Шалом (театр)
| Московский еврейский театр «Шалом» | |
| Прежние названия |
Московский еврейский драматический театр—студия |
|---|---|
| Основан |
1986 |
| Здание театра | |
| Местоположение |
Москва, Ленинградский проспект, дом 71. |
| Руководство | |
| Художественный руководитель | |
| Ссылки | |
|
[www.shalom-theatre.ru/ lom-theatre.ru] | |
Московский еврейский театр «Шалом» — еврейский театр для всех национальностей, основан в 1988 году. Единственный в России театр, полностью посвященный еврейской культуре и традициям. Имеет большую историю, которая уходит своими корнями в послевоенные годы, когда после убийства народного артиста СССР Соломона Михоэлса были закрыты все еврейские театры и главный - Государственный Еврейский театр, художественным руководителем которого он являлся. Позже, в 60-е годы, с трудом было получено разрешение создать Еврейский драматический ансамбль, появившийся главным образом для видимости и просуществовавший вплоть до 1988 года, когда был открыт Московский еврейский театр «Шалом». [shalom-theatre.ru/about/]
Содержание
История
Московский еврейский драматический ансамбль
В 1962 году при Москонцерте был создан Московский еврейский драматический ансамбль (МЕДА). В первом составе ансамбля были трое актёров закрытого в 1949 Московского государственного еврейского театра: Биньомин (Вениамин) Шварцер, Соня Биник и А. Коган[1], а также Лея Колина, Зиновий Шульман, С. Лещинская. Художественным руководителем ансамбля стал Биньомин Шварцер. В 1973 году был поставлен спектакль "Заколдованный портной" по повести Шалом Алейхема (художник Григорий Перкель, композитор Евгений Рохлин). Спектакль высоко оценило театральное общество, «Заколдованный портной» входил в репертуар МЕДА в течение восьми лет.
Создание театра
Летом 1986 МЕДА был преобразован в Московский еврейский драматический театр-студию и впервые после ликвидации еврейских культурных институтов получил постоянное помещение. Раньше это помещение в здании на Варшавском шоссе занимал кинотеатр «Луч».[2] На тот момент руководителем актёрского коллектива был Яков Губенко (назначен в 1980 как руководитель МЕДА).
В конце 1987 года художественным руководителем театра стал Александр Левенбук. Театру было присвоено новое название: Московский еврейский театр «Шалом». Тогда же русский язык окончательно стал главным языком на сцене, а инструментальный ансамбль вышел из состава театра.
Еврейский театр сегодня
8 апреля 2013 года Московский еврейский театр "Шалом" [www.vmdaily.ru/news/2013/04/08/teatru-shalom-25-let-190995.html торжественно отпраздновал своё 25-летие] на сцене Театра Эстрады. Юбилейный для еврейского театра год ознаменовался новой постановкой - [www.m24.ru/articles/19951 мюзиклом "Адам и Ева"] на музыку композитора Игоря Демарина.
26-й сезон театра открылся сразу на двух площадках в связи с запланированным ремонтом его помещений в здании на Варшавском шоссе. Запасной площадкой стал учебный театр РАТИ-ГИТИС в Большом Гнездниковском переулке, где «Шалом» в период ремонта начал давать спектакли по воскресеньям.[3]
Актеры
- Голуб, Марина Григорьевна (в 1987—2002)
- Горина, Елена Евгеньевна (с 2007)
- Гудочкин, Дмитрий Викторович (с 2007)
- Лещенко, Константин Владимирович (с 2007)
- Монахова, Татьяна Викторовна (с 2007)
- Гейхман, Марк Шолымович (до 2011)
Спектакли
- «Поезд за счастьем» (по пьесе Аркадия Хайта);
Текущий репертуар
- «Размороженный» (по пьесе Давида Кона «Мой дедушка моложе меня», режиссёр — Михаил Церишенко);
- «Мадам Роза» (по пьесе Николая Коляды, основанной на романе Эмиля Ажара «Вся жизнь впереди»);
- «Фаршированная рыба с гарниром» (концерт еврейской песни, танца и анекдота, ведущий — Александр Левенбук);
- «Весёлое число 13» (современная сатира в еврейском стиле, автор — Анатолий Трушкин);
- «Пол-Нью-Йорка мне теперь родня» (мюзикл по рассказам Давида Фридмана, Борис Рацер—Владимир Шаинский);
- «Любовь с препятствиями» (по пьесе Анатолия Трушкина, режиссёр — Михаил Церишенко);
- «Блуждающие звёзды» (мюзикл по роману Шолом-Алейхема);
- «Что ты в ней нашёл?» (по роману «Шоша» (1978) Исаака Башевис-Зингера);
- «Моя кошерная леди» (музыкальная комедия, Аркадий Хайт—Владимир Шаинский). В главной роли — Виктория Тарасова.
Детские спектакли
- «А третий пингвин в чемодане...» (увлекательное приключение весёлых пингвинов по пьесе «У ковчега в восемь» Ульриха Хуба);
- «Кот Леопольд» (мюзикл для детей);
- «Ну, Волк, погоди!» (спортивная музыкальная сказка, Аркадий Хайт, Александр Курляндский);
- «Операция "Трали-Вали", или заговор Шапокляк» (музыкальная сказка, Аркадий Хайт, Александр Левенбук).
Прочее
- «О Любви на разных языках» (сольный концерт Михаила Евтюхова);
- «Невыносимая любовь к людям» (стихи поэтов ХХ века). Поэтическая программа Заслуженного артиста России, ведущего актёра театра Романа Виктюка Дмитрия Бозина.
Адрес
- 117556, Москва, Варшавское шоссе, дом 71, корп. 1.
Напишите отзыв о статье "Шалом (театр)"
Примечания
Ссылки
- [www.shalom-theatre.ru/ Официальный сайт]
Отрывок, характеризующий Шалом (театр)
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.
Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
