Мостовой, Александр Владимирович

Александр Мостовой
Общая информация
Полное имя	Александр Владимирович Мостовой
Прозвище	Царь, Мост
Родился	Ломоносов, Ленинградская область, РСФСР, СССР
Гражданство	СССР,  Россия/  Португалия,  Испания
Рост	179 см
Вес	78 кг
Позиция	полузащитник, нападающий
Информация о клубе
Клуб	завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
	Урожай (Останкино)
	ЦСКА (Москва)
Клубная карьера*
1986	Красная Пресня	19 (7)
1987—1991	Спартак (Москва)	106 (34)
1992—1993	Бенфика	9 (0)
1993—1994	Кан	15 (3)
1994—1996	Страсбур	61 (15)
1996—2004	Сельта	234 (56)
2005	Алавес	1 (1)
1986—2005	Итого	445 (116)
Национальная сборная**
1990—1991	СССР	13 (3)
1992	СНГ	2 (0)
1992—2004	Россия	50 (10)
2005	Россия (пляж.)	? (?)
Государственные награды
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Алекса́ндр Влади́мирович Мостово́й (род. 22 августа 1968, Ломоносов, Ленинградская область, РСФСР, СССР) — советский и российский футболист, полузащитник. В 2005 году был в составе сборной России по пляжному футболу. Выиграл «серебро» в составе команды на домашнем для неё Кубке Европы 2005 года. Один из лучших футболистов в истории сборной России.

Биография

Родился в Ленинградской области, где отец проходил срочную армейскую службу. Владимир Мостовой познакомился с ленинградкой и вскоре женился на ней. Когда Александру исполнилось 3 года, всей семьей переехали в подмосковную Лобню. Там его мама работала парикмахером, а отец играл в футбол.

Ранние шаги

Александр Мостовой считает, что страсть к футболу ему передалась от отца, который играл нападающим за подмосковную команду «Останкино». Футболом начал заниматься в школе ЦСКА, куда несколько раз в неделю добирался из Подмосковья. Тренеры сразу оценили талант юного игрока и готовы были отдать его в главную команду ЦСКА, но Юрий Морозов от него отказался. Мостового в итоге отдали в «Красную Пресню» к Олегу Романцеву, откуда он попал в «Спартак» к Константину Бескову.

Клубная карьера

Дебют в «Спартаке»

Первый матч за основную команду Александр сыграл против «Кайрата» 7 июня 1987 года, на стадионе «Динамо». Вышел на замену за пятнадцать минут до конца игры.

Сезон 1987

Первый гол за «Спартак» забил в матче Чемпионата СССР с донецким «Шахтёром», который закончился со счётом 3:0 в пользу «Спартака». В первом сезоне он отличился ещё пять раз. Это были голы: московскому «Динамо» (19 тур, счёт 1:1), минскому «Динамо» (20 тур, 2:1), ленинградскому «Зениту» (21 тур, 2:2), вильнюсскому «Жальгирису» (23 тур, 3:0), бакинскому «Нефтчи» (27 тур, 2:0). За восемнадцать проведённых игр Александр забил шесть мячей. Для новичка, семнадцатилетнего парня, это был очень хороший результат. Неслучайно по окончании сезона его признали лучшим молодым футболистом, открытием сезона. Играя за «Спартак», Мостовой жил на спартаковской базе. Соседями по номеру были вратари — сначала Ринат Дасаев, потом Станислав Черчесов. В команде освоился довольно быстро, но некоторое время был в тени Фёдора Черенкова. Как только Мостовой начал проявлять себя в «Спартаке», на уши поднялось начальство «ЦСКА», с целью вернуть футболиста назад. Руководство «Спартака» ответило отказом, на что поступила угроза забрать Мостового в армию. «Спартак» в первом же сезоне с Мостовым стал чемпионом. За победу в чемпионате игрокам в качестве премиальных выделили машины. Вернее, не сами машины, а только очереди на них. Тогда, чтобы считаться чемпионом, надо было наиграть за команду определенное количество матчей, больше половины. Мостовому досталась Волга, но так как в семье уже был автомобиль, отец Александра продал эту очередь на автомобиль грузину.

