Мосолов, Василий Петрович

Василий Петрович Мосолов
Дата рождения:	13 (25) августа 1888(1888-08-25)
Место рождения:	Село Мари-Турек Уржумского уезда
Дата смерти:	10 февраля 1951(1951-02-10) (62 года)
Место смерти:	Москва
Страна:	Российская империя Российская империя,
Научная сфера:	агроном, растениевод,
Учёная степень:	доктор сельскохозяйственных наук
Учёное звание:	академик ВАСХНИЛ
Альма-матер:	Московская сельскохозяйственная академия имени К. А. Тимирязева
Награды и премии:

Васи́лий Петро́вич Мосоло́в (13 [25] августа 1888 (по другим данным, 12 [24] сентября 1888), село Мари-Турек, Уржумского района — 10 февраля 1951, Москва) — учёный в области растениеводства и земледелия, доктор сельскохозяйственных наук (1935), профессор (1925), академик ВАСХНИЛ (1935), вице-президент ВАСХНИЛ (1939—1951), первый академик из мари. Лауреат Государственной премии СССР (1943, 1951).

Биография

Василий Мосолов родился 25 августа (по другим данным, 24 сентября) 1888 года в селе Мари-Турек (Уржумский уезд) Вятской губернии (ныне — Мари-Турекский район Республики Марий Эл) в многодетной семье марийского крестьянина.

С детства познал все тяготы жизни. Обучение в низшей сельскохозяйственной школе было платным, и юному Василию пришлось самому зарабатывать необходимые средства. За проживание в общежитии нужно было внести 20 пудов овса, но денег на такое количество зерна у учащегося не было, поэтому ему приходилось жить на мельнице, отрабатывая батрачеством у хозяина. Несмотря на нужду и трудности, юноша окончил низшую сельскохозяйственную школу с отличием. Много занимался самостоятельно, читал книги, сдал экстерном экзамены на должность учителя начальных классов. Работы в родных краях по-прежнему не было, и молодой человек уехал в село Масловку Казанской губернии. Семь лет он проработал заведующим сельскохозяйственным классом и подсобным хозяйством в земском училище. C января 1914 по март 1917 года Василий Мосолов преподает общее и частное земледелие в ремесленной школе Лаишево.

После Февральской революции он в Казани: работал помощником управляющего учебной фермой. В конце 1918-го экстерном сдал экзамены на агронома средней квалификации и уехал в марийское село Сернур. Там он на собственном опыте убедился в огромном значении агрономической науки для крестьян. Поэтому на следующий год Василий поступил на агрономический факультет Казанского политехнического института. В 1907—1917 гг. работал агрономом и учителем. Окончил Казанское сельскохозяйственное училище (1918). В 1919—1921 гг. работал в губернском земледельческом управлении. В 1922 г. окончил Московскую сельскохозяйственную академию им. К. А. Тимирязева. Окончив её в 34 года, Мосолов уже был автором нескольких научных статей, прославивших его как ученого. В 1924—1951 гг. работал на кафедре общего земледелия Казанского сельскохозяйственного института (с 1925 г. — профессор). Член КПСС с 1932 года. С 1938 года работал в ВАСХНИЛ,.

Похоронен на Ваганьковском кладбище.

Научная деятельность

Основные научные работы посвящены вопросам травосеяния, агротехники полевых культур, земледелия. Изучал биологию многолетних трав, показал их роль в повышении продуктивности растениеводства.

В. П. Мосолов считается одним из основателей Казанской агрономической школы. Научные исследования посвящены изучению водно-воздушного и питательного режимов почв, приемов борьбы с эрозией почв; разработке агротехники зерновых пропашных культур и многолетних трав, методов семеноводства клевера и люцерны; роли предшественников, обработки почвы, удобрений, значения борьбы с сорняками в повышении урожайности полевых культур; вопросам земледелия в зависимости от рельефа местности. Опубликовано около 200 научных трудов в том числе 44 книги и брошюры, из них 16 монографий. Ряд трудов переведен на иностранные языки и издан за рубежом.

Научные труды:

• Краткий курс общего земледелия. — Казань: Татгосиздат, 1936. — 248 с.
• Агротехника в борьбе с гибелью озимых культур. — 2- изд. — Казань: Татгосиздат, 1938. — 216 с.
• Агротехнические основы севооборотов. — М.: Сельхозгиз, 1940. — 175 с.
• Агротехника. — 3-е изд. — М.: Сельхозгиз, 1952. — 511 с.
• Сочинения: В 5-ти т. — М.: Сельхозгиз, 1952—1955. — Т. 1—5.

Память

• Улица в Йошкар-Оле.
• Улица в Мари-Туреке.
• Мемориальная доска на фасаде здания Казанской государственной сельскохозяйственной академии.
• Ежегодная премия имени Василия Мосолова Академии наук Татарстана в области сельскохозяйственных наук.
• Бюст В. П. Мосолова у входа в главный корпус Марийского государственного университета.
• Аудитория им. В. П. Мосолова в Аграрно-технологическом институте Марийского государственного университета.
• Бюст В. П Мосолова в п. Нартас, Мари-Турекского района (автор Г.Ф. Богатырёва-Кононова).

Литература

• Т. П. Бабий и др. Биологи. — Киев, Наукова думка, 1984.

Отрывок, характеризующий Мосолов, Василий Петрович

Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…