советское время между московскими аэропортами существовала четкая специализация: из Шереметьева выполнялись международные рейсы и внутренние рейсы в северном и северо-западном направлениях; из Внукова выполнялись рейсы на южные курорты и в республики Закавказья, также здесь базировался правительственный авиаотряд; из Домодедова осуществлялись полёты в восточную часть страны — в Среднюю Азию, Сибирь и Дальний Восток; Быково специализировалось на региональных авиаперевозках в пределах европейской части РСФСР.

Постсоветский период

В 1990-е годы в связи с резким сокращением объёма авиаперевозок (особенно, внутренних) загрузка всех аэропортов снизилась. Находившиеся в черте города аэропорты в Тушине и на Ходынском поле перестали выполнять пассажирские авиаперевозки ещё в советское время, а в 1990-е годы были закрыты окончательно. Территория Ходынского поля в середине 2000-х была застроена.

По состоянию на 2010 год доля аэропортов Московского авиаузла в общем объёме перевозок пассажиров в России составила около 55 %. Аэропорт Домодедово в 2010 году перевёз 22,254 млн пассажиров, Шереметьево — 19,329 млн, Внуково — 9,46 млн. По суммарному пассажирообороту московский авиаузел (свыше 64 млн пассажиров в год) входит десятку крупнейших авиаузлов мира.

Аэропорты Внуково и Шереметьево управляются госкомпаниями, аэропорт Домодедово — частной группой «Ист Лайн». Основной проблемой всех аэропортов в середине 2000-х годов стало увеличение их пропускной способности, строительство железнодорожных веток, повышающих их транспортную доступность, привлечение к себе крупных игроков формирующегося рынка авиперевозок.

Военный аэродром «Чкаловский» с начала XXI века стал принимать чартерные пассажирские авиарейсы, в том числе и международные; на его территории (по состоянию на 2009 год) строится новый пассажирский терминал.

В 2000 году на базе военного аэродрома вблизи подмосковной Щербинки был открыт гражданский аэропорт Остафьево — базовый аэропорт авиакомпании Газпромавиа.

Поскольку с конца 1990-х годов прекратилось выполнение регулярных авиарейсов из аэропортов областей центра европейской части России (Тверская, Смоленская, Рязанская, Тульская, Калужская, Орловская, Владимирская области), жителям этих регионов ныне приходится пользоваться московскими аэропортами.

С конца 2010 года входивший в узел 4-й основной аэропорт Быково был закрыт.

В 2016 году в состав узла вошёл новооткрытый 4-й основной международный аэропорт Жуковский.

Характеристики аэропортов

Аэропорт Быково в настоящее время выведен из эксплуатации, аэропорт Остафьево используется авиакомпанией «Газпромавиа» для выполнения корпоративных и регулярных рейсов.

Объёмы перевозок из аэропорта Внуково сократились примерно вдвое по сравнению с концом 1970-х: часть международных рейсов ещё в советское время была переведена в Шереметьево, внутренние авиаперевозчики перебазировались в Домодедово в начале 2000-х. Аэропорт сейчас используется в основном для выполнения чартерных и корпоративных рейсов, является основным для таких перевозчиков как «Газпромавиа» и «Ютэйр». Однако в 2010-х годах в аэропорт перешли авиакомпании «Turkish Airlines», частично «Lufthansa» и «Трансаэро».

Аэропорт Домодедово в советское время использовался исключительно для внутренних рейсов, а по состоянию на 2012 год на долю внутренних рейсов приходилось около 41 % отправлений, на международные рейсы — около 59 %. В начале 2000-х годов аэропорт был полностью реконструирован. Крупнейшими авиаперевозчиками, использующими Домодедово, являются «Сибирь» и «ВИМ-Авиа», на которых приходится около 40 % всех рейсов. С 2005 года Домодедово является крупнейшим аэропортом России. Аэропорт является московским хабом для альянсов Star Alliance и Oneworld.

Аэропорт Шереметьево является вторым по величине в России, базовым для «Аэрофлота». На рейсы в страны дальнего зарубежья приходится 66 % пассажиропотока (по итогам 2012 года). Крупнейшими эксплуатантами являются «Аэрофлот», «Nordwind Airlines», «Оренбургские авиалинии», «AirBridgeCargo». Крупнейшие зарубежные авиакомпании — «Air France», «KLM», «Alitalia», «Air China», «Air Astana». Шереметьево является московским хабом для альянса SkyTeam.

Существуют планы коренной реконструкции военного аэродрома Ступино (на юге Московской области) и создания там крупного грузового аэропорта.

В 2011 году Росавиация разработала перспективную структуру организации воздушного пространства в московском авиационном узле, которая позволит увеличить пропускную способность столичных аэропортов в 2 раза. В частности, Домодедово сможет обслуживать 96 взлётно-посадочных операций в час вместо 45 в настоящее время, Шереметьево — 58 (вместо нынешних 35) и Внуково — 52 (вместо 32).

До конца 2014 года планируется провести реконструкцию военного аэродрома Ермолино (Калужская область) и создать на его основе московский аэропорт для бюджетных авиакомпаний. Авиакомпания UTair ведёт переговоры для привлечения инвестиций в Ермолино на сумму 6 млрд рублей. Предполагается, что пропускная способность аэропорта составит 6 млн пассажиров в год. UTair намерена базировать в Ермолино около 20 самолётов Airbus 320. При открытии движения железнодорожного аэроэкспресса время поездки от Москвы до Ермолино составит около полутора часов.

Ссылки

• [www.archvestnik.ru/ru/magazine/290/ Василий Бабуров. Московский аэротрополис // «Архитектурный вестник», № 5 (92) 2006]
• [sberbank.ru/common/img/uploaded/sbjr/04-2013/52-56.pdf Фёдор Кудрявцев, Василий Бабуров. Гордиев авиаузел // "Прямые инвестиции", №4 (132) 2013]

Отрывок, характеризующий Московский авиационный узел

– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.