Мощанский, Илья Борисович
Поделись знанием:
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.
Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
| Илья Борисович Мощанский | |
| Направление: |
военно-исторические исследования |
|---|---|
Илья Борисович Мощанский (26 апреля, 1969) — известный российский военный историк (автор более 200 книг), специалист по истории военной техники и военного искусства (наземные операции и бронетанковая техника). Полковник запаса. Кандидат философских наук. Преподавал на кафедре истории войн и военного искусства Военного Университета. Главный редактор журнала «Военная летопись».[1]
Биография
Илья Мощанский родился 26 апреля 1969 года в Москве. В 1990 году закончил Ленинградское высшее военно-политическое училище противовоздушной обороны им. Ю. В. Андропова. С 1990 по 1994 год служил в войсках противоракетной обороны. В 1997 году закончил Гуманитарную академию Вооружённых Сил РФ. В 2000 году закончил аспирантуру при Военном Университете.[1]
Книги
По данным «Электронного каталога» РНБ [2]:
- Мощанский, Илья Борисович. Испытание огнём. — М.: Вече, 2010. — 247, [8] с., [8] л. ил., плртр., фот. ил. 21 см с. — ISBN 978-5-9533-4802-7.
- Мощанский, Илья Борисович. Остановить танки! — М.: Вече, 2010. — 261, [8] с., [8] л. фотографий карты 21 см с. — ISBN 978-5-9533-4673-3.
// История. Исторические науки — СССР — Период Великой Отечественной войны (1941—1945) — Отдельные периоды Великой Отечественной войны — Первый период Великой Отечественной войны (22 июня 1941-ноябрь 1942 г.) - Мощанский, Илья Борисович. Легкий танк "Ха-го". "Меч" самурая. — М.: Вече, 2010. — 79 с., VIII с. цв. ил. ил. 27 см с. — ISBN 978-5-9533-4649-8.
// Машиностроение — Технология производств оборонной промышленности — Бронетанковые машины, «Ха-го», легкие танки - Мощанский, Илья Борисович. Стоять насмерть! — М.: Вече, 2010. — 359, [3] с., [8] л. ил. ил. 21 см с. — ISBN 978-5-9533-4619-1.
// История. Исторические науки — СССР — Период Великой Отечественной войны (1941—1945) — Отдельные периоды Великой Отечественной войны — Первый период Великой Отечественной войны (22 июня 1941-ноябрь 1942 г.) — Оборона Северного Кавказа (июль-ноябрь 1942 г.) — Второй период Великой Отечественной войны (ноябрь 1942-конец 1943 г.) — Освобождение Северного Кавказа (январь-март 1943 г.) - Мощанский, Илья Борисович. Схватка титанов. — М.: Вече, 2010. — 215, [5] с., [8] л. ил., портр. карты 21 см с. — ISBN 978-5-9533-4535-4 (в пер.).
// История. Исторические науки — СССР — Период Великой Отечественной войны (1941—1945) — Первый период Великой Отечественной войны (22 июня 1941-ноябрь 1942 г.) — Боевые действия на других фронтах и направлениях — Брянский фронт — Новороссийско-Таманская стратегическая наступательная операция - Мощанский, Илья Борисович. У стен Берлина. — М.: Вече, 2010. — 263, [8] с., [16] с. фотографий карты, табл. 21 см с. — ISBN 978-5-9533-4436-4 (в пер.).
// История. Исторические науки — СССР — Период Великой Отечественной войны (1941—1945) — Отдельные периоды Великой Отечественной войны — Третий период Великой Отечественной войны (1944-май 1945 г.) — Завершение разгрома фашистских войск. Взятие Берлина - Мощанский, Илья Борисович. Города-крепости. — М.: Вече, 2009. — 221, [2] с., [8] л. фот. табл., карт. 21 см с. — ISBN 978-5-9533-3896-7 (в пер.).
// История. Исторические науки — СССР — Период Великой Отечественной войны (1941—1945) — Города-герои — Отдельные периоды Великой Отечественной войны — Третий период Великой Отечественной войны (1944-май 1945 г.) — Будапешт.
// Войны, военная наука и военное искусство СССР в новейшее время (1917-) — Великая Отечественная война Советского Союза (1941—1945) — Военные действия на юго-западном направлении — Оборона Одессы (август-октябрь 1941 г.) — Прорыв блокады Ленинграда (январь 1943 г.) — Поражение немецко-фашистских войск в Венгрии (сентябрь 1944-февраль 1945 г.) — Собрание сочинений и сборники произведений одного автора - Мощанский, Илья Борисович. Средний танк Т-34-85: второе рождение машины. — М.: Вече, 2009. — 79, VIII с. ил., портр., табл. 26 см с. — ISBN 978-5-9533-3964-3 (в пер.).
