Московский вестник

Московский вестник
Периодичность:	2 номера в месяц
Язык:	русский
Страна:	Российская империя Российская империя
Дата основания:	1827

К:Печатные издания, возникшие в 1827 году

«Моско́вский ве́стник» — историко-философский журнал, издавался в Москве с 1827 по 1830 год; сначала — по два номера в месяц, а с 1829 года — в виде сборника-альманаха.

Журнал ставил своей целью «опираясь на твёрдые начала философии, представить России полную картину развития ума человеческого, картину, в которой она видела бы своё собственное предназначение». Философско-эстетическое направление журнала было обусловлено умственным подъёмом в тогдашних кружках образованной молодёжи, особенно увлекавшейся немецкой философией с Шеллингом во главе, а из поэтов — Гёте, под покровительство которого редакция прямо поставила своё издание. Мысль об издании журнала возникла ещё в 1824 году, в кружке С. Е. Раича, но была осуществлена только в 1827 году, когда удалось привлечь в число сотрудников А. С. Пушкина. Редактором был избран М. П. Погодин, соредактором — Н. М. Рожалин, который в том же году разошелся с Погодиным и на место его был выбран С. П. Шевырёв; последний сохранял за собою это место до отъезда в Италию в 1829 году. Душой всего дела был Д. В. Веневитинов. Он дал направление журналу, ему принадлежит весьма замечательная программа, ему был обязан журнал сотрудничеством А. С. Пушкина. Отдел русской истории находился в руках Погодина, который вел обстоятельный и отчетливый обзор исторических новостей. Н. С. Арцыбашевым были размещены в «Московском вестнике» «Замечания на историю Карамзина», наделавшие много шуму и косвенным образом способствовавшие прекращению журнала; сотрудничали ещё А. Х. Востоков, К. Ф. Калайдович, Снегирёв, П. М. Строев, А. И. Кошелёв, А. А. Башилов и др. Помещались и статьи по естествоведению — М. А. Максимовича, Д. М. Перевощикова и др. Стихотворный отдел блистал именами Пушкина (поместившего в «Московском вестнике» до 33 стихотворений), Е. А. Баратынского, А. С. Хомякова, Н. М. Языкова, Д. В. Давыдова, Ф. Н. Глинки, Д. В. Веневитинова и др. Отдел критики по первоначальному плану должен был находиться в заведовании Веневитинова и кн. Одоевского. Журнал не пользовался сочувствием публики: содержание его было слишком серьёзное для среднего круга читателей, а способ изложения — слишком сух и педантичен.

См. также

• Общество любомудрия

Источник

• Московский Вестник, журнал // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Литература

• В.М. Жирмунский. Гете в русской литературе. — Л.: Наука, 1981. — 558 с.

Отрывок, характеризующий Московский вестник

[Если y вас, граф (или князь), нет в виду ничего лучшего и если перспектива вечера у бедной больной не слишком вас пугает, то я буду очень рада видеть вас нынче у себя между семью и десятью часами. Анна Шерер.]
– Dieu, quelle virulente sortie [О! какое жестокое нападение!] – отвечал, нисколько не смутясь такою встречей, вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках, при звездах, с светлым выражением плоского лица. Он говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с теми тихими, покровительственными интонациями, которые свойственны состаревшемуся в свете и при дворе значительному человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване.
– Avant tout dites moi, comment vous allez, chere amie? [Прежде всего скажите, как ваше здоровье?] Успокойте друга, – сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.
– Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойною в наше время, когда есть у человека чувство? – сказала Анна Павловна. – Вы весь вечер у меня, надеюсь?
– А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня.
– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fetes et tous ces feux d'artifice commencent a devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]
– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.