Театр Корша

Для термина «Корш» см. также другие значения.

Русский драматический театр Театр Корша
Здание театра Корша
Основан	1882
Руководство
Художественный руководитель	Фёдор Адамович Корш
Театр Корша на Викискладе

К:Театры, основанные в 1882 году

Русский драматический театр Корша — московский театр, существовавший в 1882—1933 годах. Ныне его здание занимает Театр наций.

История

Годом основания театра считается 1882, когда Фёдору Адамовичу Коршу предложили возглавить разорившийся Пушкинский театр, которым руководила актриса Малого театра А. А. Бренко. Вместе с актёрами М. И. Писаревым и В. Н. Андреевым-Бурлаком Корш создал Русский драматический театр, а в 1883 году стал его единоличным хозяином.

Сначала театр располагался в здании Камергерского переулка (сейчас здание МХТ). В 1885 году Корш получил здание в псевдорусском стиле, выстроенное по проекту архитектора Михаила Николаевича Чичагова на земельном участке, принадлежавшем Бахрушиным — в Богословском (ныне Петровском) переулке; А. А. Бахрушин был одним из тех, кто оказал помощь Коршу, выделив 50 тысяч рублей на строительство театра.

Театр открылся 30 августа 1885 года постановкой отрывков из «Горя от ума», «Ревизора» и «Доходного места».

На следующий год, в 1886-м состоялась полная постановка «Горя от ума»: художник А. С. Янов оформил спектакль по модным журналам 1820-х гг. XIX столетия (до этого играли в современных времени постановки костюмах); Фамусов — В. Н. Давыдов, Софья — попеременно Рыбчинская и А. А. Яблочкина, Лиза — Мартынова, Молчалин — Шувалов, Чацкий — Солонин, Н. П. Рощин-Инсаров, Скалозуб — И. П. Киселевский, Загорецкий — Светлов, Репетилов — Градов-Соколов. Этой постановке посвящена аналитическая и весьма ироничная статья С. В. Флерова в газете «Московские ведомости», 1886, 27 октября. ([feb-web.ru/feb/griboed/critics/te/48_te.htm Читать статью.])

Особенностью нового театра были оборудованная по последнему слову техники сцена, зрительный зал, гримёрки и фойе, освещённые электричеством. Ведущая актриса театра Александра Яковлевна Глама-Мещерская писала:

«Это тогда было новостью необыкновенной, и даже в Большом и Малом театрах ещё пользовались газом; правда, новое освещение было далеко не совершенно. Лампочки давали свет желтоватый и горели ненадёжно… Тем не менее впечатление новое освещение производило огромное».

Огромное впечатление производили и технические нововведения Корша:

«Большим газетным шумом сопровождалась одна из коршевских премьер, когда была показана новая комедия Lolo „Вечный праздник“. Успех этот объяснялся не особыми достоинствами пьесы, а одним необычным для того времени постановочным эффектом: декорация 2-го акта представляла собой разрез вагона, мчащегося в составе курортного поезда в Кисловодск. Под вагоном вращались колёса, за окнами пролетали телеграфные столбы и проходила движущаяся панорама. При подходе к станции панорама и колёса замедляли движение, в окна вплывали станционные постройки и перроны с пассажирами и усатыми жандармами. Звуковое оформление довершало иллюзию».

Корш считал своей задачей создание «театра комедии с драматическим или комическим оттенком», поэтому в репертуаре нового театра преобладали лёгкие комедии, фарсы с любовной интригой: «В царстве скуки» Э. Пальерона, «Денежные тузы» А. Ф. Крюковского, «Опасное поручение» Н. Н. Николаева, пьесы Д. А. Мансфельда, Н. И. Мясницкого, С. Ф. Разсохина. Появилось понятие «коршевская пьеса» — драматургия с штампованными конфликтами и персонажами, строящаяся по принципу «больше забавного и смешного».

Однако именно «грубейший фарс Мясницкого и пошловатые пьески Мансфельда» помогли театру привлечь публику и обрести финансовую стабильность, так что Корш мог позволить себе постановки серьёзной драматургии. В театре играют пьесы русских и иностранных классиков и современных драматургов: «Нора» и «Доктор Штокман» Г. Ибсена, пьесы Г. Зудермана, Э. Ростана. Именно Корш впервые в Москве ставит «Власть тьмы» Толстого и открывает Чехова-драматурга: в 1887 году Н. Н. Соловцов поставил пьесу «Иванов», написанную по заказу Корша. Позднее на сцене Театра Корша были поставлены чеховские водевили «Медведь» (1888) и «Свадьба» (1902).

