Московский горком художников-графиков

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Московский Горком художников-графиков на Малой Грузинской, 28. 19751991 — независимый профсоюз художников, графиков, фотографов и одноимённый выставочный зал располагался в Москве на Малой Грузинской улице, дом 28.





История

Решение о создании Московского объединенного комитета профсоюза художников-графиков в конце 1975 года принимал первый секретарь МГК КПСС В. В. Гришин.

Горком и выставочный зал располагался в подвале кооперативного дома деятелей кино, по адресу «Малая Грузинская, дом 28». В доме проживал, к примеру, поэт и актёр Владимир Высоцкий.

Осенью 1976 г. в новооткрытом помещении Горкома графиков на М. Грузинской 28 была проведена выставка семи корифеев движения (О. Кандауров, Д. Плавинский, В. Немухин, О. Рабин, Н. Вечтомов, А. Харитонов, В. Калинин). Впоследствии Горком художников-графиков был реорганизован в Творческий союз художников России (ТСХР). Бессменным правопреемником и руководителем всех этих общественных организаций являлся Эдуард Дробицкий.

Художникам была выделена часть подвала в доме на Малой Грузинской 28, которая служила им и офисом и выставочным залом. Живописцы начали готовиться к своей первой серьёзной выставке — смотру новой Секции живописи. Она с успехом прошла с декабря 1977 по февраль 1978 года.

Особенно выделялись творческие группы «20 московских художников», «Мир Живописи», группа «21 московский художник», «Мост», «18 московских художников», «Российские мотивы».

Газета «Интернешнл Геральд Трибьюн» от апреля 1986 г. напишет: «Десятки тысяч москвичей приходят посмотреть произведения художников, представителей андерграунда в Москве на Малой Грузинской 28».

«Горком профсоюзов на Малых Грузинах» (народное название) являлся, по своей сути, первым своеобразным «островком творческой свободы» в Москве 70-80 годов.

Выставочная деятельность: живопись, графика

В залах проходили ежегодные выставки групп: «20 московских художников», «Мир Живописи», группа «21 московский художник», «Мост», «17 московских художников» и «18 московских художников», а также персональные выставки членов Горкома.

Выставочный зал каждый год проводил весенние и осенние выставки живописи и ежегодную выставку фотографии, пройдя выставком в выставках мог принять любой желающий артист.

В залах Горкома выставлялись художники — Илья Кабаков, Владислав Провоторов, Виктор Пивоваров, Михаил Шварцман, Эдуард Штейнберг, Семен Файбисович, Борис Бич, Валерий Пьянов, Виктор Казарин, Анатолий Кретов-Даждь,Кособоков Виктор Михайлович, Гельман, Михаил Арадьевич, Владимир Полуэктов и многие-многие другие.

Выставочная деятельность: фотография

В персональных и ежегодных фото-выставках принимали участие советские «неофициальные» фотографы: Гарик Пинхасов, Борис Смелов, Франсиско Инфантэ, Александр Лапин, Александр Слюсарев, Эдуард Гладков, Владимир Сычёв и другие.

В фото-выставках участвуют и признанные мастера фотографии из Литвы, Латвии и других городов и республик Советского союза, для них это единственный шанс показать свои фото-работы столичной критике и публике.

В фото-выставках участвуют члены горкома, а также проходит открытый(конкурсный) прием работ от любителей фотографии. Все фото-выставки за день до вернисажа обязательно литуются.

Выставочная деятельность: музыка

На выставках «20» с 1979 по 1988 год бессменно звучала музыка композитора Михаила Чекалина, который являлся полноправным участником выставок. Это был уникальный прецедент по созданию музыкальной среды — психоделического амбиента в художественном выставочном пространстве. «Музыка Чекалина в те годы была такой же оппозицией к классической консерваторской музыке, как и живопись художников Малой Грузинской к официальному искусству. Подход к музыкальному сочинению как к полотну: полистилистическому, разнофактурному эклектическому целому, элитарному и массовому одновременно, во многом был тождественен пониманию живописи. <…> Михаил Чекалин в те годы был единственным композитором, так плотно работавшим с художниками. <…> Новаторским на выставках „20“ было соединение в выставочном пространстве живописи и музыки. Их совместные экспозиции стали первыми в практике отечественного искусства второй половины ХХ века выставками, где рядом с живописью зазвучала музыка <…> На зрителя, входящего в подвальные помещения выставочного зала, буквально обрушивалось насыщенное живописью и музыкой пространство, преображенное не экспозиционной концепцией, не архитектурой помещения, а плотной и эклектичной развеской картин и музыкой. Для убедительности впечатления, которое это пространство могло производить на зрителя, нужно представить, какой однообразной и серой была среда, окружающая человека брежневской эпохи в его повседневной жизни»[1]).

Издания

Пресса

  • текст: Т.Ночич. «КТО ОНИ, НЕКОНФОРМИСТЫ?». «Старт» № 417 12.01.1985 [snegur-art.ru/literature/start.html]
  • текст: Михаил Боде. «Отстойник искусства времен застоя». «Редакция ежедневной ГАЗЕТЫ»[www.gzt.ru/print/189168.html]
  • текст: Милена Орлова «Лицо Малой Грузинки». Газета «Коммерсантъ» № 172 (3748) от 21.09.2007 [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=806677&NodesID=8]
  • текст: Виктор Грицюк. «Как всё начиналось»[wildrussia.livejournal.com/140517.html]

Напишите отзыв о статье "Московский горком художников-графиков"

Примечания

  1. [www.ncca.ru/mediaitem?filial=2&itemid=4385&listpage=3 А. Флорковская «Малая Грузинская, 28. Живописная секция объединенного комитета художников-графиков 1976—1988»] // Издательство «Памятники исторической мысли», 2009

Ссылки

  • От разРАЗДАВЛЕННОГО АВАНГАРДА ДО РАССТРЕЛЯННОГО ПЕЙЗАЖА [www.m-mos.ru/2008/01/34.htm От раздавленного авангарда до расстрелянного пейзажа]
  • [www.daev-33.ru/2008/07/18/gorkom-grafikov.html Горком графиков на Малой Грузинской, 28]

Отрывок, характеризующий Московский горком художников-графиков

– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.