// Военная наука. Военное дело — Бронетанковая техника. Танковое вооружение — Танки СССР в новейшее время (1917-) — История — Общие справочники для военных специалистов - Мощанский, Илья Борисович. Танк-истребитель Panzer IV/70(V): техника обороны рейха. — М.: Вече, 2009. — 79 с., [4] л. цв. ил. ил., табл. 27 см с. — ISBN 978-5-9533-3983-4 (в пер.).
// Военная наука. Военное дело — Отдельные виды вооруженных сил, рода войск и службы — Танковые (бронетанковые) войска. Бронетанковая техника. Танковое вооружение — Танки — История — Германия — Иллюстративные издания и материалы - Мощанский, Илья Борисович. Маленькие "Тигры". Для разведки и связи. — М.: Вече, 2009. — 79 с., [4] л. цв. ил. ил. 26 см с. — ISBN 978-5-9533-4189-9 (в пер.).
// Военная наука. Военное дело — Бронетанковая техника. Танковое вооружение в новейшее время (1917-) — Танки Германии — История — Энциклопедии и энциклопедические словари — Иллюстративные издания и материалы - Мощанский, Илья Борисович. Реактивный миномет Panzerwerfer 42: сопровождая стальные когорты. — М.: Вече, 2009. — 79, XII с. ил., табл., цв. ил. 26 см с. — ISBN 978-5-9533-4114-1 (в пер.).
// Военная наука. Военное дело — Стрелковое оружие. Стрелковое дело — Военная ракетная техника (оружие) — Пусковые установки фашистской Германии в новейшее время (1917-) — Энциклопедии и энциклопедические словари - Мощанский, Илья Борисович. Легкие танки семейства Т-40. "Красные разведчики". — М.: Вече, 2009. — 79, VIII с. ил., портр., цв. ил., табл. 27 см с. — ISBN 978-5-9533-4330-5 (в пер.).
// Военная наука. Военное дело — Бронетанковая техника. Танковое вооружение — Танки СССР в новейшее время (1917-) — История — Энциклопедии и энциклопедические словари - Мощанский, Илья Борисович. Трудности освобождения. — М.: Вече, 2009. — 230, [6] с., [8] л. ил., портр. ил., карт., табл. 21 см с. — ISBN 978-5-9533-4081-6 (в пер.).
// История. Исторические науки — СССР — Период Великой Отечественной войны (1941—1945) — Отдельные периоды Великой Отечественной войны — Третий период Великой Отечественной войны (1944-май 1945) — Освобождение Правобережной и Западной Украины, Крыма и Молдавии (январь-сентябрь 1944 г.) — Освобождение Белоруссии (июль-август 1944 г.) — Освобождение Левобережной Украины и создание стратегических плацдармов на правом берегу Днепра (битва за Днепр) (август-декабрь 1943 г.) — Киевская наступательная операция (3-13 ноября 1943 г.). Освобождение Киева — Белорусская наступательная операция (июнь-август 1944 г.) — Крымская наступательная операция (апрель-май 1944 г.) — Личный состав. Высокий морально-психологический облик и героизм советских воинов — Собрание сочинений и сборники произведений одного автора - Мощанский, Илья Борисович. Танки, вперед! : курьезы танковой войны в битве за Ленинград, 1941-1944 гг. — М.: Вече, 2009. — 187 с., [8] л. ил., портр. 21 см с. — ISBN 978-5-9533-3884-4 (в пер.).
// История. Исторические науки — СССР — Период Великой Отечественной войны (1941—1945) — Отдельные периоды Великой Отечественной войны — Первый период Великой Отечественной войны (22 июня 1941-ноябрь 1942 г.) — Оборона Ленинграда — Ноябрь 1942-январь 1943 — Прорыв вражеской блокады Ленинграда (январь 1943).
// Войны, военная наука и военное искусство СССР в новейшее время (1917-) — Великая Отечественная война Советского Союза (1941—1945) — Города-герои — Ленинград — Танковые войска — Личный состав — Боевые действия на северо-западном направлении — Советские танковые войска - Мощанский, Илья Борисович. Утрата и возмездие. — М.: Вече, 2009. — 188, [2] с., [8] л. ил., портр. к., табл. 21 см с. — ISBN 978-5-9533-3965-0.
