Мощалков, Павел Иванович

Павел Иванович Мощалков
Дата рождения	9 января 1903(1903-01-09)
Место рождения	Красноярск, Красноярский уезд (Енисейская губерния), Енисейская губерния, Российская империя.
Дата смерти	2 апреля 1978(1978-04-02) (75 лет)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР СССР СССР
Род войск	Сухопутные войска
Годы службы	1920— 1953
Звание
Командовал	415-я стрелковая дивизия
Сражения/войны	Гражданская война в России Конфликт на КВЖД Советско-финская война Великая Отечественная война
Награды и премии	Иностранные награды:

Павел Иванович Мощалков (9 января 1903 года, Красноярск, Енисейская губерния, Российская империя — 2 марта 1978 года, Москва, СССР) — советский военачальник, полковник (1943), единственный в CCCР был награждён тремя орденами Суворова II степени, не имея генеральского звания.

Биография

Родился 9 января 1903 года в городе Красноярске.

Революция и Гражданская война

До службы в армии работал на чугунно-литейном заводе в Красноярске.

В Гражданскую войну 10 августа 1920 года добровольно вступил в формировавшийся 1-й Енисейский коммунистический полк и в его составе участвовал в отрядах продразверстки и в ликвидации банд под Красноярском.

В ноябре 1921 года направлен на 6-е Сибирские пехотные курсы в город Иркутск, затем был переведен в Омскую артиллерийскую школу, а оттуда — на 21-е Сибирские пехотные курсы в город Семипалатинск.

Межвоенное время

После расформирования последних в конце октября 1922 года направлен в 25-ю Томскую пехотную школу (в мае 1925 г. переведена в г. Омск). В августе 1925 года окончил ее и назначен командиром взвода в 103-й Сибирский стрелковый полк 35-й стрелковой дивизии в город Иркутск. С ноября 1926 года командовал взводом в 8-м территориальном резервном полку в города Нижнеудинск. В мае 1929 года назначен в 104-й Петропавловский стрелковый полк этой же 35-й стрелковой дивизии в Иркутске, где проходил службу командиром взвода полковой школы, командиром пулеметной роты, помощником командира батальона, начальником полковой школы, начальником штаба и врид командира учебного батальона, помощником начальника штаба полка. В период с 17 ноября по 22 декабря 1929 года в составе 35-я стрелковой дивизии принимал участие в боевых действиях на Китайско-Восточной железной дороге.

В сентябре 1937 года капитан Мощалков зачислен слушателем в Военную академию РККА им. М. В. Фрунзе. В сентябре 1939 года с 3-го курса убыл на стажировку в 70-ю стрелковую дивизию (по должности начальника оперативного отделения). В ходе Советско-финляндской войны 1939-1940 гг. дивизия отличилась в боях на выборгском направлении. Ее части преодолели Выборгский залив по неокрепшему льду с тяжелой техникой и вышли на противоположный берег, перерезали стратегически важную дорогу Хельсинки — Выборг и тем самым обеспечили овладение другими соединениями армии города Выборг. За боевые отличия в этой войне Мощалков был награждён орденом Красного Знамени.

После окончания боевых действий майор Мощалков с апреля 1940 года командовал батальоном на курсах по военной подготовке и переподготовке руководящих работников партийных комитетов.

Член ВКП(б) с 1940 года.

Великая Отечественная война

С началом войны в июле 1941 года зачислен в распоряжение ГУК НКО с прикомандированием к курсам «Выстрел», затем назначен исполнять должность офицера для поручений при начальнике штаба Западного направления генерал-лейтенанте Г. К. Маландине. С августа 1941 года подполковник Мощалков был старшим помощником начальника оперативного отдела штаба Резервного фронта в городе Гжатск.

В ходе Вяземской оборонительной операции 10 октября 1941 года, выполняя задание начальника штаба фронта генерал-майора А. Ф. Анисова в 29-й стрелковой дивизии 24-й армии, попал в окружение под Вязьмой и находился на оккупированной территории в различных районах Смоленской, Орловской и Московской областей. 20 января 1942 года вышел к своим с группой из 7 человек и направлен на пересыльный пункт в Москву, а оттуда в феврале переведен в спецлагерь НКВД на ст. Абинская Краснодарского края. Там прошел спецпроверку и в апреле зачислен в резерв при 43-й армии. 7 мая 1942 года арестован особым отделом армии и обвинен в дезертирстве. Приговором Военного трибунала Западного фронта от 16 июля 1942 года осужден по ст. 193-7 п. «д» УК РСФСР на восемь лет ИТЛ без поражения в правах и отправкой на фронт.

После осуждения зачислен в распоряжение Военного совета Западного фронта, а в августе 1942 года назначен заместителем командира 1185-го стрелкового полка 356-й стрелковой дивизии, которая в составе 61-й армии вела оборонительные бои в районах Мценска и Белёва. В сентябре 1942 года вступил в командование 1183-м стрелковым полком этой же дивизии. Здесь он проявил себя с самой лучшей стороны. Лишь по ходатайству Г. К. Жукова и К. К. Рокоссовского, которые хорошо знали и ценили Павла Ивановича по службе в Сибири и на Дальнем Востоке, дело было прекращено. Определением Военной коллегии Верховного суда СССР от 8 декабря 1942 года приговор был отменен. В марте 1943 года он назначен заместителем командира 356-й стрелковой дивизии, а с 18 июня переведен на должность начальника штаба дивизии. До июня она в составе 61-й армии Западного, а с марта 1943 года — Брянского фронтов занимала оборону на рубеже Старые Дольцы, Михайловский, прикрывая направление на город Белёв и обеспечивая стык между 61-й и 3-й армиями, затем приняла участие в Курской битве, Орловской наступательной операции. В конце июля 1943 года полковник Мощалков назначен командиром 415-й стрелковой дивизии, которую называли «болотная», и воевал с ней до конца войны. Ее части успешно действовали в Черниговско-Припятской наступательной операции и битве за Днепр.

