Московский международный кинофестиваль 1971
Поделись знанием:
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
VII Московский международный кинофестиваль проходил с 20 июля по 3 августа 1971 года.
Жюри
Председатель жюри:
- Григорий Козинцев, режиссёр (СССР)
Члены жюри:
- Чингиз Айтматов — писатель (СССР)
- Полен Вьейра — peжиссёp, продюсер и кинокритик (Сенегал)
- Сергей Герасимов — peжиссёp (СССР)
- Эрвин Гешоннек — актёр (ГДР)
- Карел Земан — peжиссёp (ЧССР)
- Джулиано Монтальдо — peжиссёp (Италия)
- Джеймс Олдридж — писатель (Великобритания)
- Галсанийн Ринчэнсамбу — кинокритик (МНР)
- Армандо Роблес Годой — peжиссёp (Перу)
- Беата Тышкевич — актриса (ПНР)
- Юсеф Шахин — peжиссёp (ОАР)
Фильмы-участники
- «Аксели и Элина» — Akseli ja Elina (Финляндия, peжиссёp Эдвин Лайне)
- «Белая птица с чёрной отметиной» — (СССР, peжиссёp Юрий Ильенко)
- «Березняк» — Brzezina (ПНР, peжиссёp Анджей Вайда)
- «В семье» — Eм familia (Бразилия, peжиссёp Паулу Порту)
- «Генералы песчаных карьеров» — The sandpits generals (США, peжиссёp Холл Бартлет)
- «Гойя, или Тяжкий путь познания» — Goya, oder der arge weg zur erkenntnis (ГДР — СССР — НРБ — СФРЮ, peжиссёp Конрад Вольф)
- «Гуэмес» — Гуэмес — земля вооружённая Guemes — la tierra en armas (Аргентина, peжиссёp Леопольдо Торре Нильсон)
- «Девушка Нюн» — Chị Nhung (ДРВ, peжиссёры Нгуен Дык Хинь, Данг Нят Минь)
- «Дни воды» — Los dias del agua (Куба, peжиссёp Мануэль Октавио Гомес)
- «Зять» — Хургэн хуу (МНР, peжиссёp Дэжидийн Жигжид)
- «Испанки в Париже» — Espanolas en Paris (Испания, peжиссёp Роберто Бодегас)
- «Ключ» — Klic (ЧССР, peжиссёp Владимир Чех)
- «Кромвель» — Cromwell (Великобритания, peжиссёp Кен Хьюз)
- «Матиас Кнайсль» — Mathias Kneissl (ФРГ, peжиссёp Райнхард Хауф)
- «Михай Храбрый» — Mihai Viteazul (СРР-Франиия-Италия, peжиссёp Серджиу Николаеску)
- «Мой дядя Антуан» — Mon oncle Antoine (Канада, peжиссёp Клод Жютра)
- «Нож» — (Сирия, peжиссёp Халед Хаммада)
- «Опиум и дубинка» — L’opium et le baton (Алжир, peжиссёp Ахмед Рашди)
- «Поездка во гневе» — Гневно пътуване (НРБ, peжиссёp Никола Корабов)
- «Признание комиссара полиции прокурору республики» — Confessione di un commissario di polizia al procuratore della repubblica (Италии, peжиссёp Дамиано Дамиани)
- «Сагина Махато» — (Индия, peжиссёp Тапан Синха)
- «Салют, Мария!» — (СССР, peжиссёp Иосиф Хейфиц)
- «Сегодня жить, умереть завтра» — Обнажённые девятнадцатилетние (Япония, peжиссёp Канэто Синдо)
- «Семья Тоот» — Добро пожаловать, господин майор / Isten hoszta, ornagy ur (ВНР, peжиссёp Золтан Фабри)
- «Убийцы именем порядка» — Преступление во имя порядка Les assassins de l’ordre (Франция-Италия, peжиссёp Марсель Карне)
- «Феллахи» — Пламя гор Феллагас (Тунис-НРБ, peжиссёp Омар Хлифи)
- «Черноё семя» — Crno seme (СФРЮ, peжиссёp Кирил Ценевски)
- «Чудак» — Агхайе халлу (Иран, peжиссёp Дарьюш Мехрджуи)
- «Эмитаи» — Emitai (Сенегал, peжиссёp Усман Сембен)
Награды
- Золотые призы
- «Признание комиссара полиции прокурору республики» / Сonfessione di un commissario di polizia al procuratore della repubblica (Италия, реж. Дамиано Дамиани)
- «Обнажённые девятнадцатилетние» / «Сегодня жить, умереть завтра» / хадака-но дзюкюсай (Япония, реж. Канэто Синдо)
- «Белая птица с чёрной отметиной» (СССР, реж. Юрий Ильенко)
- Серебряные призы
- «Эмитай» / Emitai (Сенегал, реж. Усман Сембен)
- «Ключ» / Klic (ЧССР, реж. Владимир Чех)
- «В семье» / Eм familia (Бразилия, реж. Паулу Порту)
- За лучшее исполнение роли
- Актёр Даниэль Ольбрыхский («Березняк»/ Brzezina, ПНР)
- Актриса Ада Роговцева («Салют, Мария!», СССР)
- За исполнение роли
- Актёр Ричард Харрис («Кромвель»/ Cromwell, Великобритания)
- Актриса Идалия Анреус («Дни воды»/ Los dias del agua, Куба)
- Почётный диплом
- Коллектив актёров («Зять» / «Хургэн хуу», МНР)
- Юная исполнительница Ким Зунг («Девушка Нюн» / «Chị Nhung», ДРВ)
- Специальная золотая премия
За режиссуру — Анджей Вайда («Березняк» / Brzezina, Польша)
- Специальные премии
- «Гойя, или Тяжкий путь познания» / Goya oder der arge weg zur erkenntnis (ГДР-СССР-НРБ-СФРЮ, реж. Конрад Вольф)
- «Дни воды» / Los dias del agua (Куба, реж. Мануэль Октавио Гомес)
- Премия ФИПРЕССИ
- «Дни воды» / Los dias del agua (Куба, реж. Мануэль Октавио Гомес)
- Особое упоминание
- Внеконкурсный фильм «Маленький большой человек» / Little big man (США, реж. Артур Пенн)
- Советская кинопрограмма «Образ современника на экране»
Документальные фильмы
На сайте ММКФ информация по секции документальных фильмов не приводится, поэтому данные взяты из других открытых источников и могут быть неполными.
- «Стальная стена Виньлинь» (Стальная крепость Виньлинь) / Lũy thép Vĩnh Linh (Северный Вьетнам реж. Нгок Куинь)[3]
Напишите отзыв о статье "Московский международный кинофестиваль 1971"
Примечания
- ↑ [istoriya-kino.ru/kinematograf/item/f00/s02/e0002088/index.shtml НГОК КУИНЬ [Ngoc Quynh]]
- ↑ [giaitri.vnexpress.net/tin-tuc/phim/sau-man-anh/dao-dien-luy-thep-vinh-linh-qua-doi-1909634.html Đạo diễn 'Lũy thép Vĩnh Linh' qua đời - VnExpress Giải Trí]
- ↑ [persons-info.com/persons/NGOK_KUIN Нгок Куинь | Ббд Личности]
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Московский международный кинофестиваль 1971
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
