Спарта

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Мофаки»)
Перейти к: навигация, поиск
Спарта
Λακεδαίμων
(Лакедемон)

XI век до н. э. — 146 год до н. э.



Спартанский щит

Территория Древней Спарты
Столица Спарта
Язык(и) древнегреческий, дорийский диалект
Религия Древнегреческая
Форма правления аристократическая республика, олигархическая республика
Династия Агиды, Эврипонтиды
Цари Спарты
 - XI век до н. э. Аристодем
 - IX век до н. э. Ликург (регент)
 - 491480 до н. э. Леонид I
 - 262241 до н. э. Агис
 - 235222 до н. э. Клеомен
 - 207192 до н. э. Набис (узурпатор)
История
 - XI век до н. э. возникновение города-государства Спарта
 - IX век до н. э. введение законодательства Ликурга
 - 480 до н. э. подвиг 300 спартанцев у Фермопил в войне с персами
 - 431404 до н. э. Пелопоннесская война и утверждение в Греции гегемонии Спарты
 - 195 до н. э. Лаконская война, поражение Спарты и присоединение её к Ахейскому союзу
 - 146 до н. э. Подчинение Спарты Риму
К:Исчезли в 146 году до н. э.

Спа́рта (др.-греч. Σπάρτη, лат. Sparta), или Лакедемóн (др.-греч. Λακεδαίμων, лат. Lacedaemon) — древнее государство в Греции в области Лакония на юге полуострова Пелопоннес, в долине Эврота.





Государственное устройство

Древняя Спарта — образец аристократического государства, которое в целях подавления огромной массы подневольного населения (илотов) искусственно сдерживало развитие частной собственности и безуспешно пыталось сохранить равенство среди самих спартиатов. В основе возникновения государства в Спарте, относимого обычно к VIII—VII в. до н. э., лежали общие закономерности разложения первобытнообщинного строя. Организация политической власти у спартиатов была типичной для периода распада первобытнообщинного строя: два родоплеменных вождя (возможно, как результат объединения ахейских и дорийских племен), совет старейшин, народное собрание. В VI в. до н. э. сложился так называемый «ликургов строй» (установление илотии, укрепление влияния общины Спарты путём уравнивания их в экономическом отношении и политических правах и превращения этой общины в военный лагерь). Во главе государства стояли два архагета, которые выбирались каждые восемь лет путём гадания по звездам. Им подчинялось войско, и они имели право на большую часть военной добычи, обладали правом жизни и смерти в походах.

Должности и органы власти:

  • Апелла — народное собрание (все полноправные спартиаты мужского пола, достигшие 30-летнего возраста).
  • Цари Спарты — Спартой правили всегда два царя из двух династий: Агиадов и Эврипонтидов. Обе династии пошли от царя Аристодема. В случае войны один из царей шёл в поход, а другой оставался в Спарте.
  • Эфоры — выборные должности, в руках которых сосредоточивалась судебная власть (всего было 5 эфоров, два из которых в случае войны сопровождали царя в походе).
  • Герусия — высший правительственный орган в Спарте, совет старейшин. Герусия состояла из 30 человек (28 геронтов в возрасте старше 60 лет, избиравшихся пожизненно, и 2 царя).
  • Наварх — одна из высших военных должностей Спарты. Наварх командовал спартанским флотом и имел очень широкие полномочия, иногда даже выходившие за пределы чисто военных (Аристотель называл власть наварха «почти второй царской властью»). Навархом был, например, один из наиболее известных спартанских полководцев — Лисандр.
  • Гиппагреты и корпус 300 всадников.

История

Доисторическая эпоха

На лаконские земли, где первоначально жили лелеги, прибыли ахейцы из царского рода, родственного Персеиде, место которых позднее заняли Пелопиды. После завоевания Пелопоннеса дорийцами Лакония, наименее плодородная и незначительная область, вследствие обмана, досталась несовершеннолетним сыновьям Аристодема, Еврисфену и Проклу из рода Гераклидов. От них произошли династии Агиадов (от имени Агида, сына Еврисфена) и Еврипонтидов (от имени Еврипонта, внука Прокла).

