Мотет

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Моте́т (фр. motet, лат. motetus, motellus, от старофранц. mot — слово) — вокальное многоголосное произведение полифонического склада, один из центральных жанров в музыке западноевропейского Средневековья и Возрождения.





Общая характеристика

Мотет — универсальный жанр профессионального музыкального искусства. Его культурно-социальное функционирование зависело от содержания распетого в нём текста. Мотеты со стихами духовной тематики звучали как в церкви, так и в светской обстановке (например, при аристократических дворах); мотеты с текстами светской тематики (особенно на «вульгарных» наречиях) в церкви не распевались.

В отличие от других жанров, практиковавшихся в западной Европе в Средние века и в эпоху Ренессанса, мотет всегда сохранял характер сложной для восприятия, учёной музыки, местом демонстрации профессионального мастерства её создателя. Ещё в XIII в. Иоанн де Грокейо писал о мотете:

Этот вид музыки не следует представлять в присутствии простого народа, который не способен оценить его изысканность и получить удовольствие от слушания. Мотет исполняется для образованных людей и вообще для тех, кто ищет изысканности в искусствах.

Исторический очерк

История мотета насчитывает около семи веков. В западноевропейской музыке Средних веков и Возрождения этот жанр уступает по значению только мессе. Великолепные образцы мотетов можно найти в сочинениях Пьера де ла Круа, Филиппа де Витри, Гийома де Машо, Джона Данстейбла, Гийома Дюфаи, Йоханнеса Окегема, Якоба Обрехта, Жоскена Депре, Лассо, Палестрины, Виктории, Бёрда, Шютца, Баха, Вивальди, Моцарта, Мендельсона, Брамса, Воана-Уильямса, Хиндемита и др.

Мотет Ars antiqua и Ars nova

Мотет возник в XIII веке во Франции, вероятней всего, из подтекстовки клаузул школы Нотр-Дам. Название «мотет» стали относить к вокальным произведениям, в которых мелодия григорианского хорала (тенор) полифонически соединяется с одной-двумя другими мелодическими линиями (дуплум и триплум). Произведения такого рода стали называться мотетами, когда словесный текст (обозначаемый словом mot) начали переносить в дуплум (называемый поэтому мотетусом), то есть в голос, который ранее просто распевался. В XIII в. мотеты были, как правило, многотекстовыми (иначе их называют политекстовыми), то есть в разных голосах распевались разные тексты, как церковные, так и светские, в том числе на разных языках, а именно на латыни и на старофранцузском.

Трёхголосные политекстовые мотеты, которые содержат два разных текста, именуют «двойными мотетами»; чётырёхголосные с тремя разными текстами — «тройными». Поскольку тенор (первоначально заимствованный из григорианского хорала, позже часто из светского «общеизвестного» песенного репертуара) в рукописях не подтекстован (записан только его инципит), полагают, что его исполнение поручалось музыкальному инструменту[1].

Французский мотет Ars antiqua, возможно, был первым в истории универсальным жанром, музыкой церковной и светской одновременно. Исследователи полагают, что его исполняли «при дворе, в соборе и в университете»[2]. В светской и университетской среде исполнялись любые мотеты. Для церкви, разумеется, годились мотеты только на духовные тексты, содержащие библейские парафразы, молитвенные обращения к Деве Марии и т. п. Кроме того, исключительная техническая сложность мотета вряд ли могла восприниматься «на слух» в рядовом приходе; церковные мотеты приурочивались к большим праздникам и историческим событиям и звучали для образованной паствы в капеллах кафедральных соборов (как, например, Нотр-Дам-де-Пари), или в небольших церквах, «зарезервированных» под свои нужды аристократией.

Наиболее значительные образцы мотета Ars antiqua содержатся в Бамбергском кодексе и Кодексе Монпелье; в большинство своём эти мотеты анонимны, по имени известны Пьер де ла Круа и Адам де ла Аль. Крупнейший автор мотета XIV века (эпохи Ars nova) — француз Гийом де Машо. Для Машо мотет был своеобразной творческой лабораторией, в которой он ставил изысканные композиционные эксперименты, в том числе в области изоритмии. Сохранилось также несколько десятков анонимных мотетов Ars nova, также преимущественно французских.

