Мохов, Виктор Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Виктор Мохов

Виктор Мохов
Имя при рождении:

Виктор Васильевич Мохов

Прозвище

«Скопинский извращенец»

Дата рождения:

22 июня 1950(1950-06-22) (73 года)

Место рождения:

город Скопин Рязанской области

Гражданство:

СССР СССР, Россия Россия

Преступления
Преступления:

Похитил и в течение почти 4 лет удерживал в подвале гаража 2 девушек

Наказание:

17 лет лишения свободы

Мохов, Виктор Васильевич (род. 22 июня 1950 года, город Скопин Рязанской области) — преступник, похитивший в 2000 году двух девушек, 14 и 17 лет, и продержавший их в подвале почти 4 года.





Жизнь до преступлений

Виктор Мохов проживал в городе Скопин Рязанской области. Он окончил техникум по специальности «горный мастер», однако ни дня не работал по профессии, так как шахты в Скопинском районе были закрыты, а уезжать из города ему не хотелось. Поэтому он работал слесарем на одном из заводов. На работе считался одним из лучших работников, неоднократно побеждал в профессиональных соревнованиях, имел почётные грамоты за успехи в работе. До 1991 года состоял в КПСС[1].

Личная жизнь у Мохова не сложилась. В конце 1970-х годов он женился, но развёлся через 3 месяца. На момент совершения своих преступлений он жил с матерью, детей у него не было.

Подготовка к преступлениям

На дачном участке возле дома у Мохова был гараж. Он решил оборудовать под ним подземную тюрьму, в которую планировал завлечь девушек, с которыми мог бы удовлетворить все свои властные сексуальные амбиции.

Постройка подземной тюрьмы

Вход в подвал находился с задней стороны гаража. Для его обнаружения необходимо было снять один из нижних жестяных листов, который держался на магнитах. Вход в подвал был настолько качественно замаскирован, что в будущем его не смогли обнаружить сотрудники милиции, стоявшие прямо перед ним. Вниз вела небольшая лестница. Узниц от воли отгораживала также массивная металлическая крышка и тяжёлая бетонная сейфовая дверь, запиравшаяся на массивный замок.

За этой дверью находилась небольшая комната с двухъярусной кроватью и разнообразными предметами для проживания в ней — электроплиткой, столом с несколькими стульями. Пленницы использовали ведро в качестве туалета и тазик с водой в качестве умывальника; пищу готовили себе сами. Также Мохов провёл внутрь вентиляцию и электричество[1].

Первые преступления

Первое известное похищение произошло в декабре 1999 года. 16-летняя девушка пришла к Мохову в гости со своим парнем. Он напоил их и начал приставать к девушке. Она отвергла его приставания и ушла, тогда Мохов догнал её на улице, ударил по голове и затащил в бункер. В течение 2 недель Мохов держал девушку в бункере и насиловал, но потом ей удалось сбежать. В милицию она заявлять не стала.

Похищение двух девушек

Вечером 30 сентября 2000 года 14-летняя школьница Катя Мамонтова и 17-летняя учащаяся рязанского ПТУ-39 Лена Самохина возвращались с торжеств в Рязани по случаю праздника «Вера, Надежда, Любовь». Мохов предложил их подвезти. Вместе с Моховым находилась его знакомая и, как впоследствии выяснилось, сообщница, 25-летняя Елена Бадукина, уроженка города Рязань, которая представилась «Лёшей». У девушек это подозрений не вызвало, так как Бадукина коротко стриглась и была похожа на мужчину. Предложив им выпить и подмешав в спиртное снотворное, он привёз их к себе и, возможно с помощью Бадукиной, затащил одну в гараж, а другую в бункер. Там он продержал девушек 44 месяца, насилуя их. Когда девушки проявляли строптивость, он морил их голодом, держал без света, бил резиновым шлангом, разбрызгивал по комнате слезоточивый газ[2]. Когда Моховым была пресечена первая попытка побега его узниц, он привёл им цитату Данте Алигьери: «Оставь надежду, всяк сюда входящий».

Когда же девушки соглашались заниматься с ним сексом, он обращался с ними хорошо. В частности, он купил им телевизор, магнитофон, краски, покупал книги. Однажды Мохов принёс девушкам пачку старых журналов, на которых были написаны данные их получателя. Так они узнали имя своего мучителя и своё местоположение[1].