Главным городом Лаконии вскоре стала Спарта, расположенная вблизи древних Амикл, которые, как и остальные ахейские города, потеряли свои политические права. Наряду с господствующими дорийцами и спартиатами, население страны состояло из ахейцев, среди которых выделяли периэков (др.-греч. περίοικοι) — лишённых политических прав, но лично свободных и имеющих право на владение собственностью, и илотов — лишённых своих земельных участков и обращённых в рабов. Долгое время Спарта ничем не выделялась среди дорических государств. Внешние войны она вела с соседними аргосскими и аркадскими городами.

Подъём Спарты начался со времён Ликурга и Мессенских войн.

Архаическая эпоха

С победой в Мессенских войнах (743—723 и 685—668 гг. до н. э.) Спарте удалось окончательно покорить Мессению, после чего древние мессенцы были лишены своих земельных владений и обращены в илотов. О том, что внутри страны в это время не было покоя, свидетельствует насильственная смерть царя Полидора, расширение полномочий эфоров, что повлекло ограничение царской власти, и высылка парфений, которые под начальством Фаланфа основали в 707 год до н. э. Тарент. Однако, когда Спарта после тяжелых войн победила аркадян, особенно, когда вскоре после 660 год до н. э. заставила Тегею признать свою гегемонию, и по договору, который хранился на поставленной вблизи Алфеи колонне, вынудила заключить военный союз, с тех пор Спарта считалась в глазах народов первым государством Греции[1]. Спартанцы импонировали своим почитателям тем, что пытались свергнуть тиранов, которые с 7 века до н. э. появлялись почти во всех греческих государствах[2][3]. Спартанцы способствовали изгнанию Кипселидов из Коринфа и Писистратов из Афин, освободили Сикион, Фокиду и несколько островов Эгейского моря. Тем самым спартанцы приобрели себе в разных государствах благодарных и знатных сторонников.

Дольше всего соперничал со Спартой за первенство Аргос. Однако, когда спартанцы в 550 год до н. э. завоевали пограничную область Кинурии с городом Фирей, царь Клеомен около 520 год до н. э. нанес аргивянам решительное поражение при Тиринфе, и с тех пор Аргос держался вдали от всех областей, которыми руководила Спарта.

Классическая эпоха

Прежде всего спартанцы заключили союз с Элидой и Тегеей, а затем привлекли на свою сторону полисы остального Пелопоннеса. В образовавшемся Пелопоннесском союзе гегемония принадлежала Спарте, которая осуществляла руководство на войне, а также являлась центром собраний и совещаний Союза. При этом она не посягала на независимость отдельных государств, которые сохраняли свою автономию[4]. Также союзные государства не платили Спарте взносы (др.-греч. φόρος), не существовало и постоянного союзного совета, но он при необходимости созывался в Спарте (др.-греч. παρακαλειν). Спарта не пыталась распространить свою власть на весь Пелопоннес[5], но общая опасность во время Греко-персидских войн подтолкнула все государства, кроме Аргоса, перейти под начальство Спарты. С устранением непосредственной опасности спартанцы поняли, что им не под силу продолжать войну с персами далеко от своих границ, и, когда Павсаний и Леотихид опозорили спартанское имя, спартанцы были должны допустить, чтобы Афины взяли на себя дальнейшее руководство на войне, а сами ограничились Пелопоннесом. Со временем начало проявляться соперничество между Спартой и Афинами, вылившееся в Первую Пелопоннесскую войну, завершившееся Тридцатилетним миром.

Рост могущества Афин и их экспансия на запад в 431 год до н. э. привели к Пелопоннесской войне. Она сломила могущество Афин и привела к установлению гегемонии Спарты. Одновременно начали нарушаться устои Спарты — законодательство Ликурга.

