Московский военно-революционный комитет

Московский военно-революционный комитет (МВРК) — орган Московских советов рабочих и солдатских депутатов по руководству вооружённым восстанием в Москве. После победы восстания действовал некоторое время в качестве высшего органа исполнительной власти в московском регионе. Существовал с 7 по 27 ноября 1917 года.

Создание комитета и руководство

Первоначально большевики планировали начать восстание одновременно в Петрограде и в Москве, и приступив к началу реализации плана восстания в Петрограде, ЦК поручило А. Ломову и В. Ногину сообщить об этом московскому областному бюро РСДРП(б). Однако отправить телеграмму Ногин смог только в 11 часов 45 минут, когда практически весь Петроград уже был под контролем восставших.

Как и в Петрограде, в Москве большевики предполагали провести восстание от имени Совета, что обеспечивало сохранение «легальности» и придавало их действиям форму самозащиты, позволяя надеяться на возможность таким образом именем Совета вывести на улицы гарнизон. В связи с этим руководство большевиков приняло решение о создании на основе Советов особого центра для «защиты завоеваний революции от натиска контрреволюционных сил», с участием фракций всех социалистических партий.

Днем 25 октября состоялось заседание бюро всех фракций Московского Совета рабочих депутатов с участием большевиков. А также присутствовали городской голова В. В. Руднев и полковник К. И. Рябцев, которые вскоре будут командовать противодействием восстанию. На заседании эсеры и меньшевики предложили создать «временный демократически-революционный орган» для борьбы против «контрреволюции» и способствования революционному порядку, в который бы входили не только представители Советов, но и городского самоуправления и штаба военного округа. Большевики не отвергли это предложение, а согласились обсудить в своей фракции, это было воспринято как предварительное согласие.

В тот же день в 17 часов в Политехническом музее открылось соединённое заседание Московского Совета рабочих депутатов и Совета солдатских депутатов, прения на котором затянулись до глубокой ночи. Причиной споров стало новое предложение большевиков, в соответствии с которым задачи комитета резко изменялись, и организация комитета для поддержки Петроградского совета становилась уже этапом взятия власти в руки Советов.

Представительница эсеров Е. М. Ратнер считала, что создание комитета помешает созыву Учредительного собрания, меньшевик И. А. Исув также выступил против предложения большевиков. Тем не менее большинство собравшихся в Политехническом музее депутатов проголосовало за чёткое и ясное предложение большевиков, а не за расплывчатую и двойственную позицию других левых партий. В итоге 394 голосами против 106 при 23 воздержавшихся ВРК был санкционирован Московским Советом.

В его составе было 7 членов и 6 кандидатов. От большевиков: члены — А. Ломов (Г. И. Оппоков), В. М. Смирнов, Г. А. Усиевич, Н. И. Муралов, кандидаты — А. Я. Аросев, П. Н. Мостовенко, А. И. Рыков и С. Я. Будзинский; от меньшевиков: члены — М. И. Тейтельбаум, М. Ф. Николаев; от объединённых интернационалистов — И. Ф. Константинов. По сообщению ряда источников, кандидаты от объединенцев — Л. Е. Гальперин (Коняга) и В. Я. Ясенев, но по мнению историка С. П. Мельгунова, фамилия кандидата от меньшевиков — Гальперн, от объединенцев — Ясенко.

Эсеры не участвовали в голосовании и отказались войти в состав ВРК, меньшевики заявили устами А. А. Югова, что входят в него не для того, чтобы содействовать захвату власти, а преследовали цель внутри комитета бороться с «безумной авантюрой» и смягчать удары, которые «падут на головы демократии».

В связи с большим объёмом работы, с которым не справлялись избранные члены МВРК, в его состав было кооптировано более 20 человек. Среди них большевики: начальник штаба Красной Гвардии А. С. Ведерников, А. П. Розенгольц, а также члены Исполкома Моссовета П. Г. Смидович, Е. Н. Игнатов, представители профсоюзов Г. Н. Мельничанский, М. В. Рыкунов, П. И. Кушнер, представитель временного комитета солдатских депутатов («десятки») С. А. Сава-Степняк, Н. И. Плеханов, эсер-максималист (впоследствии большевик) С. Л. Пупко.

При МВРК был создан штаб для военно-оперативного руководства восстанием (Смирнов, Аросев, А. М. Альтер). В течение 25—27 октября (7—9 ноября) во всех районах города были организованы ВРК, состоявшие в основном из большевиков. Работу большевиков в МВРК контролировал Боевой партийный центр, избранный объединённым заседанием Московского областного бюро, Московского окружного комитета и МК РСДРП(б) утром 25 октября (7 ноября).

Вооружённое восстание

Днем 25 октября Боевой партийный центр большевиков начал силовые действия с занятия своими патрулям городского почтамта. Также было издано распоряжение «о прекращении выхода „буржуазных“ газет» способом силового занятия соответствующих типографий.

