Моторный привод (фото)

Мото́рный при́вод, реже Ва́йндер — механизм, предназначенный для автоматического взвода затвора фотоаппарата и перемещения фотоплёнки на следующий кадр. Такое устройство повышает оперативность съёмки по сравнению с ручным взводом и даёт возможность непрерывной съёмки серии кадров. Первые моторные приводы были приставными и выполнялись как отдельное устройство, закрепляемое снизу фотоаппарата при помощи штативной гайки, и соединявшееся с ним через механическую муфту. Моторные приводы выпускались, главным образом для малоформатных фотоаппаратов, получивших в середине XX века наибольшее распространение в профессиональной фотожурналистике, однако отдельные модели разрабатывались и для среднеформатных камер.

Эволюция автоматического взвода

Устройства, пригодные для серийной съёмки появились в период развития хронофотографии. Первым из таких приспособлений можно считать установку из 12 кабин с фотоаппаратами для съёмки бегущей лошади, созданную Эдвардом Мэйбриджем в 1874 году. В компактном виде подобная технология впервые реализована Этьеном-Жюлем Марэ, создавшим в 1882 году фоторужьё, снимающее до 10 кадров в секунду на вращающуюся фотопластинку. Дальнейшее развитие хронофотографии привело к созданию кинематографа, но рост популярности спорта в жизни общества вынуждал разработчиков обычных фотоаппаратов задумываться о повышении оперативности съёмки. Такие возможности появились с распространением рулонных фотоматериалов, и особенно 35-мм киноплёнки, ставшей основой для целого класса малоформатной аппаратуры.

Первые приводы для автоматической протяжки плёнки были механическими и работали от заводной пружины. Приставные пружинные вайндеры «Leica MOOLY» начали выпускать для малоформатных фотоаппаратов «Leica III» ещё до начала Второй мировой войны. Наибольшую известность из-за приспособленности к серийной и автоматической съёмке получили фотоаппараты серии «Robot» с квадратным кадром 24×24 мм на 35-мм киноплёнке. В 1934 году в Германии начат выпуск первой модели «Robot 1» со встроенным пружинным приводом, протягивавшим плёнку со скоростью до 4 кадров в секунду. По аналогичному принципу построен и послевоенный отечественный дальномерный фотоаппарат «Ленинград» более совершенной конструкции. Любительские шкальные камеры «ЛОМО-135ВС» и «ЛОМО-135М» оснащались такими же приводами, протягивавшими до 10 кадров от одного завода. В 1958 году самым энергоёмким пружинным приводом обладал немецкий фотоаппарат «Robot Star 50», протягивавший от одного завода 50 кадров квадратного формата.

Однако, широкое распространение автоматической протяжки началось после появления приводов на основе электродвигателя. Впервые приставной электропривод был использован для фотоаппарата «Leica 250», выпускавшегося для Люфтваффе. В сочетании с кассетами ёмкостью 10 метров плёнки такая конструкция позволяла лётчикам вести фоторазведку, не отвлекаясь от управления самолётом. Большинство аэрофотоаппаратов оснащались электроприводом ещё до войны, освобождая экипаж от необходимости ручного взвода. Гражданское применение электроприводы получили в 1957 году на дальномерном фотоаппарате «Nikon SP». Первые устройства такого типа выполнялись съёмными вследствие громоздкости и шумности. Кроме того, в те годы почти все фотоаппараты были механическими и сохраняли возможность ручного взвода затвора курком при работе без мотора и электропитания. Это давало возможность отключать мотор в ситуациях, когда его шум недопустим. Благодаря наличию электромагнитного спуска в большинстве моторных приводов, их применение позволяло дистанционно запускать съёмку по проводам или радиопередатчику без ограничения количества снятых кадров.

С удешевлением фотоаппаратуры и развитием любительской фотографии связано появление упрощённой разновидности электропривода — вайндера. Этот тип привода отличался отсутствием электроспуска и, как следствие — невозможностью серийной съёмки и дистанционного управления. Вайндеры обеспечивали сравнительно невысокую скорость 1,5—2 кадра в секунду в покадровом режиме против серийной съёмки моторов с частотой 3—6 кадров в секунду. Фотограф мог в зависимости от задачи и возможностей использовать лёгкий вайндер или дорогой скоростной мотор, выпускавшиеся для одного и того же типа фотоаппарата. Некоторые системные камеры могли оснащаться 3—5 различными типами разработанных специально для этой модели вайндеров и моторов. Универсальных стандартов крепления моторных приводов не существовало. Приставные моторы и вайндеры выпускались для конкретных моделей или линеек фотоаппаратов и были редко взаимозаменяемы из-за несовпадения размеров и механических характеристик. Одно из редких исключений — моторный привод Nikon MD-12, пригодный для целой линейки камер Nikon: FM, FE, FA, FM2, FE2, а также FM3A. Максимальная скорость протяжки при серийной съёмке у профессиональных моторов могла достигать 5—6 кадров в секунду. Первыми сверхскоростными фотоаппаратами в 1972 году стали Nikon F High Speed снимавший до 7 кадров в секунду с поднятым зеркалом, и Canon F-1 High Speed с неподвижным полупрозрачным зеркалом и максимальной частотой 9 кадров в секунду. Спустя 12 лет рекордная скорость съёмки до 14 кадров в секунду была достигнута в фотоаппарате Canon New F-1 High Speed также с неподвижным зеркалом.