Из стремления неграждан к полноправию 397 год до н. э. произошло восстание Кинадона, не увенчавшееся успехом. Устоявшуюся в Греции власть Агесилай пытался распространить и на Малой Азии и успешно воевал против персов, пока персы не спровоцировали Коринфской войны в 395 год до н. э. После нескольких неудач, особенно после поражения в морском сражении при Книде (394 до н. э), Спарта, желая воспользоваться успехами оружия своих противников, уступила по Анталкидову миру царю Малую Азию, признала его посредником и судьей в греческих делах и, таким образом, под предлогом свободы всех государств, обеспечила за собой первенство в союзе с Персией. Только Фивы не подчинились этим условиям и лишили Спарту преимуществ позорного мира. Афины с победой при Наксосе 376 год до н. э. заключили новый союз (см. Второй афинский морской союз), и Спарта в 372 до н. э. формально уступила гегемонии. Еще большее несчастье постигло Спарту в дальнейшей беотийской войне. Эпаминонд нанес окончательный удар городу восстановлением Мессении в 369 год до н. э. и образованием Мегалополя, поэтому в 365 год до н. э. спартанцы были вынуждены позволить своим союзникам заключить сепаратный мир с Фивами.

Эллинистическая и римская эпоха

С этого времени Спарта быстро начала приходить в упадок, а вследствие обеднения и обременения долгами граждан законы обратились в пустую форму. Союз с фокеянами, которым спартанцы послали помощь, но не предоставили действительной поддержки, вооружив против них Филиппа Македонского, который появился 334 год до н. э. в Пелопоннесе и утвердил независимость Мессении, Аргоса и Аркадии, однако, с другой стороны, не обратил внимания на то, что не были отправлены послы в Коринфские сборы[6]. В отсутствие Александра Македонского царь Агис III с помощью денег, полученных от Дария, пытался сбросить македонское иго, но потерпел поражение от Антипатра при Мегалополисе и был убит в бою. То, что мало-помалу исчез также и знаменитый спартанский воинственный дух, показывает наличие укреплений города при приступах Деметрия Полиоркета (296 до н. э) и Пирра Эпирского (272 до н. э).

Попытка Агиса IV в 242 год до н. э. выработать с уничтожением долговых книг новый раздел поземельной собственности и увеличить число граждан, которое снизилось до 700, оказалась неудачной из-за корысти богатых. Осуществить это преобразование удалось в 226 до н. э. Клеомену III только после насильственного уничтожения эфора. Для Спарты в это время наступила, пожалуй, новая эра процветания, — Клеомен был близок к тому, чтобы установить свою власть над Пелопоннесом, но союз ахейцев с Македонией привел Антигона Досона в Пелопоннес. Поражение при Селласии в 222 год до н. э. и затем смерть Клеомена в Египте положили конец государству Гераклидов. Антигон, правда, великодушно оставил спартанцам их независимость. После царствования незначительных правителей (Ликург, Хилон) восстали тираны, которые пользовались дурной славой, Маханид (211—207 годы до н. э) и Набис (206—192 годы до н. э).

Оба должны были уступить Филопемену, который в 192 год до н. э. включил Спарту в Ахейский союз, но в 189 год до н. э. строго наказал восставших спартанцев. Между тем 195 год до н. э. началась лаконская война. Жалобы угнетённых были услышаны римлянами, которые долгое время поддерживали взаимные распри, пока не признали своевременным покорить Грецию в 146 год до н. э. Спартанцы однако сохраняли свою свободу, так как греческому государству можно было пользоваться ею под верховной властью Рима — елефтеролаконы (Ελευθερολάκωνες).

Государственный строй Спарты

В основу государственного строя Спарты был положен принцип единства полноправных граждан. Для этого государство строго регламентировало жизнь и быт спартанцев, сдерживала их имущественное расслоение. Основы государственного строя были заложены ретро (договором) легендарного царя Ликурга. Спартиаты были обязаны заниматься только военным искусством и спортом. Земледелие, ремесло и торговля стали делом илотов и периэков.