После успешного завершения операции по форсированию Днепра комдив и 12 бойцов 415-й дивизии были представлены к званию Героя Советского Союза. Но награда обошла боевого командира.

С 25 октября она была включена в 13-ю армию 1-го Украинского фронта и участвовала в Киевских наступательной и оборонительной операциях (на правом фланге фронта). Со 2 января 1944 года дивизия вновь вошла в подчинение 61-й армии и принимала участие в Калинковичско-Мозырской наступательной операции. За освобождение города Мозырь ей было присвоено наименование «Мозырская» (15.1.1944). Летом ее части успешно действовали в Белорусской, Люблин-Брестской наступательных операциях, в боях при освобождении городов Пинск и Брест. За освобождение города Пинск она была награждена орденом Красного Знамени (23.7.1944). А комдив Мощалков был награждён орденом Суворова — «За умелое, искусное управление боем», как говорилось в наградном листе. И по воспоминаниям сослуживцев: «Если бы не его смелость и решительность, то весь 1321-й полк был бы потоплен, так как на берегу Припяти уже стояли немецкие "фердинанды"».

С 30 июля по 13 сентября дивизия находилась в резерве Ставки ВГК, затем в составе 61-й армии 3-го и 1-го Прибалтийских фронтов принимала участие в Прибалтийской и Рижской наступательных операциях. В конце декабря 1944 года она в составе армии была передислоцирована на 1-й Белорусский фронт и участвовала в Висло-Одерской, Варшавско-Познанской, Восточно-Померанской и Берлинской наступательных операциях (севернее Берлина). 3 мая 1945 года ее части форсировали реку Хафель и вышли к реке Эльба, где встретились с американскими войсками. За овладение городами Штаргард, Наугард, Польцин Указом ПВС СССР от 26.4.1945 дивизия была награждена орденом Суворова 2-й ст.

После взятия Берлина, сам маршал Г. К. Жуков по телефону поздравил Павла Ивановича с присвоением звания генерала и даже прислал ему погоны. Но генеральского звания полковник так и не получил, в те времена существовал «закрытый приказ», согласно которому тем, кто вышел из окружения, не принято было давать высоких званий и генеральских погон.

После войны

С июля 1945 года, после расформирования дивизии, состоял в распоряжении Военного совета ГСОВГ, затем в августе назначен начальником отдела по делам репатриации 2-й танковой армии. С февраля 1946 года командовал 60-й стрелковой Севско-Варшавской Краснознаменной ордена Суворова дивизией, переведенной затем в Горьковский ВО. В мае переформировал её в 6-ю отдельную стрелковую бригаду, а в августе переведен на должность заместителя командира 34-й отдельной стрелковой Выборгской бригады в городе Шуя Ивановской области. В мае — августе 1951 года состоял в распоряжении командующего войсками Горьковского ВО, затем назначен преподавателем общевойсковых дисциплин военной кафедры Костромского сельскохозяйственного института. 20 июня 1953 года полковник Мощалков уволен в запас.

Награды

СССР

• два ордена Ленина (31.05.1945, 06.11.1945)
• четыре ордена Красного Знамени (1940, 12.02.1943, 03.11.1944, 1950)
• три ордена Суворова II степени (23.07.1944, 23.08.1944, 06.04.1945)
• орден Александра Невского (01.09.1943)
• орден Отечественной войны I степени (05.03.1943)
  • Медали СССР в т.ч:
  • «ХХ лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии»
  • «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
  • «За взятие Берлина»
  • «За освобождение Варшавы»
  • «Ветеран Вооружённых Сил СССР»

Приказы (благодарности) Верховного Главнокомандующего, в которых отмечен П. И. Мощалков

• За овладение штурмом областным центром Советской Белоруссии городом Пинск — важным опорным пунктом обороны немцев на брестском направлении. 14 июля 1944 года. № 137.
• За овладение областным центром Белоруссии городом и крепостью Брест (Брест-Литовск) — оперативно важным железнодорожным узлом и мощным укрепленным районом обороны немцев на варшавском направлении. 28 июля 1944 года. № 157.
• За вторжение в пределы немецкой Померании и овладение городами Шенланке, Лукатц-Крейц, Вольденберг и Дризен — важными узлами коммуникаций и мощными опорными пунктами обороны немцев. 29 января 1945 года. № 265.
• За овладение городами Штаргард, Наугард, Польцин — важными узлами коммуникаций и мощными опорными пунктами обороны немцев на штеттинском направлении. 5 марта 1945 года. № 290.
• За овладение штурмом городами Голлнов, Штепенитц и Массов — важными опорными пунктами обороны немцев на подступах к Штеттину. 7 марта 1945 года. № 295.
• За овладение городом Альтдамм и ликвидацию сильно укрепленного плацдарма немцев на правом берегу реки Одер восточнее Штеттина. 20 марта 1945 года. № 304.

Других государств

• Крест Храбрых (ПНР) (1945)
• Медаль «За Одру, Нису и Балтику» (ПНР) (1945)
• Медаль «За Варшаву 1939—1945» (ПНР) (1945)

Память

• [plemkz.donchak.ru/ Конзавод им. комдива П.И. Мощалкова]

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2015. — Т. 4. — С. 902-904 — 330 экз. — ISBN 978-5-9950-0602-2

Ссылки

• [www.podvignaroda.mil.ru Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»]
• [old.redstar.ru/2010/03/26_03/4_05.html Сайт газеты «Красная звезда»]

Отрывок, характеризующий Мощалков, Павел Иванович

Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…