В Кубке СССР сезона 1987-88 гг. сыграл пять матчей, но ни разу не отличился.

В Кубке Федерации футбола СССР сыграл 6 матчей: в финальном матче против харьковского «Металлиста» был заменён во втором тайме. Голов не забил.

В Кубке УЕФА сезона 1987-88 гг. дебютировал в матче против дрезденского «Динамо». В том матче Александр сделал дубль. В 1/16 финала против бременского «Вердера» забивает первый гол своей команды. «Спартак» побеждает в домашней игре со счётом 4:1. Ответную встречу спартаковцы проигрывают со счётом 2:6.

Сезон 1988

Следующий, 1988 год, получился для «Спартака» гораздо более проблемным. Команда сдала позиции, в коллективе обострились трения между ветеранами и старшим тренером. Александр сыграл 27 матчей, где забил 3 гола. В 9 туре он забивает второй гол из трёх тбилисскому «Динамо». В 22 туре, в матче против одесского «Черноморца» забивает третий гол в ворота одесситов на 90-й минуте. В 24 туре он также отмечается забитым мячом. Мостовой забивает второй мяч в ворота харьковского «Металлиста». Также он зарабатывает два предупреждения: в домашних играх донецкого Шахтера (2:2) и московского Локомотива (1:1).

В Кубке СССР-88-89 сыграл 4 матча, в одном из которых отметился дублем. Это первый матч 1/16 финала дома против тернопольской «Нивы».

В Кубке Федерации футбола СССР сыграл 6 матчей. Забил гол в ворота московского «Динамо».

В Кубке европейских чемпионов сезона 1988-89 гг. Мостовой сыграл 4 матча: в 1/16 (против белфасткого «Гленторана»)и 1/8 (против румынского «Стяуа») финала, но отметился лишь одним предупреждением.

Сезон 1989

В чемпионском сезоне «Спартака» Александр сыграл одиннадцать матчей, в которых забил три гола. В первом туре москвичи встречались с футболистами вильнюсского «Жальгириса», которых обыграли со счётом 4:0. Мостовой на 90-й минуте устанавливает этот разгромный счёт в матче, забивая гол с пенальти. Следующий раз он смог отличиться в шестом туре — в матче против харьковского «Металлиста». Опять Мостовой завершает матч, забивая третий гол в ворота харьковчан. Третий раз в сезоне Александр забивает в гостевом матче против принципиального соперника москвичей — киевского «Динамо», который завершается разгромом для киевлян — 4:1. На матче присутствовало 100 тыс. зрителей.

В Кубке СССР-1989-90 сыграл два матча, в которых ничем не отметился.

В Кубке УЕФА сезона 1989-90 гг. сыграл в обоих матчах против немецкого «Кёльна», но отличиться не смог. Серию «Спартак» проиграл: в гостях — 3:1 и дома — 0:0.

Сезон 1990

В чемпионате СССР Мостовой сыграл 23 матча и забил 9 голов. В седьмом туре он сделал дубль, забив два мяча в ворота харьковского «Металлиста» (счёт 6:0). В матче 10 тура, с минскими динамовцами Александр приносит победу своей команде, забивая второй гол. Очередной гол Мостовому приносит 11 тур, где в матче с московскими торпедовцами он забивает первый гол из двух голов команды (2:0). После этого гола он ещё в трёх играх подряд будет забивать: 12 тур — второй гол в ворота «Ротора» (2:0), 13 тур — первый гол в ворота «Днепра» (2:0), 14 тур — первый гол в ворота «Черноморца» (3:1). Восьмой гол Мостовой забил в матче 19 тура ереванскому «Арарату». Последний гол он забил в 24 туре московскому ЦСКА (1:2).

В Кубке СССР 1990-91 во втором матче 1/16 финала против рижской «Даугавы» отметился хет-триком (забил на 6, 25 и 60 минутах). Также он отличился в обоих играх 1/8 финала с московскими динамовцами: 1:1 (в гостях, с пенальти) и 2:1 (дома, с игры). Итого в четырёх играх Мостовой забил 5 голов.