Ренессансный мотет

В отличие от средневекового, ренессансный мотет писали только на духовный текст на латинском языке, единый для данного произведения. Однако и в этой форме сохранялась неодновременность произнесения слов в разных голосах — чаще всего это являлось результатом широкого применения имитаций, и подобная особенность стала характернейшим признаком жанра мотета вообще. Сборники мотетов со второй половины XVI века часто назывались «духовными песнями» (Cantiones sacrae).

Так называемые «духовные мадригалы» (итал. madrigali spirituali, например, Палестрины) являются по существу теми же мотетами с той лишь разницей, что они сочинялись на итальянские (а не на латинские) тексты.


От барокко до наших дней

В эпоху барокко, когда большое распространение получают инструментальные жанры, роль мотета переходит к кантате, то есть к вокально-инструментальной форме, но и чисто вокальный мотет продолжает своё существование: мотеты сочинялись к разного рода торжествам, и среди их авторов мы находим крупнейших мастеров эпохи.


Напишите отзыв о статье "Мотет"

Примечания

  1. Yudkin J. Music in medieval Europe. Prentice Hall, 1989, p.398. Впрочем, есть и другая точка зрения, согласно которой все голоса мотета (в том числе бестекстовые) распевались. Наиболее влиятельным представителем омнивокальной интерпретации мотета является Кристофер Пейдж, блестяще воплотивший её во многих записях своего ансамбля «Готические голоса».
  2. Yudkin J. Music in medieval Europe. Prentice Hall, 1989, p.397.

Литература

  • Leichtentritt H. Geschichte der Motette. Lpz., 1908;
  • Besseler H. Die Musik des Mittelalters und der Renaissance. Potsdam, 1931;
  • Stephan W. Die burgundisch-niederländische Motette zur Zeit Ockeghems. Kassel, 1937;
  • Lowinsky E.E. Secret Chromatic Art in the Netherlands Motet. New York, 1946;
  • Gennrich F. Bibliographie der ältesten französischen und lateinischen Motetten, SMM, II (1957);
  • Günther U. The 14th-Century Motet and its Development // Musica Disciplina, XII (1958), pp. 27-58;
  • Dammann R. Geschichte der Begriffsbestimmung Motette // Archiv für Musikwissenschaft, XVI (1959), SS.337-77;
  • Eggebrecht H.H. Machauts Motette Nr.9 // Archiv für Musikwissenschaft, 19-20 (1962-63) u. 25 (1968);
  • Anderson G.A. Notre Dame Latin double motets ca.1215-1250 // Musica Disciplina, XXV (1971), pp. 35-92;
  • Евдокимова Ю. Многоголосие средневековья. X—XIV вв. М., 1983 (История полифонии, т.1);
  • Симакова Н. Вокальные жанры эпохи Возрождения. М., 1985;
  • Tischler H. The style and evolution of the earliest motets. Henryville, PA, 1985;
  • Ludwig P. Studien zum Motettenschaffen der Schüler Palestrinas. Regensburg, 1986;
  • Boetticher W. Geschichte der Motette. Darmstadt, 1989;
  • Die Motette: Beiträge zu ihrer Gattungsgeschichte, hrsg. v. H. Schneider u. H.-J. Winkler. Mainz, 1991;
  • Brothers T. Vestiges of the Isorhythmic Tradition in Mass and Motet, ca. 1450—1475 // Journal of the American Musicological Society, XLIV (1991), pp. 1-56;
  • Everist M. French motets in the thirteenth century: music, poetry and genre. Cambridge, 1994;
  • Hearing the motet. Essays on the motet of the Middle Ages and Renaissance, ed. by D. Pesce. N.Y., 1997;
  • Cumming J.E. The Motet in the age of Du Fay. Cambridge, 1999;
  • Лебедев С.Н. Мотет // Большая российская энциклопедия. Т.21. Москва, 2013, с.328-329.

Отрывок, характеризующий Мотет

– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.