Мохеганы
| Численность и ареал | |
|---|---|
|
Всего: 1611 (2003 г.) | |
| Язык | |
| Религия | |
| Родственные народы | |
Мохеганы — племя, обитающее в восточных верховьях реки Темс в Коннектикуте. Говорят на языке алгонкинской семьи[1].
Содержание
История
До контакта с европейцами в начале XVII века мохеганы были единым народом с племенем пекотов до раскола 1633 года, когда мохеганы отделились под предводительством Ункаса[en], затем на короткое время попали под власть пекотов, которые были полностью разгромлены европейскими колонизаторами в 1637 году[1].
Несмотря на сходство названий, мохеганы — иное племя, чем родственные им могикане[2]. Адриан Блок, один из первых европейцев, познакомившийся с местными племенами, объединял оба племени под общим названием Morhicans, Mahicans, Mahikanders, Mohicans, Maikens[2].
Мохеганы были союзниками англичан, но это не уберегло их от общей для всех племён Новой Англии печальной судьбы. После войны Короля Филипа (1675-1677), даже несмотря на включение ими в свой состав части разбитых наррагансеттов, войны и эпидемии сократили их численность до менее чем 1 тысячи человек. Долги английским купцам вынудили их продавать земли, и к 1721 году у них осталось только около 16,2 кв. км. земли вдоль реки Темс. После смерти последнего сахема мохеган Бена Ункаса в 1769 году мохеганы утратили остатки племенных земель, переданных в 1774 году под управление правительства Коннектикута. Английские миссионеры никогда не добивались успехов в обращении мохеган в христианство, и лишь пресвитерианский священник-мохеганин Самсон Оккам[en], проповедовавший среди них в 1773 году, обратил в христианство около 300 мохеган (около половины племени) и организовал их в «братские посёлки», жителей которых позже назвали индейцами Бразертауна[en] или бразертонами (англ. Brotherton), включавших помимо составлявших костяк мохеган также и части других алгонкинских племён западной части Коннектикута и острова Лонг-Айленд. Оккам уговорил свою паству принять приглашение племени онайда поселиться в их стране, и первая группа переселилась в 1775 году, а полностью переселение было завершено в 1788 году. В 1802 году к бразертонам из Коннектикута присоединились бразертоны из делаварского племени унами, выходцы из Нью-Джерси. В 1822 году бразертоны продали свои земли в Нью-Йорке и в 1834 году переселились с онейда и стокбриджами (могиканами) на север Висконсина. Некоторые из бразертонов соединились со стокбриджами, и ныне их потомки являются членами резервационной общины стокбриджей. Остальные бразертоны в Висконсине до сих пор не имеют официального признания.
На востоке Коннектикута к 1790 году осталось только 200 мохеган, когда их последние земли площадью 9,3 км² были поделены на индивидуальные наделы, а излишки стали сдаваться внаём белым, но в 1861 году Коннектикут захватил незанятые земли и продал их без согласия мохеган (по поводу чего ныне мохеганами подан судебный иск). Переписью 1850 года в Коннектикуте зарегистрировано 400 мохеган, а переписью 1910 года — только 22 человека, хотя их реальная численность была тогда гораздо выше. В 70-е годы XX века они реорганизовались как племя, которое было признано на федеральном уровне в марте 1994 г., когда их насчитывалось 972 человека, и в настоящее время оно владеет четвёртым по величине в мире казино Mohegan Sun в городе Анкасвилл, штат Коннектикут, и казино в Покано-Даунс, штат Пенсильвания. В 2003 году в племени было 1611 зарегистрированных членов[3].
См. также
- Махомет Вейономон[en], сын Ункаса — сахем (вождь), путешествовавший в Англию в 1735 г. с ходатайством о правах соплеменников.
Напишите отзыв о статье "Мохеганы"
Примечания
- ↑ 1 2 «Mohegan» history, Encyclopædia Britannica, 2007, webpage: [p2.www.britannica.com/eb/article-9053198/Mohegan EB-Mohegan].
- ↑ 1 2 William C. Sturtevant General Editor), Bruce G. Trigger (Volume Editor). Handbook of North American Indians, Volume 15, Northeast. — Smithsonian Institution, Washington (1978).
- ↑ [www.doi.gov/bia/docs/laborforce/2003LaborForceReportFinalAll.pdf]
Литература
- Brasser, T. J. (1978). Mahican. In B. G. Trigger (Ed.), Northeast (pp. 198–212). Handbook of North American Indian languages (Vol. 15). Washington, D.C.: Smithsonian Institution.
- Campbell, Lyle. (1997). American Indian languages: The historical linguistics of Native America. New York: Oxford University Press. ISBN 0-19-509427-1.
- Campbell, Lyle; & Mithun, Marianne (Eds.). (1979). The languages of native America: Historical and comparative assessment. Austin: University of Texas Press. ISBN 0-292-74624-5.
- Campbell, Lyle; & Mithun, Marianne. (1979). Introduction: North American Indian historical linguistics in current perspective. In L. Campbell & M. Mithun (Eds.), The languages of native America: Historical and comparative assessment (pp. 3–69). Austin: University of Texas Press.
- Oberg, Michael Leroy, Uncas, First of the Mohegans (2003). ISBN 0801438772.
Ссылки
- [www.mohegan.nsn.us/ Mohegan Tribe Homepage]
Отрывок, характеризующий Мохеганы
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