Еврокубковый сезон 1990-91 гг. для Мостового выдался наиболее удачным. Москвичи в Кубке европейских чемпионов дошли до полуфинала, где по сумме двух встреч уступили марсельскому «Олимпику» — 2:5 (1:3 и 1:2). В Марселе Мостовой забивает гол на 58 минуте с пенальти. А до этого были обыграны: пражская «Спарта» (2:0 и 2:0), итальянский «Наполи» с самим Марадоной (0:0 и 0:0, по пен. 5:3) и мадридский «Реал» (0:0 и 3:1). В пробитии послематчевых пенальти во втором матче с «Наполи» Мостовой подошёл к точке сразу после Марадоны и не промахнулся. В противостоянии в «Реалом» принял участие лишь в домашнем матче.

Сезон 1991

В Чемпионате СССР провёл 27 матчей, забил 13 голов. Первый гол забил в первом туре на последней минуте в ворота запорожского «Металлурга» (1:2). После двухматчевой голевой «засухи» Мостовой сумел отличиться в игре ереванского «Арарата», забивая первый мяч команды (3:2). В матче пятого тура против московского ЦСКА получил жёлтую карточку. В 13 туре, выйдя на замену во втором тайме, забивает гол на последней минуте матча против владикавказского «Спартака» и спасает команду от поражения (3:3). Своим голом Александр завершил разгром «Спартаком» ташкентского «Пахтакора» в 16 туре (4:0). Самым ранним голом, забитым им, является гол на 2 минуте в ворота владикавказских одноклубников в 17 туре (2:1). Московским армейцам Александр забивает в самом начале игры (7 минута) и гол оказывается победным (1:0). В 20 туре Мостовой отличается в матче с киевскими динамовцами, забивая первый мяч и сравнивая счёт (3:2). В Днепропетровске спартаковец отличается в матче 21 тура с местным «Днепром» на первой добавленной минуте (2:0). В ворота харьковского «Металлиста» в 23 туре Александр забил с пенальти (3:1). В 24 туре, в игре против минского «Динамо» забил второй гол и затем не реализовал пенальти (4:0). В матче 27 тура против душанбинского «Памира» Мостовой забивает второй гол команды (2:2). В 29 туре забил гол московскому «Торпедо», сравняв счёт (1:2). Последний гол забил в последнем туре на последней минуте с пенальти в ворота запорожского «Металлурга» (2:1).

В кубке СССР провёл одну игру против ашхабадского «Копетдага», в которой и отличился.

Еврокубковый сезон 1991-92 гг. для Мостового и компании получился неудачным. Москвичи в Кубке УЕФА прошли в 1/32 финала финский «Миккели» с общим счётом 5:1 (2:0 и 3:1).. В 1/16 финала наткнулись на греческий АЕК, которому по сумме двух встреч уступили — 1:2 (0:0 и 1:2).

В споре лучших бомбардиров разделил 4-6 места (с Н. Сулеймановым и Д. Радченко).

«Бенфика»

В декабре 1991 года Александр подписал контракт с лиссабонской «Бенфикой», в которой и провел два неполных сезона. Именно эти сезоны были самыми неудачными в его футбольной карьере.

Сезон 1992—1993

В чемпионате сыграл девять матчей. Не забил ни одного гола.

В Кубке Португалии сыграл три матча и забил два гола. В 1/8 финала Александр забил красивейший гол в ворота «Порту»), а в 1/4 финала поразил ворота «Аморы»).

За португальскую команду в еврокубках сыграл 3 матча, в том числе два — с венгерским «Вац-Самсунг». Во втором матче отметился предупреждением.

«Кан»

Сезон 1993-94 он провёл в «Кане». Перейти во французский клуб ему помог Пауло Барбоса. В первом же матче против «Мартига» он забил два гола и клуб одержал первую победу в чемпионате. Третий гол Александр забил марсельскому «Олимпику» и вырвал у них победу. В том сезоне он сыграл 15 матчей и вытянул клуб с предпоследнего места в середину турнирной таблицы.