В конце 1970-х годов появилась тенденция отказа от приставных моторов в любительских камерах и камерах среднего класса. Привод начали встраивать непосредственно в фотоаппарат, одновременно убрав курок ручного взвода. Это упрощало и удешевляло механику камеры, сделав автовзвод доступным даже в «мыльницах». Такие фотоаппараты могли работать только от встроенного мотора, лишившись возможности взвода затвора без батарей. До конца 1980-х большинство профессиональных фотоаппаратов выпускались с приставными моторами, сохраняя механизм ручного взвода и возможность работы без электропитания. Однако, уже в 1988 году в профессиональной модели F4 корпорация Nikon установила встроенный моторный привод, исключив из кинематики взводной курок (однако, оставив рулетку ручной обратной перемотки). Примерно в это же время все производители фотоаппаратуры стали полностью отказываться от приставных моторов, сохранявших работоспособность фотоаппарата без элементов питания. Своё применение нашли батарейные рукоятки, иногда называвшиеся в обиходе «бустерами» (англ. Power Drive Booster). Такие рукоятки позволяли размещать дополнительные батареи, «разгоняя» встроенный мотор и увеличивая ресурс питания.

Из советских серийных камер с приставным вайндером могли работать только фотоаппараты «Алмаз-103» и «ЛОМО Компакт-Автомат», однако полноценное производство моторов для них так и не было развёрнуто, они существовали только в опытных разработках. Единственным массовым типом камеры со встроенным электроприводом в СССР был «Зенит-5», выпущенный в 1960-х годах в количестве 11 тыс. 616 штук. После этого советская промышленность серийно не выпускала моторных приводов для фотоаппаратов общего назначения. Автоматический перевод плёнки применялся в аэрофотоаппаратах (например, «ФКП-2» с электроприводом и электроспуском) и других специальных камерах. В 2000-х годах в России встроенным мотором оснащался «Зенит-КМ» (2001—2005) и компактные фотоаппараты «Зенит» («Зенит-510», «Зенит-520», «Зенит-610», «Зенит-620», 2002—2002).

Устройство

Моторный привод фотоаппарата состоит из металлического или пластмассового корпуса, в котором размещаются электродвигатель и передаточный механизм. Химические батареи первых моторов размещались в отдельном блоке питания, выносном или присоединявшемся непосредственно к приводу. Миниатюризация электродвигателей и повышение компактности источников питания позволили в дальнейшем размещать их в общем корпусе. Моторы для механических камер оснащались электромагнитным спуском, приводящим в действие затвор через специальный толкатель, дублирующий спусковую кнопку фотоаппарата. Поэтому, большинство моторов имели специальный электрический разъём для подключения дистанционного управления. Все моторные приводы оснащались автоматикой остановки по окончании ролика плёнки, которая срабатывала при возрастании усилия протяжки выше определённого порога.

Моторные приводы профессиональных фотоаппаратов кроме взвода затвора и перемещения плёнки могли осуществлять её обратную перемотку в кассету по окончании ролика. Такой функцией оснащалось большинство приставных моторов фотоаппаратов Nikon F2, Nikon F3 и Canon New F-1. Так, приводы MD-1 и MD-2 для модели F2, а также привод MD-4 для модели F3 оснащались специальной муфтой, вдвигавшейся через отверстие корпуса камеры во фланец кассеты и осуществлявшей быструю перемотку, уменьшая время перезарядки фотоаппарата. Аналогичную конструкцию имел привод FN для камеры Canon New F-1. С отказом от приставных моторов в пользу встроенных, моторизованная обратная перемотка стала стандартом для всех фотоаппаратов. Кроме того, большинство профессиональных приводов оснащались собственным дополнительным счётчиком кадров, который можно было настраивать на автоматическое отключение протяжки после любого кадра. Это необходимо для ограничения длины серий при дистанционной съёмке, а также на морозе и в других ситуациях, когда есть опасность обрыва перфорации при автоматическом останове. Кроме перечисленных органов управления, моторные приводы обладали собственной спусковой кнопкой, заменявшей при работе привода спусковую кнопку камеры, а также переключателем режимов протяжки. Переключатель режимов обязательно имел два положения: S (англ. Single shot) для покадровой съёмки и C (англ. Continuous shooting) для непрерывной. В некоторых приводах была возможность плавной или ступенчатой регулировки скорости протяжки плёнки. В современных цифровых фотокамерах этим переключателям соответствует селектор выбора режима Drive Mode.