26 октября МВРК начал подготовку к восстанию, одновременно начав переговоры с Комитетом общественной безопасности. 27 октября (9 ноября) полковник Рябцев выдвинул ультиматум о роспуске МВРК и выводе войск из Кремля. МВРК отклонил требование меньшевиков о соглашении с Комитетом общественной безопасности, после чего они вышли из состава МВРК, впоследствии из него вышли и представители объединенцев. В тот же день начались боевые действия, в результате которых войска Рябцева заняли Кремль. 28 октября возникла угроза захвата здания Моссовета на Тверской улице, в котором находился МВРК. Затем революционные силы начали постепенно достигать успеха, но по требованию Викжеля с 30 октября МВРК согласился объявить перемирие. Перемирие было скоро нарушено, и МВРК был отдан приказ о применении артиллерии. В ночь со 2 на 3 ноября юнкера и «белая гвардия» сложили оружие. 2 (15) ноября МВРК издал приказ о прекращении огня и о победе революции.

После победы восстания

Московский ВРК 3 ноября на вечернем заседании принял постановление о реорганизации городской думы. 5 ноября 1917 г. дума перестала существовать. Управление городским хозяйством перешло в руки Совета районных дум. Московский ВРК сместил прежнее командование Московским военным округом, назначив командующим Н. Муралова, его помощником А. Аросева и начальником штаба А. Морозова. На самые важные участки ВРК направил своих комиссаров: в районы и подрайоны, в учреждения, в воинские части, на железную дорогу, в провинцию. 4 ноября 1917 г. совместное заседание Московского ВРК и представителей районных военно-революционных комитетов вынесло решение о принятии мер по наведению революционного порядка в городе. Охрана порядка возлагалась на Красную гвардию и милицию.

Вопрос об организационных основах новой власти в городе бурно обсуждался в Московском ВРК, так как в этот же период большевики вели переговоры об образовании правительства с другими социалистическими партиями. Он стоял на повестке дня заседаний ВРК 3 и 4 ноября. Московский комитет большевиков и Военно-революционный комитет начали переговоры с левыми эсерами и объединёнными интернационалистами, 5 ноября состоялось совещание представителей МК с представителями этих партий. Представители партий согласились войти в коалицию с большевиками и поддержали идею передачи власти в Москве Советам.

Межпартийное совещание с участием представителей пяти социалистических партий и ВРК было созвано 6 ноября. Правые эсеры требовали отмены роспуска городской думы, меньшевики — восстановления демократических свобод. Большевики отказались выполнить эти требования, вскоре меньшевики и правые эсеры покинули заседание. 7 ноября заседание исполкома Московского Совета рабочих депутатов, вопреки возражениям меньшевиков, приняло резолюцию о том, что Советы являются единственными революционными органами власти.

По мере расширения сферы деятельности новых органов власти — Советов, функции военно-революционных комитетов сужались. Поэтому 12 ноября общее собрание военно-революционных комитетов Москвы приняло решение об их роспуске. 14 (27) ноября Московский ВРК собрался на своё последнее заседание, и руководство политической и хозяйственной жизнью города перешло в руки Московского Совета рабочих и солдатских депутатов, образованного в тот же день в результате слияния существовавших отдельно Совета рабочих депутатов и Совета солдатских депутатов.

Литература

• Большевистские военно-революционные комитеты. — М.: Госполитиздат, 1958.
• Московский Военно-революционный комитет (октябрь — ноябрь 1917). — М., 1968.
• Подготовка и победа Октябрьской революции в Москве. Документы и материалы. — М., 1957.
• [leftinmsu.narod.ru/polit_files/books/october_guard_files/october_guard.htm Гвардия Октября. Москва] / Сост. И. Лупало. — М.: Политиздат, 1987.
• Клименко В. А. [www.biografia.ru/cgi-bin/quotes.pl?oaction=show&name=material18 Борьба с контрреволюцией в Москве. 1917-1920]. — М.: Наука, 1978.
• Грунт А. Я., Из истории Московского Военно-Революционного комитета (формирование ВРК) // Исторические записки. — М., 1968. — Т. 81.
• Мельгунов С. П. Как большевики захватили власть // Мельгунов С. П. Как большевики захватили власть. «Золотой немецкий ключ» к большевистской революции. — М., С.П.: Айрис-пресс, 2008. — С. 640.

Ссылки

• [scepsis.ru/library/id_1987.html О. Н. Чаадаева. Октябрьское восстание в Москве]
• Ян Пече [scepsis.ru/library/id_2033.html Красная гвардия в Москве в боях за Октябрь]
• [dic.academic.ru/dic.nsf/sie/3515/%D0%92%D0%9E%D0%95%D0%9D%D0%9D%D0%9E ВОЕННО-РЕВОЛЮЦИОННЫЕ КОМИТЕТЫ] // Советская историческая энциклопедия
• Московский военно-революционный комитет — статья из Большой советской энциклопедии.
• [www.rkrp-rpk.ru/content/view/2990/44/ Ю. М. Мартынов. Установление советской власти в Москве]

Отрывок, характеризующий Московский военно-революционный комитет

Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.