В Кубке Франции провёл одну игру.

Страсбур

По окончании сезона швейцарский тренер «Кана» Жанделю получил предложение от «Страсбурга». Он и уговорил Мостового перейти в новый клуб.

Сезон 1994—1995

В чемпионате Франции Александр сыграл 29 игр и забил 6 голов. Он забил «Ницце» (в 5 и 23 турах), «Сошо» (дубль, в 13 туре), «Лиллю» (в 20 туре) и «Нанту» (в 33 туре).

В Кубке Франции провёл пять игр, забил один гол. Это случилось в полуфинальной игре против «Бордо».

Сезон 1995—1996

В чемпионате Франции Александр сыграл 32 игры и забил 9 голов. Он забил «Гавру» (в 3 туре), «Ренну» (в 5 туре), «Лиону» (в 4 и 22 турах), «Бордо» (в 14 туре), «Сент-Этьенну» (в 15 туре), «Геньону» (в 18 туре), «Лиллю» (в 30 туре) и «Бастии» (в 33 туре).

В Кубке Франции три матча, забил один гол. Это случилось в игре против «Нима».

За французскую команду в Кубке Интертото и Кубке УЕФА сыграл 6 матчей, забил два гола. В финале Кубка Интертото Страсбур встречался с австрийским «Тиролем». Мостовой забил гол в ответной игре финала. Остальные — в Кубке УЕФА, в том числе два — с венгерским «Уйпештом» и два с итальянским «Миланом» во главе с Роберто Баджо. Гол забил Мостовой в ответной встрече и «Уйпешту».

«Сельта»

В 1996 году заключил контракт с испанской «Сельтой», в которой задержался на долгие восемь лет. В этой команде раскрылся игровой талант Мостового. Он — один из первых россиян, капитанов иностранных команд. В 2001 году болельщики «Сельты» инициировали сбор средств на изготовление памятника Мостовому, получив согласие на его установку от мэра города Виго Хосе Кастрильо.

Сезон 1996—1997

В Чемпионате Мостовой отыграл 31 матч и забил 5 голов. Среди команд, которым забивал Александр были: «Депортиво», «Эркулес», «Овьедо», «Эспаньол» и «Вальядолид».

В Кубке Испании сыграл 6 матчей. Забил один гол в ворота «Расинга».

Сезон 1997—1998

В Чемпионате Мостовой отыграл 33 матча и забил 8 голов. Среди команд, которым забивал Александр были: Саламанка (дубль), Валенсия, Расинг, Депортиво, Барселона, Реал (дубль). Он запомнился в этом сезоне двумя дублями, в том числе и в ворота мадридского «Реала».

В Кубке Испании сыграл 6 матчей. Забил один гол в ворота Мальорки.

Сезон 1998—1999

В Чемпионате Мостовой отыграл 32 матча и забил 6 голов. Среди команд, которым забивал Александр были: «Барселона», «Эстремадура» (дубль), «Валенсия», «Расинг» и «Реал» (дубль).

В Кубке Испании участия не принимал.

В этом сезоне «Сельте» удалось попасть в еврокубки. Мостовой в семи матчах Кубка УЕФА сумел отличиться трижды: во втором матче 1/16 финала он забил гол в ворота английской «Астон Виллы» (счёт 3:1), в первом матче 1/8 финала Мостовой сравнял счёт, поразив в начале второго тайма в ворота английского «Ливерпуля» (3:1), а в 1/4 финала он забил гол в ворота французского «Олимпика» (2:1). Бывший капитан английского «Ливерпуля» Джейми Каррагер, комментируя инцидент с участием защитника «Манчестер Юнайтед» Джонни Эванса и форварда «Ньюкасла» Паписса Сиссе, заявил, что за всю карьеру в него плевали только один раз — и сделал это экс-хавбек сборной России по футболу и испанской «Сельты» Александр Мостовой. Это произошло в 1998 году во время матча Кубка УЕФА с «Сельтой» из Виго.