Первые приставные электроприводы обладали только механическими связями с фотоаппаратом, поэтому интервал между командой на спуск затвора и началом его последующего взвода был фиксирован, и при установке длинных выдержек (как правило, длиннее 1/60 секунды) требовалось включение пониженной скорости с увеличенной задержкой. В противном случае взвод затвора мог начаться раньше окончания выдержки и повредить механизм. Так, приводы MD-1 и MD-2 для камеры Nikon F2 обеспечивали стандартную частоту съёмки 4,3 кадра в секунду в диапазоне выдержек не длиннее 1/125. Для съёмки на более длинных выдержках предусмотрены ещё три пониженных скорости, позволявшие расширить диапазон до 1/60, 1/8 и 1/4 секунды. Установка более длинной выдержки затвора, чем разрешённая, грозила его поломкой. Регулировка скорости протяжки отсутствовала в более дешёвом приводе MD-3, и установка выдержек длиннее 1/80 секунды при серийной съёмке запрещалась инструкцией. Дальнейшее совершенствование приставных моторов привело к появлению их электрической связи с фотоаппаратом, позволив автоматически учитывать длину выдержки. При этом взвод начинался только после замыкания контактов, сигнализирующих об опускании зеркала, исключая поломку и освобождая фотографа от необходимости следить за согласованием выдержки со скоростью протяжки.

Зависимость частоты съёмки от выдержки с появлением автоматики не изменилась: максимальная скорость обеспечивается до выдержек не длиннее 1/125 секунды, замедляясь при более длинных. Эта зависимость справедлива и для современных цифровых фотоаппаратов, автовзвод затвора которых так же выполняется только после окончания выдержки. Кроме передачи информации о состоянии затвора и зеркала, электрическая связь использовалась для включения экспонометра, а также для подключения систем фотоаппарата к более мощной батарее мотора.

Цифровые фотоаппараты

Отсутствие плёнки и необходимости её перемотки в цифровом фотоаппарате, делает моторный привод ненужным. Перевод затвора во взведённое состояние не требует мощных электродвигателей и механизмов, и зачастую эту работу выполняет электромагнит, являющийся функциональной частью затвора. О плёночных моторах в цифровых камерах напоминает только селектор Drive mode, позволяющий регулировать частоту съёмки и выбирать между покадровым и серийным режимами. В этом же меню, как правило, находится включение автоспуска. От своих плёночных прототипов цифровая фототехника унаследовала батарейные рукоятки, уже широко применявшиеся на момент начала массового производства цифровых камер. Максимальная частота съёмки цифровых зеркальных фотоаппаратов ограничена инерцией зеркала, не превышая 14 кадров в секунду (Canon EOS-1D X Mark II). Более высокая скорость до 16 кадров в секунду достигается только при зафиксированном зеркале и выдержках не длиннее 1/250 секунды. Беззеркальные фотоаппараты, способные отрабатывать выдержку регулировкой времени считывания заряда с матрицы, позволяют достигать любой частоты серийной съёмки, которая ограничена только длительностью выдержки.

См. также

• Хронофотография
• Вайндер
• Батарейная ручка

Литература

• С. Гришин Моторный привод (рус.) // Советское фото : журнал. — 1988. — № 7. — С. 43. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0371-4284&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0371-4284].

• Жорж Садуль. Всеобщая история кино / В. А. Рязанова. — М.,: «Искусство», 1958. — Т. 1. — 611 с.

• А. Трачун Моторный привод фотокамеры (рус.) // «Советское фото» : журнал. — 1986. — № 1. — С. 39, 40. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0371-4284&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0371-4284].

• Елена Фисенко Leica-Motor и другие (рус.) // «Фотомагазин» : журнал. — 2001. — № 1—2. — С. 112—116. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1029-609-3&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1029-609-3].

• М. Я. Шульман. Фотоаппараты / Т. Г. Филатова. — Л.,: «Машиностроение», 1984. — 142 с.

Отрывок, характеризующий Моторный привод (фото)

Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.