// История. Исторические науки — СССР — Период Великой Отечественной войны (1941—1945) — Отдельные периоды Великой Отечественной войны — Первый период Великой Отечественной войны (22 июня 1941-ноябрь 1942 г.) — Приграничные сражения. Вынужденное отступление Красной Армии — Оборона Брестской крепости (июнь-июль 1941 г.) — Битва на Волге (1942—1943)
// Войны, военная наука и военное искусство СССР в новейшее время (1917-) — Великая Отечественная война Советского Союза (1941—1945) — Военные действия на западном направлении — Оборона Брестской крепости (июнь-июль 1941 г.) — Разгром немецко-фашистских войск под Сталинградом (19 ноября 1942 — 2 февраля 1943 г.) — Советская военная наука и военное искусство - Мощанский, Илья Борисович. Гибель фронтов. — М.: Вече, 2009. — 188, [1] с., [8] л. ил., портр. ил. 20 см с. — ISBN 978-5-9533-4016-8 (в пер.).
// История. Исторические науки — СССР — Период Великой Отечественной войны (1941—1945) — Отдельные периоды Великой Отечественной войны — Первый период Великой Отечественной войны (22 июня 1941-ноябрь 1942 г.) — Боевые действия на других фронтах и направлениях — Западный фронт — Третий период Великой Отечественной войны (1944-май 1945) — Боевые действия на других фронтах и направлениях — Висло-Одерская стратегическая наступательная операция (12 января-3 февраля 1945 г.) — Венская стратегическая наступательная операция (16 марта-15 апреля 1945 г.) - Мощанский, Илья Борисович. Превратности стратегии. — М.: Вече, 2009. — 155, [3] с., [8] л. ил. 21 см с. — ISBN 978-5-9533-4190-5 (в пер.).
// История. Исторические науки — СССР — Период Великой Отечественной войны (1941—1945) — Отдельные периоды Великой Отечественной войны — Второй период Великой Отечественной войны (ноябрь 1942-конец 1943 г.) — Боевые действия на других фронтах и направлениях — Южный фронт
// Войны, военная наука и военное искусство СССР в новейшее время (1917-) — Великая Отечественная война Советского Союза (1941—1945) — Разгром немецко-фашистских войск на Верхнем Дону (январь-февраль 1943 г.) — Боевые действия по освобождению Украины (февраль-март 1943 г.) — Отражение контрнаступления противника на харьковском направлении (февраль-март 1943 г.) — Советская военная наука и военное искусство - Мощанский, Илья Борисович. Сражение под Харьковом: кровавая катастрофа. 12-28 мая 1942 года. — М.: Вече, 2009. — 143 с. ил., портр. 27 см с. — ISBN 978-5-9533-4437-1 (в пер.).
- Мощанский, Илья Борисович. Самоходное орудие Nashorn". "Охотник" за танками: энциклопедия вооружений. — М.: Вече, 2009. — 95, VIII л. цв. ил., ил. ил. 28 см с. — ISBN 978-5-9533-4435-7 (в пер.).
- Мощанский, Илья Борисович. Оборона Кавказа: великое отступление, 25 июля - 31 декабря 1942 года. — М.: Вече, 2009. — 191 с., [4] л. ил., карты, цв. ил. ил., портр. 26 см с. — ISBN 978-5-9533-4536-1.
// История. Исторические науки — СССР — Период Великой Отечественной войны (1941—1945) — Отдельные периоды Великой Отечественной войны — Первый период Великой Отечественной войны (22 июня 1941-ноябрь 1942 г.) — Оборона Северного Кавказа (июль-ноябрь 1942 г.) - Мощанский, Илья Борисович. Тяжелый истребитель танков Jagdtiger. "Дитя" Нибелунгов. — М.: Вече, 2009. — 79 с. ил., табл. 27 см с. — ISBN 978-5-9533-4376-3 (в пер.).
- Мощанский, Илья Борисович. 1941. Битва за Киев, 7 июля - 26 сентября. — М.: Яуза [и др.], 2008. — 206 с., [6] л. цв. ил., к. ил., портр., табл. 26 см с. — ISBN 978-5-699-25317-3 (В пер.).
// История. Исторические науки — СССР — Период Великой Отечественной войны (1941—1945) — Отдельные периоды Великой Отечественной войны — Первый период Великой Отечественной войны (22 июня 1941-ноябрь 1942 г.) — Оборона Киева (июль-сентябрь 1941 г.) — Иллюстративное издание,
// Войны, военная наука и военное искусство СССР в новейшее время (1917-) — Великая Отечественная война Советского Союза (1941—1945) — Военные действия на юго-западном направлении — Киевская оборонительная операция (июль-сентябрь 1941 г.) — Советская военная наука и военное искусство — Иллюстративные издания и материалы - Мощанский, Илья Борисович. 1942-й….От трагедии Крыма до победы под Сталинградом. — М.: Вече, 2008. — 250, [3] с., [8]л. ил. ил. 21 см с. — ISBN 978-5-9533-3134-0 (В пер.).