Сезон 1999—2000

В Чемпионате Мостовой отыграл 32 матча и забил 6 голов. Среди команд, которым забивал Александр были: «Реал Сосьедад», «Сарагоса», «Бетис», «Нумансия», «Овьедо» и «Расинг».

В Кубке Испании сыграл 1 матч. Голов не забил.

В Кубке УЕФА вновь Мостовой с компанией добрался до четвертьфинала. По пути были повержены: швейцарская «Лозанна» (4:0 и 2:3), греческий «Арис» (2:2 и 2:0), португальская «Бенфика» (7:0 и 1:1), итальянский «Ювентус» (1:0 и 4:0). Проиграли только французскому «Лансу» (1:2 и 0:0). Во всех этих матчах активное участие принял Александр. В этом розыгрыше он отличился дважды: забил четвёртый гол во втором матче 1/64 финала в ворота «Лозанны» (4:0)) и седьмой гол 1/16 финала в ворота «Бенфики» (7:0)).

В этом сезоне Мостовой получил предложение о переходе от «Ювентуса», но ответил отказом.

Сезон 2000—2001

В Чемпионате Мостовой отыграл 30 матчей и забил 10 голов. Среди команд, которым забивал Александр были: «Реал Сосьедад» (два гола в двух матчах), «Малага» (два гола в двух матчах), «Осасуна», «Алавес», «Депортиво», «Барселона» и «Вильяреал».

В Кубке Испании сыграл 6 матчей. Голы забил «Барселоне» (полуфинал) и «Сарагосе» (финал).

Впервые галисийцы сыграли в Кубке Интертото и выиграли этот турнир. В двухматчевом противостоянии в финале была одержана победа над петербургским «Зенитом» (2:1 — дома и 2:2 — в гостях). Мостовой в обоих встречах вышел на замену. До этого были победы над македонским «Пелистером» (3-0 и 2-1) и английской «Астон Виллой» (1-0 и 2-1).

В этом сезоне галисийцы предприняли третью подряд попытку пробиться в полуфинал Кубка УЕФА и вновь потерпели неудачу. Были биты: хорватская «Риека» (0:0 и 1:0), белградская «Црвена Звезда» (1:0 и 5:3), донецкий «Шахтёр» (0:0 и 1:0), немецкий «Штутгарт» (0:0 и 2:1). С «Барселоной» «Сельта» сыграла вничью (1:2 и 3:2). Мостовой принял участие в 7 матчах (он не играл против «Шахтёра» и в первом матче с «Црвеной звездой»). В них он забил два гола: второй гол в ворота «Штутгарта». и третий гол в ворота «Барселоны». В ответном матче против каталонцев Мостовой поучаствовал во всех четырёх голах своей команды: два последних забил сам (первый из них не был засчитан, а второй — на 92 минуте), первый гол забил с его подачи Катанья, а второй — с пенальти за снос Александра забил Густаво Лопес.

Сезон 2001—2002

В Чемпионате Мостовой отыграл 30 матчей и забил 10 голов. Среди команд, которым забивал Александр были: «Тенерифе» (дубль), «Бетис», «Вальядолид», «Лас-Пальмас» (два гола в двух матчах), «Реал Сосьедад» (дубль), «Барселона» и «Севилья». В матче с Бетисом забил гол с пенальти и счёт стал 3:0 (окончательный счёт — 3:1).

В Кубке Испании участия не принимал.

Четвёртое подряд выступление «Сельты» в еврокубках получилось самым коротким и самым провальным. В стартовом для испанцев этапе была повержена оломоуцская «Сигма» (4:0 и 3:4). Из четырёх матчей команды в Кубке УЕФА Мостовой принял участие в первом матче 1/32 финала против либерецкого «Слована», в котором сделал хет-трик. В ответном матче он не принимал участия, в котором верх одержал «Слован» — 3:0.