Лена Самохина родила от Мохова двоих сыновей: 6 ноября 2001 года и 6 июня 2003 года. В обоих случаях роды принимала Катя, которой Мохов принёс учебник по акушерству. Приём родов производился в антисанитарных условиях, с помощью подручных средств, например, бинтов, смоченных в водке, и столового ножа. Лена назвала сыновей Владиславом и Олегом. Колыбелью им служил чемодан. Мохов отобрал мальчиков у Лены (первого через 2 месяца, второго через 4 месяца после рождения) и подкидывал их в подъезды многоэтажных домов Скопина. Когда он хотел забрать второго мальчика, девушки подсунули в пелёнку две записки с просьбой о помощи, однако Мохов перед своим уходом перепеленал их и нашёл обе записки. Оба мальчика к настоящему времени усыновлены другими людьми, так как мать не смогла взять их себе[1].

С 2003 года девушки, как показалось Мохову, потеряли всякую волю к сопротивлению. Поэтому он начал выводить девушек на прогулки по одной. Однажды он велел Кате помочь ему соблазнить квартирантку — студентку Скопинского медицинского училища. Студентке Виктор представил Катю как свою племянницу. Он хотел подсыпать сильнодействующее снотворное ей в вино, однако Катя незаметно удержала квартирантку Мохова от питья. Позднее, перебирая свои аудиокассеты, квартирантка нашла аудиокассету, где лежала записка с просьбой о помощи. Текст в записке содержался следующий:

Виктор мне не дядя. Он нас держит в подвале с сентября 2000 года. Он нас и тебя может убить. Отнеси записку в милицию.[1]

Студентка тут же уехала в родной Новомичуринск и там обратилась в милицию[1].

Расследование, арест, следствие и суд

Первоначальной версией следствия было то, что девушек похитили дельцы, занимавшиеся торговлей проститутками в публичные дома различных стран. В Интерпол были направлены ориентировки на розыск девушек, однако к положительному результату это не привело[1].

Мохов был вызван на допрос в прокуратуру, однако в похищении и содержании в неволе двух девушек не сознался. В это же время оперативная группа обыскала гараж Мохова, однако найти какой-либо вход в подвал не смогла. Однако вскоре у Мохова, видимо, не выдержали нервы. Он признал свою вину и показал, где был вход. Девушки были освобождены 4 мая 2004 года. Всего они провели в «бетонном мешке» 3 года, 7 месяцев, 4 суток и 15 часов[1].

На момент освобождения Лена была на 8 месяце беременности, уже третьим ребёнком. Вскоре после освобождения у неё случился выкидыш. Постепенно они восстановили здоровье, возобновили учёбу.

По результатам судебно-психиатрической экспертизы Мохов был признан вменяемым. Скопинский городской суд приговорил Виктора Мохова к 17 годам лишения свободы в колонии строгого режима, его подельницу Елену Бадукину, арестованную вскоре после него — к 5,5 годам[3]. Рязанский областной суд оставил приговор без изменения.

Мать преступника, 80-летняя Алиса Мохова, отрицает, что знала о происходящем[1].

См. также

Напишите отзыв о статье "Мохов, Виктор Васильевич"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Дэвид Гамбург. [video.mail.ru/inbox/slaavat/KR/323.html Документальный фильм из цикла "Криминальная Россия" - "Право на надежду"] (рус.). Первый канал (2006). Проверено 17 мая 2010.
  2. [web.archive.org/web/20060507021141/rv.ryazan.ru/cgi-bin/main?n=2368&m=10 RV — #2368, 10]
  3. [62.ru/newsline/160013-print.html Скопинский маньяк осуждён на 17 лет лишения свободы]

Ссылки

  • [www.gazeta.ru/2005/08/30/oa_169054.shtml Андрей Ильин. Рязанские пленницы]
  • [web.archive.org/web/20060507021141/rv.ryazan.ru/cgi-bin/main?n=2368&m=10 Ирина Челиканова. Сексуальные рабыни]
  • [gzt.ru/incident/2004/05/06/031500.html Татьяна Воробьёва. «Я хотел иметь много детей»]

Отрывок, характеризующий Мохов, Виктор Васильевич

– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.