Московский историко-архивный институт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Московский государственный историко-архивный институт (МГИАИ) занимал исторические здания бывшего Печатного двора на Никольской улице в Китай-городе. В 1991 году на его базе был создан Российский государственный гуманитарный университет[1].





Истоки

Институт архивоведения был создан 30 сентября 1930 года постановлением ЦИК и СНК СССР «Об открытии при Центральном архивном управлении Союза ССР Института архивоведения и о передаче Кабинета архивоведения при Центральном архивном управлении РСФСР в ведение Архивного управления Союза ССР» по ходатайству всемогущего в то время историка М. Н. Покровского[2].

Институт создавался с опорой на Московский и Петербургский археологические институты[3]. Занятия начались 1 апреля 1931 года в учебных аудиториях, находившихся в здании Центрального архивного управления СССР (ул. 25 Октября, д. 15)[1][2]. Директором Института архивоведения с 18 января 1931 года был назначен Р. К. Лицит[2]. В 1932 году институт был переименован в Историко-архивный институт[2].

В составе РГГУ

Пришедшие на работу в МГИАИ выпускники МГУ — такие, как Николай Ерошкин и Сигурд Шмидт — основали свои научные школы, оказавшие заметное влияние на развитие советской исторической науки. Основной костяк профессуры продолжил преподавать в институте и после организации РГГУ, когда историко-архивный институт влился в его структуру. В 1992—1996 гг. институт возглавлял его выпускник, профессор, доктор исторических наук Евгений Старостин.

Директора и ректоры МГИАИ

Известные выпускники

Напишите отзыв о статье "Московский историко-архивный институт"

Примечания

  1. 1 2 Московский государственный историко-архивный институт РГГУ отмечает своё 80-летие // Полит.ру. [www.polit.ru/science/2010/09/28/80let_mgiai_rggu_print.html Наука. 28 сентября 2010]. —  (Проверено 28 сентября 2010).
  2. 1 2 3 4 Хорхордина Т. И. История института // [iai.rsuh.ru/section.html?id=5446 Сайт Историко-архивного института]. —  (Проверено 28 сентября 2010).
  3. [www.rusarchives.ru/publication/mgiai.shtml Из воспоминаний выпускников и преподавателей ИАИ. Конец 1940-х - 1960-е гг. - Журнал 'Отечественные архивы' - Издания и публикации - Портал 'Архивы России']

Литература

  • Российский государственный гуманитарный университет. Историко-архивный институт: 70 лет / Текст Т. И. Хорхординой. — М.: РГГУ, 2001. — 34, [1] с.: ил.

Отрывок, характеризующий Московский историко-архивный институт

– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…