Сезон 2002—2003

В Чемпионате Мостовой отыграл 26 матчей и забил 6 голов. Среди команд, которым забивал Александр были: «Рекреативо» (дубль), «Бетис», «Реал», «Реал Сосьедад».

В Кубке Испании участия не принимал.

В этом розыгрыше Кубка УЕФА Мостовой выводит команду в еврокубковых матчах в роли капитана. Он сыграл 5 матчей и забил один гол: в ворота норвежского «Викинга» (1:1). В этом сезоне состоялись игры с датским «Оденсе» (2:0 и 0:1), норвежским «Викингом» (3:0 и 1:1) и шотландским «Селтиком» (2:1 и 0:1).

Сезон 2003—2004

В Чемпионате Мостовой отыграл 24 матчей и забил 6 голов. Среди команд, которым забивал Александр были: «Вильяреал», «Вальядолид» (два гола в двух матчах), «Эспаньол», «Расинг» (дубль).

В Кубке Испании сыграл 2 матча. Голов не забил.

В первом для «Сельты» сезоне в Лиге чемпионов Мостовой 8 матчей и забил 2 мяча. Он — автор первого гола команды в этом клубном турнире (в первом матче со «Славией»). Во втором матче с чехами Александр снова отметился. Он получил два «горчичника» и был удалён с поля. Он сыграл оба матча против пражской «Славии» (3:0 и 0:2), также по два матча против голландского «Аякса» (3:2 и 0:1) и английского «Арсенала» (2:0 и 2:3) и по одному матчу — с «Брюгге» (1:1) и «Миланом» (0:0). Второй гол он забил в ворота бельгийского «Брюгге».

Завершение игровой карьеры

Завершил игровую карьеру в 2005 году. В разгар сезона Александр Мостовой подписал контракт с «Алавесом», выступавшим в Сегунде. В единственной игре с «Кадисом» (1:3) вышел на замену и забил мяч со штрафного. Вскоре после этого покинул команду.

Карьера в сборной

Дебют

30 октября 1990 года Мостовой дебютировал за сборную России в товарищеском матче против итальянского «Саронно», выйдя на замену на 46-й минуте и сменив Тищенко. Один из футболистов сборной России, чья подпись стояла под «Письмом четырнадцати». В играх за сборную России Александр Мостовой нередко проявлял себя как лидер, способный принести результат. Однако именно его в 1997 году обвинили в слабой игре против сборной Кипра в отборочном матче к чемпионату мира 1998 года (Мостовой в самом конце матча не попал в ворота из выгодной позиции). В результате, на решающие матчи отборочного цикла главный тренер сборной Борис Игнатьев его не вызывал.

Мостовой был в составе сборной России на чемпионате мира 2002 года, но в играх участия не принимал из-за травмы.

На чемпионате Европы 2004 года Мостовой был отчислен из сборной за критику главного тренера Георгия Ярцева.

Пляжный футбол

После окончания карьеры футболиста в 2005 году был игроком сборной России по пляжному футболу. В стартовом поединке сборная России по пляжному футболу на проходившем в Испании отборочного турнира чемпионата Европы-2005 одержала победу над командой Бельгии со счетом 5:2. Хет-трик записал на свой счет Александр Мостовой.

Прощальный матч Аленичева

4 мая 2008 года Мостовой принял участие в прощальном матче Дмитрия Аленичева. Встречались ветераны «Спартака» и ветераны «Реала». Игра закончилась вничью — 4:4. Александр забивает гол на 31 минуте.

Постфутбольная деятельность

Часто выступает на телевидении и радио с комментариями, высказывает своё мнение на различных интернет-порталах.

Летом 2013 года появилась информация, что «Шинник» намерен пригласить бывшего полузащитника сборной России Александра Мостового на роль консультанта по вопросам развития клубного взрослого и молодёжного футбола, по работе с болельщиками.

