Мошвешве I

Мошвешве I (Мошеш, Мшвешве) (сесото Moshoeshoe) (?1786—11 марта 1870) — вождь народа сото (басуто), объединивший их против британских и бурских колонистов, а также завоевателей, бежавших от растущей мощи зулусов на востоке. Королевство Мошвешве стало ядром современного Лесото.

Мошвешве, старший сын Мокачане, мелкого вождя из династии Котели (Бакотели), родился в Менкваненге, на севере нынешнего Лесото. В юности он помог отцу получить власть над несколькими более мелкими кланами. В 34 года Мошвешве создал собственный клан и стал вождём, поселившись в окрестностях горы Бута-Буте.

Вождь

Мошвешве родился в 1787 или 1786 году, во время голода, и сначала получил имя Лепоко («лишения»). Родители с детства воспитывали Лепоко как будущего вождя и политика. Он стал настоящим лидером, когда отправился в карательный рейд против одного скотокрада, и успешно отбил у него сотни голов скота. Тогда он и получил имя Мошвешве («брадобрей»), так как, по слухам, сбрил бороду своего противника.

Правление Мошвешве совпало с ростом могущества зулусов под предводительством Шаки. В начале XIX века Шака начал завоёвывать мелкие кланы по восточному берегу, включая в своё растущее королевство, и многие вожди бежали от него, что привело к периоду войн и волнений, известному как Мфекане (или Дифакане на сесото). Захватчики-нгуни стали угрожать сото, жившим во внутренних районах страны, и Мошвешве был вынужден оставить Бута-Буте и переехать на плато Килване. Позже это место получило название Таба-Босиу, «гора ночи», потому что считали, будто оно увеличивается ночью и уменьшается днём. Враги так и не смогли захватить эту крепость.

Дипломат

Как дипломат Мошвешве отличался тем, что великодушно относился к побеждённым. Он предоставлял им землю и защиту, укрепляя тем самым свою власть над сото, по мере того как беженцы интегрировались в его народ.

К середине XIX века Мошвешве укрепил власть сото в Басутоленде и стал известен как Morena e Moholo (Великий вождь) и Morena oa Basotho (Король басуто).

Мошвешве полагал, что ему нужно огнестрельное оружие (которым обладали голландские поселенцы в Капской колонии, а также услуги белого советника: от других племён он много слышал о пользе, приносимой миссионерами. Мошвешве провёл переговоры с Парижским обществом евангельской миссии, выбрав государство, не имевшее претензий на земли в Южной Африке. Вскоре прибыли три представителя Общества: Эжен Касалис, Констан Госселен и Томас Арбуссе.

С 1837 по 1855 году Касалис был для Мошвешве министром иностранных дел, помогавшим королю устанвливать отношения с врагами. Кроме того, Касалис служил для Мошвешве переводчиком при общении с белыми и описал язык сесото.

В конце 1830-х годов буры из Капской колонии появились на западных границах Басутоленда и стали требовать земель. Лидером первых бурских поселенцев был Ян де Виннар, поселившийся в области Матлакенг в мае-июне 1830 года. Прибывавшие фермеры-буры пытались захватить междуречье Оранжевой и Каледона (Мохокаре), утверждая, будто сото оставили эту землю. Мошвешве, узнав об этом, объявил, что «земля, которую они заняли, принадлежала мне, но я не возражал против того, чтобы их стада там паслись до тех пор, пока они не смогли бы двинуться дальше, и при том условии, что они жили бы в мире с моим народом и признавали мою власть».

Касалис позже заметил, что буры, пока их было немного, попросили о временных правах, но позже, когда почувствовали себя «достаточно сильными, чтобы сбросить маску», потребовали для себя всей земли.

Следующие 30 лет стали для Мошвешве годами постоянной войны.

Конфликты

Мошвешве подписал договор с британским губернатором Дж. Т. Нэпиром. Среди условий договора было и присоединение к британским владениям небольшого участка земли, заселённого бурами и известного как Колония Оранжевой реки. Буры выступили против этого решения, но в 1848 году были побеждены. После этого поселенцы затаили обиду и на британскую администрацию, и на сото.

Война разразилась в 1851 году. Сото нанесли британской армии поражение у Конояны и отразили ещё одну атаку в следующем году. Сразу после этого Мошвешве отправил послов к британскому командиру и подписал мирный договор. После победы над тлока в 1853 году Мошвешве добился мир на своих границах.

В 1854 году британцы вывели свои войска из региона, что фактически привело к созданию двух независимых государств: бурской Оранжевой республики и королевства сото.

В 1858 году Мошвешве победил в войне с Оранжевой республикой, но в 1865-м потерял большую часть западных равнин. Последняя война в 1867 году окончилась только после того, как британская колониальная администрация и Мошвешве обратились к королеве Виктории, и та согласилась сделать Басутоленд британским протекторатом. Британцы хотели приостановить продвижение буров, а Мошвешве понимал, что не сможет слишком долго держаться против поселенцев.

В 1869 году Мошвешве подписал с британцами договор в Аливале, определявший границы Басутоленда (позже Лесото), с тех пор неизменные. Плодородные земли к западу от Календона остались за бурами, что фактически вдвое уменьшило территорию королевства Мошвешве.

См. также

• Список королей Лесото

Отрывок, характеризующий Мошвешве I

– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.