«Строй Ликурга» трансформировал военную демократию спартиатов в олигархическую рабовладельческую республику, которая сохранила черты родоплеменного строя. Во главе государства находились одновременно два царя — архагеты. Их власть была наследственной. Полномочия архагета сводились к военной власти, организации жертвоприношений и участия в совете старейшин.

Герусия (совет старейшин) состояла из двух архагетов и 28 геронтов, которых избирали пожизненно народным собранием из знатных граждан, достигших 60-летнего возраста. Герусия выполняла функции правительственного учреждения — готовила вопросы для обсуждения на народных собраниях, руководила внешней политикой, рассматривала уголовные дела о государственных преступлениях (включая преступления против архагета).

Коллегия эфоров (появилась в VIII веке до н. э) состояла из пяти достойных граждан, которых избирали на один год народным собранием. Сначала полномочия эфоров ограничивались судопроизводством по имущественным спорам. В VI веке до н. э их власть растет, они вытесняют герусии. Эфоры начали созывать герусии и народное собрание, руководить внешней политикой, осуществлять внутреннее управление государством и судопроизводство, контролировать должностных лиц (включая архагета).

Народное собрание (апелла) в Спарте отличались пассивностью. Право на участие в народном собрании имели полноправные граждане-мужчины, достигшие 30-летнего возраста. Сначала народное собрание созывалось архагетом, впоследствии руководство ими перешло к эфором. Апелла не обсуждала выдвинутые вопросы, а лишь принимала или отвергала предложенное решение. Голосование проводилось примитивно — криком или участники расходились по разные стороны и «на глаз» определялось большинство. Народное собрание имело законодательные права, право на избрание должностных лиц, решали также вопросы войны и мира.

Хроника

Сословия

Аристократия:

  • Гомеи (буквально «равные») — полноправные граждане, именно они чаще всего именуются спартанцами и спартиатами
    • Парфении[7] (буквально «девой рождённые») — потомки детей незамужних спартанок. Согласно Аристотелю, они являлись гражданами второго сорта, но входили в число гомеев, то есть аристократов. Сословие появилось во время 20-летней Первой Мессенской войны, затем было выселено в Тарент

Народ:

  • Гипомейоны (буквально «опустившиеся») — обедневшие или физически неполноценные граждане, лишённые за это части гражданских прав
  • Мофаки (буквально «выскочки») — дети не-гомеев, получившие полное спартанское воспитание и потому имеющие некоторый шанс на получение полного гражданства
  • Неодамоды (буквально «новые граждане») — бывшие илоты (из числа лаконских), получившие неполное гражданство (сословие появилось во время Пелопоннесской Войны)
  • Периеки — свободные не-граждане (примерный аналог афинских метеков)

Зависимые земледельцы:

  • Лаконские илоты (жившие в Лаконии) — государственные рабы, именно они иногда получали свободу (а со времён Пелопоннесской войны также и неполное гражданство)
  • Мессенские илоты (жившие в Мессении) — государственные рабы, в отличие от прочих рабов имевшие свою общину, что позднее после обретения независимости Мессении послужило основанием для признания их свободными эллинами.
  • Эпейнакты — илоты, получившие свободу за брак с вдовами спартанцев
  • Эриктеры и деспоионавты — илоты, допущенные к оказанию услуг своим господам в армии и на флоте
  • Афеты и адеспоты — отпущенные на волю илоты.

Армия Спарты

Впервые спартанская армия упоминается в Илиаде. В трактате «Государственное устройство лакедемонян» Ксенофонт подробно рассказывает о том, как была организована спартанская армия в его время.

Вооружение спартанца составляли копьё, короткий меч, круглый щит, шлем, панцирь и поножи. Общий вес вооружения достигал 30 кг. Тяжеловооружённый пехотинец назывался гоплитом. В состав спартанского войска включались и бойцы вспомогательных частей, чьё вооружение составляло лёгкое копьё, дротик или лук со стрелами. Основу спартанской армии составляли гоплиты, имевшие численность порядка 5-6 тысяч человек.