Статистика

Сезон	Клуб	Турнир	Игры	Голы
1986	Красная Пресня		19	7
1987	Спартак	Высшая лига	18	6
1988	Спартак	Высшая лига	27	3
1989	Спартак	Высшая лига	11	3
1990	Спартак	Высшая лига	23	9
1991	Спартак	Высшая лига	27	13
1992/93	Бенфика	Суперлига	9	0
1993/94	Кан	Лига 1	15	3
1994/95	Страсбур	Лига 1	29	6
1995/96	Страсбур	Лига 1	32	9
1996/97	Сельта	Примера	31	5
1997/98	Сельта	Примера	34	8
1998/99	Сельта	Примера	33	6
1999/00	Сельта	Примера	26	6
2000/01	Сельта	Примера	30	9
2001/02	Сельта	Примера	30	10
2002/03	Сельта	Примера	26	6
2003/04	Сельта	Примера	24	6
2004/05	Депортиво Алавес	Сегунда А	1	1
Сборные
1991-1992	СССР		13	3
1992	СНГ		2	-
1992-2004	Россия		50	10

Матчи Мостового за сборные СССР/СНГ/России

Итого: 65 матчей / 13 голов; 33 победы, 19 ничьих, 13 поражений.

Достижения

Спартак (Москва)

• Чемпион СССР: 1987, 1989 годов
• Обладатель Кубка Федерации футбола СССР: 1987

Бенфика

• Победитель Кубка Португалии: 1993

Страсбур

• Победитель Кубка Интертото: 1995
• финалист Кубка Франции: 1995

Сельта

• Победитель Кубка Интертото: 2000
• Финалист Кубка Испании: 2001

Сборная России

• Участник чемпионата мира 1994, 2002
• Участник чемпионатов Европы 1996, 2004
• Чемпион Европы среди молодёжных команд 1990

Личные достижения

• Обладатель приза «Лучшему дебютанту» чемпионата СССР 1987 г.
• Награждён медалью «80 лет Госкомспорта России»
• Член Клуба 100 российских бомбардиров
• Член Клуба Григория Федотова
• Член Клуба Игоря Нетто
• Второй футболист СССР 1991 года (приз еженедельника «Футбол-Хоккей», по опросу журналистов)
• Третий футболист СССР 1990 года (приз еженедельника «Футбол-Хоккей», по опросу журналистов)
• Обладатель приза «Лидер национальной сборной» за 2001 г. (по результатам опроса газеты «Спорт-Экспресс»).

Семья

Был женат на француженке Стефани, имеет дочь Эмму и сына Александра (1996 г. р.), который является футболистом молодёжной команды «Сельта».

Оценки

Для меня он по-прежнему Мост – грандиозный футболист, который на носовом платке в "Олимпийском" обвел шестерых игроков харьковского "Металлиста" и забил один из самых невероятных голов, которые я видел в жизни.. Игорь РАБИНЕР

Мостовой – выдающийся игрок.. Анатолий Бышовец

Литература

• Мостовой А. По прозвищу «Царь». — М.: Издательский дом «Городец», 2009. — 256 с. — 5000 экз. — ISBN 978-5-9584-0220-5.

Ссылки

• [www.rusteam.permian.ru/players/mostovoi.html Профиль на сайте «Сборная России по футболу»]
• [www.rusteam.permian.ru/players/mostovoi_3.html Интервью с Мостовым] в котором он рассказывая о себе говорит, что родился в подмосковье в посёлке Останкино.
• [www.legioner.kulichki.com/index.php?id=11&lang=ru&player=24 Профиль на сайте «Футбольные легионеры»]
• [www.sport-express.ru/newspaper/1998-12-28/4_2/ Интервью «СЭ», 1998]
• [web.archive.org/web/20090531063304/www.izvestia.ru/media-center/conference754/index.html Онлайн с Мостовым на сайте Известия 24 июля 2004 года]
• [www.zerozero.pt/player.php?id=823 Профиль на сайте «Zerozero»] (порт.)
• [www.foradejogo.net/player.php?player=196808220001 Профиль на сайте «Foradejogo»] (порт.)
• [www.spartakmoskva.ru/stats/player/271.html Профиль на сайте «Спартака»]

Отрывок, характеризующий Мостовой, Александр Владимирович

– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.