Мохнацкий, Мауриций

Мауриций Мохнацкий
польск. Maurycy Mochnacki
Род деятельности:	публицист
Место рождения:	Боянец (ныне Жолковский район, Львовская область, Украина)
Место смерти:	Осер, Франция
Награды и премии:

Мауриций Мохнацкий (польск. Maurycy Mochnacki; 13 сентября 1803, с. Боянец (ныне Жолковского района Львовской области Украины) — 20 декабря 1834, Осер, Франция) — польский политический деятель, публицист, музыкальный и литературный критик, пианист.

Участник польского восстания 1830 года.

Биография

Изучал право в Варшавском университете Польского царства России. За несколько дней до окончания обучения был арестован за оказание сопротивления полиции и более месяца находился в заключении. По приказу Константина Павловича был исключён из университета с запрещением работы в государственных учреждениях.

За участие в Союзе вольных поляков в 1823—1824 находился в заключении.

В 1825—1830 работал в редакциях газет и журналов «Dziennik Warszawski», «Izydа Polskа», «Gazeta Polska», «Kurier Polski», a также в Комиссии внутренних дел и отделе цензуры.

В 1829 — участник заговора (террорист) под руководством П. Высоцкого с целью убийства российского императора Николая I.

В 1830—1831 — член радикально-демократического крыла польского освободительного движения. Участник ноябрьского восстания 1830—1831 гг. После начала восстания организовал «Клуб революционеров», был в оппозиции к Ф. Друцкому-Любецкому. В самом начале 1831 года создал журнал «Nowa Polska».

Записался добровольцем в незаконную польскую повстанческую армию и рядовым солдатом принял участие в сражении при Грохове. Получил ранение в руку и ногу. Залечив раны сражался с русскими войсками под Окуневым, Вавром, Длугосёдлом и под Остроленкой. В сражении под Остроленкой был четырежды ранен.

Один из организаторов Патриотического общества. После поражения восстания эмигрировал во Францию. Сотрудничал с «Отелем Ламбер» во главе с Адамом Ежи Чарторыйским.

Выступал как пианист.

Творчество

Автор ряда публицистических работ и статей. Главный труд «Восстание польского народа в 1830 и 1831 годах» (пол. «Powstanie narodu polskiego w roku 1830 i 1831»), опубликованный во Франции в 1834 г. с детальным описанием событий тех лет.

Мауриций Мохнацкий — один из теоретиков раннего польского романтизма. Его перу принадлежат работы о польской литературе XIX века. Создание собственной польской литературы рассматривал как условие существования нации. Будучи русофобом, Мохнацкий трактовал Россию, как основного врага Польши. Поэтому, считал, что независимо от сословных различий поляки должны бороться с нею.

В качестве музыкального критика занимался, в первую очередь, творчеством Шопена, Н. Паганини, М. Шимановской и др.

Умер в эмиграции, во Франции.

Награды

• Орден Virtuti Militari.

Литература

• [www.wbc.poznan.pl/dlibra/docmetadata?id=oai:www.wbc.poznan.pl:1899&from=fbc.pionier.net.pl «Восстание польского народа в 1830 и 1831 годах»] (польск.)

Ссылки

• [portalwiedzy.onet.pl/69479,,,,mochnacki_maurycy,haslo.html Mochnacki Maurycy]  (польск.)

Отрывок, характеризующий Мохнацкий, Мауриций

– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.