Стремясь расширить зрительскую аудиторию, Корш придумывает «утренники» — утренние спектакли, в которых играли те же актёры, что и в вечерних, но за значительно меньшие деньги. Это позволило привлечь в театр новую публику: студентов и учащихся, мелких чиновников и служащих. Артист Иван Москвин вспоминал, что в молодости был «отравлен» театром благодаря Коршу, который «за 20 копеек давал возможность посмотреть первоклассную труппу во главе с В. Н. Давыдовым».

Каждую пятницу в Театре Корша представляли новую постановку, зачастую сырую, недоработанную (на каждую отводилось 3-4 репетиции), однако неизменно привлекающую публику. Неудачные постановки сразу снимались с репертуара, зато имевшие успех — «Чары любви» Е. Карпова, «Летние грёзы» В. Крылова — шли годами.

В начале 1890-х в репертуаре театра появляются переводные современные пьесы, новинки европейской драмы: «Тётка Чарлея» и «Мадам Сен-Жен» В. Сарду и Э. Моро, «Раб наживы» О. Мирбо, «Контролёр спальных вагонов» А. Биссона. Корш с ассистентами посещал модные премьеры в театрах Европы, стенографировал и затем переводил текст спектакля — и бывало, что европейская пьеса ставилась в России, ещё не будучи опубликованной на родине.

Появление в 1898 году МХТ пошатнуло позиции Театра Корша: серьёзные пьесы публика предпочла смотреть у Станиславского.

В 1900 году Корш пригласил в театр режиссёра Н. Н. Синельникова, который привёл в труппу Коршевского театра Л. М. Леонидова, А. А. Остужева, М. М. Блюменталь-Тамарину, Н. М. Радина и др., поставил спектакли «Сирано де Бержерак» Э.Ростана (1900), «Буря» Шекспира (1901), «Дети Ванюшина» С. А. Найдёнова (1901), «Каменотёсы» Зудермана (1905), «Лес» А. Н. Островского (1907), «Коварство и любовь» Фр. Шиллера (1907), «Веер леди Уиндермир» О.Уайлда (1907), «Пробуждение весны» Ф.Ведекинда (1907) и другие весьма удачные постановки, например, его «Дети Ванюшина» (1901) заслужили одобрение К. С. Станиславского. Однако былой славы театр себе вернуть не смог.

После Корша

В 1917 году театр был преобразован в Товарищество артистов, а в 1918 году его выкупил М. М. Шлуглейт.

С 1920 года Театр Корша назывался «3-й театр РСФСР. Комедия», с 1925-го входил в число государственных театров Моссовета под названием «Комедия (бывший Корш)», позднее Московский драматический театр.

В 1933 году театр был закрыт, в его здании разместился филиал МХАТа, в который перешла и часть коршевской труппы. Из письма Николая Радина Синельникову (5 февраля 1933 года): «31 января 1932 года был последний спектакль в театре Корш. Бесславно кончил он своё 55-летнее существование: люди, ликвидировавшие его, не посчитались ни с чем… ни с прошлым, в котором было много значительного, ни с самолюбием работавших там актёров, ни даже с почтенной юбилейной датой. Приказом НарКомПроса художественный состав распределён между московскими театрами, здание передано со всем инвентарём МХАТу. МХАТ взял Попову, Кторова и Петкера».

Был репрессирован режиссёр Коршевского театра Карпов.

В настоящее время здание бывшего Театра Корша принадлежит Государственному театру наций, который в своей деятельности пытается следовать традициям своего предшественника. В 2002 году в честь 120-летия Театра Корша и 150-летия со дня рождения Ф. А. Корша в Театре наций прошли «Коршевские чтения» под названием «Театр XXI века между стационаром и антрепризой».

Историк театра Т. Шах-Азизова:

«История коршевского театра, одного из ранних и самых стойких русских частных театров, богата и поучительна, особенно в наше время, когда этот тип театра, перемахнув полувековую полосу запрета и забвения, пытается возродиться».

Репертуар

Первый спектакль, поставленный в Театре Корша, — «Ревизор» Гоголя.