Что касается конницы, то так называемые «всадники» хоть и состояли из граждан, способных позволить себе покупку и содержание лошади, тем не менее сражались исключительно в пешем строю в составе фаланги, составляя отряд царской гвардии численностью в 300 человек (именно такой отряд погиб в знаменитой битве при Фермопилах вместе с царём Леонидом). По мнению некоторых учёных, этот отряд в мирное время мог выполнять функции военной полиции, играя основную роль в подавлении восстаний рабов и в криптиях.

Агогэ (система воспитания)

Воспитание молодого поколения считалось в классической Спарте (до IV в. до н. э.) делом государственной важности. Система воспитания была подчинена задаче физического развития граждан-воинов. Среди моральных качеств упор делался на решительность, стойкость и преданность. С 7 до 20 лет сыновья вольных граждан жили в интернатах военного типа. Помимо физических упражнений и закаливания, практиковались военные игры, занятия музыкой и пением. Вырабатывались навыки чёткой и краткой речи («лаконичной» — от Лакония). Все дети в Спарте считались собственностью государства. Суровое воспитание, ориентированное на выносливость, и сейчас называют спартанским. Существует распространённое мнение, что отец должен был отнести новорождённого к старейшинам. Хилых, больных детей сбрасывали со скалы, а крепких оставляли. В то же время, археологические раскопки, проведённые в районе ущелья, где, по легенде, убивали детей, не подтверждают данное мнение. В действительности на этом месте казнили пленных и преступников. Потратив пять лет на анализ человеческих останков, извлечённых из ущелья «апофеты», исследователи обнаружили, что среди умерших — юноши и взрослые мужчины в возрасте от 18 до 35 лет. О результатах исследования рассказал сотрудник факультета медицинской антропологии Афинского университета Теодорос Пициос. «Кости в этом районе имелись, однако среди них не было останков новорожденных, показывают находки, сделанные учеными у подножия хребта Тайгета недалеко от современной Спарты», — рассказал Пициос. По мнению ученого, рассказы о детоубийствах, практиковавшихся жестокими спартанцами, — миф[8].

Наследие Спарты

Самое значимое наследство Спарта оставила в военном деле. Дисциплина — необходимый элемент любой современной армии. Боевой строй спартанцев — предшественник фаланги армии Александра Македонского, а также дальний родственник современной развернутой цепи пехоты.

Значительное влияние Спарта оказала и на гуманитарные сферы человеческой жизни. Спартанское государство — прообраз идеального государства, описанного в диалогах Платоном. Отвага трехсот спартанцев в битве при Фермопилах была темой многих литературных произведений, современных кинолент. Слово лаконичный, означающее немногословного человека, происходит именно от названия страны спартанцев Лаконии.

Знаменитые спартанцы

  • Агесилай II — царь Спарты с 401 года до н. э., выдающийся полководец древнего мира.
  • Агис IV — царь-реформатор, казнённый за попытку раздачи земель 100 богатейших семей спартанцам, урезанным в гражданских правах по причине бедности.
  • Алкман — спартанский поэт и музыкант.
  • Демарат — царь Спарты с 515—510 гг. до н. э. по 491 г. до н. э. из рода Эврипонтидов; потерпев поражение во внутренней политической борьбе, бежал в Персию через Элиду и Закинф к царю Дарию под видом поездки в Дельфы. В 480 г. до н. э. сопровождал персидского царя Ксеркса в его походе против Эллады.
  • Клеомен I — царь Спарты с 525—517 гг. до н. э. по 490 г до н. э. из рода Агиадов, при нём началось ограничение военной власти царей Спарты (введён закон эфорами о командовании войсками одним царём), он же и устранил Демарата поставив на его место Леотихида II (побочная ветвь Эврипонтидов). Избавление от Демарата самая удачная политическая интрига Клеомена I.
  • Ксенофонт — историк, родившийся в Афинах, но получивший лаконское гражданство за величайшие заслуги перед Спартой.
  • Киниска — первая женщина, победившая в олимпиаде, прислав на игры свою колесницу.
  • Клеомен III — царь-реформатор, едва не сокрушивший Ахейский союз.
  • Ксантипп — военачальник из Спарты, живший в III веке до н. э., во время Пунических войн был нанят правителями Карфагена, провёл реформу Карфагенской армии, в 255 до н. э. одержал полную победу над легионами римского военачальника Регула.
  • Леонид I — царь, погибший во главе отряда из 300 спартанцев и воинов из других греческих городов в битве при Фермопилах против войска персидского царя Ксеркса.
  • Ликург — законодатель.
  • Лисандр — наварх Спарты в период её величайшего могущества, превзошедший (на короткое время) своей властью царей; создатель Спартанской державы.
  • Павсаний — царь Спарты, политический оппонент Лисандра, восстановил демократию в Афинах.
  • Телевтий — наварх Спарты, брат царя Агесилая. Принимал деятельное участие в Коринфской войне.
  • Терпандр — спартанский поэт и музыкант.
  • Тиртей — спартанский поэт.
  • Тисамен Элейский — знаменитый жрец-прорицатель и атлет.
  • Хилон — законодатель.

Художественный образ Спарты

Романы

  • Асимакопулос, Костас. Убийства в Спарте; Король и Статуя; Алтана из Парги: Романы. Пер. с греческого В. Соколюка. М.: Изд. «Радуга», 1994. (Роман «Убийства в Спарте» удостоен греческой литературной премии им. Менелаоса Лудемиса; события развиваются в III в. до н. э.; роман представляет собой беллетризированную биографию спартанского царя-реформатора Агиса IV.)
  • Йерби, Фрэнк. Изгнанник из Спарты: Роман. Пер. Е. Комиссарова и Т. Шишовой. Минск: Изд. Вагриус, 1993.

Лирика

  • Кавафис, Константинос. Лирика. Пер. с новогреческого. М.: Художественная литература, 1984. (Константинос Кавафис (1863—1933 гг.) — известный греческий поэт; в указанном сборнике среди прочего опубликовано несколько стихов, посвященных древней Спарте, например: «Фермопилы», «Демарат», «В Спарте», «Мужайся, царь лакедемонян», «В 200 году до нашей эры».)

Кинематограф

Живопись

  • Луиджи Муссини. Спартанский мальчик наблюдает последствия чрезмерного потребления алкоголя (1850)

Компьютерные игры

с&c 4 эпилог присутсвует танк спартанец

  • В God of War главный герой игры — спартанский военачальник Кратос.
  • В Rome: Total War Спарта выступает столицей греческого государства 200-х годов до н. э.
  • 300: March to Glory
  • Атлантика онлайн Спартанец является одним из наёмников.
  • Ancient wars - Sparta Отдельная кампания за спартанцев
  • В играх серии Halo Спартанцы — элитные суперсолдаты, защищающие Человечество от инопланетян.
  • Легион 3: Спартанцы
  • В Sid Meier’s Alpha Centauri Спарта — одна из основных фракций, ведущих борьбу за господство на планете.
  • В Rise and Fall: Civilizations at War спартанец-один из военных юнитов цивилизации древних греков.
  • В сериях игр Metro 2033 и Metro Last Light Спарта является военизированым орденом.
  • В Starcraft II: Wings of Liberty отряд наёмников, оставшихся после появления в секторе Копрулу войск ОЗД носит название "Отряд спартанцев".
  • В Total War: Rome II Спарта представлена одной из игровых фракций.
  • В серии игр Halo главный герой игры - результат проекта SPARTAN-II (СПАРТАНЕЦ II)

См. также

Напишите отзыв о статье "Спарта"

Примечания

  1. Геродот. Ελλάδος προστάτης 1, 66. 69.
  2. Геродот. 5, 92.
  3. Фукидид. 1, 18.
  4. Фукидид. 5. 74
  5. Геродот 6, 108
  6. Юстин. 9, 5.
  7. Согласно Аристотелю, они являлись гражданами второго сорта, но входили в число гомеев, то есть аристократов
  8. [www.newsru.com/world/11dec2007/spartans.html Археологи доказали: спартанцы не сбрасывали детей со скалы] // NEWSru.com, 11 декабря 2007