В репертуар театра входили:

• 1882 — «Лес» А. Н. Островского
• 1883, 1888, 1912 — «Маскарад» М. Ю. Лермонтова
• 1886, 1888, 1911 — «Горе от ума» А. С. Грибоедова
• 1887 — «Иванов» А. П. Чехова
• 1887 — «Отжитое время» («Дело») А. В. Сухово-Кобылина
• 1888 — «Тартюф» Мольера
• 1889, 1909 — «Гроза» А. Н. Островского
• 1891 — «Нора» Г. Ибсена
• 1893 — «Горькая судьбина» А. Ф. Писемского
• 1895 — «Гамлет» У. Шекспира
• 1901 — «Дети Ванюшина» С. А. Найдёнова
• «Разбойники» Ф. Шиллера
• 1909 — «Дни нашей жизни» Л. Н. Андреева

и др.

Труппа

Актёры

Устойчивой труппы театр не имел, однако славился сильным актёрским составом. На его сцене в разное время играли:

Азагарова, Анна Яковлевна В. Н. Андреев-Бурлак, М. М. Блюменталь-Тамарина, М. П. Болдуман Б. С. Борисов, В. В. Галл-Савальский, А. Я. Глама-Мещерская, О. А. Голубева (в 1899—1904-х гг.) Б. А. Горин-Горяинов, Е. М. Грановская, В. Н. Давыдов А. В. Дарьял И. П. Киселевский М. М. Климов М. Т. Иванов-Козельский Н. Ф. Костромской (1917) Н. И. Комаровская Б. Э. Кошева М. В. Крестовская В. А. Кригер

Н. Н. Кручинин (наст. фам. Хлебников; в 1914—1917-х гг.) А. П. Кторов, П. Д. Ленский Л. М. Леонидов, С. С. Лидин, Л. К. Людвигов (Маевский) Г. И. Мартынова, С. Б. Межинский Нил Мерянский И. М. Москвин, С. Н. Надеждин П. Н. Орленев, А. А. Остужев, И. Р. Пельтцер Б. Я. Петкер А. П. Петровский, М. И. Писарев, М. А. Потоцкая, Н. М. Радин, Н. П. Рощин-Инсаров

Н. Д. Рыбчинская Н. В. Рыкалова Л. Д. Рындина П. В. Самойлов, Н. А. Самойлов-Мичурин, Н. В. Светлов (наст. фамилия Потёмкин), П. М. Свободин, Л. В. Селиванова Н. И. Слонова (Козлянинова) (в 1913—1917-х гг.) Н. А. Смирнова, Н. Н. Соловцов П. Ф. Солонин, В. О. Топорков, А. И. Чарин, Е. М. Шатрова И. М. Шувалов, А. А. Яблочкина, Л. Б. Яворская, А. М. и К. Н. Яковлевы

Режиссёры

• А. А. Яблочкин (1883—1884)
• Н. Н. Арский (1184—1885)
• М. В. Аграмов (1885—1887 и 1889—1891)
• Н. Н. Соловцов (1887—1889)
• Н. Н. Синельников (1900—1909)
• А. Л. Загаров (1910—1911)
• Н. Д. Красов (1911—1912)
• А. Л. Зиновьев (1912—1913)
• В. К. Татищев (1914—1917)

Литература

• Корш Ф. А. [dlib.rsl.ru/viewer/01003631209#?page=1 Краткий очерк десятилетней деятельности русского драматического театра Корша в Москве]. — М.: типо-лит. т-ва И.Н. Кушнерёв и К°, 1892. — 50 с.
• Вульф П. В старом и новом театре. Воспоминания. — М., 1962.
• Дубнова Е. Русская художественная культура в конце XIX — начале XX вв. (1908—1917). кн. 3: Зрелища и искусства. Музыка. Часть: Частные театры Москвы и Петербурга. — М., 1977.
• Павлова Т. Антреприза Фёдора Корша. — М.: Московский наблюдатель № 7-8, 1992.
• Павлова Т. Вопросы театра. Часть: Давыдовские сезоны у Корша. — М.: Московский наблюдатель № 7-8, 1972.
• Шестакова Н. А. Проезд Художественного театра, 3. — М., 1989.
• Юрьев Ю. Записки. — Л.- М., 1941.

Ссылки

• [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/teatr_i_kino/MOSKOVSKI_CHASTNI_TEATR_FAKORSHA.html Энциклопедия «Кругосвет» о Театре Корша]
• [www.petrovk.ru/korsh/ Театр Корша]
• [www.kino-teatr.ru/teatr/31/ Театръ Корша (Русский драматический театр)]
• Спектакль «[dlib.rsl.ru/viewer/01005311611#?page=108 Горе от ума]», Театр Корша, 1886 г.

Отрывок, характеризующий Театр Корша

– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.