Литература

  • Научные исследования.
    • Андреев Ю. В. Архаическая Спарта. Искусство и политика. СПб., 2008.
    • Андреев Ю. В. Мужские союзы в дорийских городах-государствах (Спарта и Крит). СПб.: Алетейя, 2004. — ISBN 5-89329-669-9.
    • Бергер А. Социальные движения в древней Спарте. М., 1936.
    • [www.academia.edu/3755863/_._2013_The_Society_of_Ancient_Sparta_Main_Categories_of_Social_Structure_Ural_University_Press_2013_._In_Russian_ Зайков А. В. Общество древней Спарты: основные категории социальной структуры. Екатеринбург: Изд. Уральского ун-та, 2013.]
    • Зайков А. В. [www.academia.edu/3372269/_The_specificity_of_Ancient_Spartan_economics_In_Russian_ К вопросу о специфике спартанской экономики // Из истории античного общества. Нижний Новгород, 1991. C. 5—14.].
    • Зайков А. В. [www.academia.edu/3313987/_The_territorial_expansion_of_Ancient_Sparta Территориальная экспансия Лакедемона и становление спартанского полиса // Вестник Ленинградского государственного университета. 1991. Сер. 2. Вып. 3. С. 24-29.]
    • Зайков А. В. [www.academia.edu/3302315/_Die_spartanischen_Xenelasien_The_Spartan_Xenelasiai_in_Russian_German_summary_ Спартанские ксенеласии // Античная древность и средние века. — Екатеринбург: Урал. гос. ун-т : Волот, 1999. — Вып. 30. — С. 6-25.]  (Проверено 19 августа 2011)
    • Зайков А. В. [www.academia.edu/3344596/_THE_ROLE_OF_ALIENS_IN_SPARTAN_POLITY_THE_CASE_OF_TISAMENOS_OF_ELIS_In_Russian_English_summary_ Роль чужаков в Спартанской политии: случай с Тисаменом Элидским // История: электронный научно-образовательный журнал. — 2012. — Вып. 8(16): Древние общества: междисциплинарные исследования.]
    • Печатнова Л. Г. История Спарты. Период архаики и классики. — Гуманитарная Академия, 2002. — ISBN 5-93762-008-9.
    • Старкова Н. Ю. Притяжение древней Спарты. Ижевск, 2002. В 2-х частях.
    • Хэммонд Н.Дж. Л. Пелопоннес // Расширение греческого мира. VIII—VI вв. до н. э. М.: Ладомир, 2007 (Кембриджская история древнего мира. Т. III, часть 3). — ISBN 978-5-86218-467-9.
  • Научно-популярные издания.
    • Дубровский И. [www.vokrugsveta.ru/publishing/vs/archives/?item_id=1985 Спартанский эксперимент] // Вокруг света. — 2006. — № 1 (2784).
    • Картледж П. Спартанцы: Герои изменившие ход истории; Фермопилы: Битва, изменившая ход истории. М.: Эксмо, 2009. — 528 с.
    • Секунда Н. Армия Спарты. — М.: АСТ, Астрель, 2004. — ISBN 5-17-023262-4. — ISBN 5-271-08554-6. — ISBN 1-85532-659-0.
    • В. С. Сергеев. История Древней Греции. СПб, издательство «Полигон», 2002, 702 стр., ISBN 5-89173-171-1
    • Шауб И., Андерсен В. Спартанцы в бою. М.: Яуза, Эксмо, 2008. — 320 с. — (Войны древнего мира).
  • При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Ссылки

  • [urfu.academia.edu/AndreyZaykov Подборка статей по истории, культуре, религии и праву древней Спарты.]
  • Смирнов И. В. [scepsis.ru/library/id_1259.html Спарта. Два царя в голове]. / (Рецензия на кн.: Печатнова Л. Спартанские цари. — М.: ЭКСМО. — Яуза, 2007).

Отрывок, характеризующий Спарта

– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.