// История. Исторические науки — СССР — Период Великой Отечественной войны (1941—1945) — Отдельные периоды Великой Отечественной войны — Первый период Великой Отечественной войны (22 июня 1941-ноябрь 1942 г.) — Оборона Севастополя (октябрь 1941-июль 1942 г.) — Битва на Волге (1942—1943),
// Войны, военная наука и военное искусство СССР в новейшее время (1917-) — Великая Отечественная война Советского Союза (1941—1945) — Оставление Крыма советскими войсками (май 1942 г.) — Разгром немецко-фашистских войск под Сталинградом (19 ноября 1942-2февраля 1943 г.) — Советская военная наука и военное искусство - Мощанский, Илья Борисович. 1941-й... От трагедии Вязьмы до победы под Москвой. — М.: Вече, 2008. — 252, [1] с., [8] л. ил. ил., карты 21 см с. — ISBN 978-5-9533-2305-5 (В пер.).
// История. Исторические науки — СССР — Период Великой Отечественной войны (1941—1945) — Отдельные периоды Великой Отечественной войны — Первый период Великой Отечественной войны (22 июня 1941-ноябрь 1942 г.),
// Войны, военная наука и военное искусство СССР в новейшее время (1917-) — Великая Отечественная война Советского Союза (1941—1945) — Первый период Великой Отечественной войны (июнь 1941-ноябрь 1942 г.) — Советская военная наука и военное искусство - Мощанский, Илья Борисович. 1944-й...От Корсуни до Белграда. — М.: Вече, 2008. — 247, [5] с., [8] л. ил., портр. карты 20 см с. — ISBN 978-5-9533-3424-2 (В пер.).
// История. Исторические науки — СССР — Период Великой Отечественной войны (1941—1945) — Отдельные периоды Великой Отечественной войны — Третий период Великой Отечественной войны (1944-май 1945 г.),
// Войны, военная наука и военное искусство СССР в новейшее время (1917-) — Великая Отечественная война Советского Союза (1941—1945) — Оперативное искусство наступательных операций - Мощанский, Илья Борисович. Смоленское сражение. Два месяца кровавого противостояния. — М.: Яуза [и др.], 2007. — 166 с., [4] л. цв. ил., карт ил., портр., табл. 27 см с. — ISBN 978-5-699-23794-9.
// История. Исторические науки — СССР — Период Великой Отечественной войны (1941—1945) — Отдельные периоды Великой Отечественной войны — Первый период Великой Отечественной войны (22 июня 1941-ноябрь 1942 г.) — Смоленское сражение (июль-сентябрь 1941 г.) — Иллюстративное издание,
// Войны, военная наука и военное искусство СССР в новейшее время (1917-) — Великая Отечественная война Советского Союза (1941—1945) — Военные действия на западном направлении — Смоленская оборонительная операция (июль-сентябрь 1941 г.). Ельнинская наступательная операция советских войск (август-сентябрь 1941 г.) — Советская военная наука и военное искусство — Иллюстративные издания и материалы - Коломиец, Максим Викторович. Мощанский, Илья Борисович. Камуфляж германской техники, 1939-1945. — М.: Экспринт, 2004. — 47, [1] с. ил. 24 см с. — ISBN 5-94038-052-2 (в обл.).
// Аннот.: В книге рассматриваются проблемы камуфлирования, тактические и опознавательные знаки немецкой бронетехники. Для широкого круга читателей, интересующихся историей бронетанковой техники времен Второй мировой войны. - Коломиец, Максим. Мощанский, Илья Борисович. Камуфляж германской техники, 1939-1941. — М.: Экспринт, 2003. — 47 с. ил. 25 см. с. — ISBN 594038045X.
- Коломиец, Максим. Мощанский, Илья Борисович. Камуфляж танков Красной Армии, 1930-1945. — М.: Издат. центр Экспринт, 2003. — 47 с. ил. 25 см. с. — ISBN 5-94038-039-5 (в обл.).
// Танки — История создания — СССР
// Аннот.: Издание посвящено камуфляжу бронетанковых частей Красной Армии 1930—1945 гг. В книге рассматриваются проблемы камуфлирования, тактические и опознавательные знаки советской бронетехники. Для широкого круга читателей, интересующихся бронетанковой техникой. - Мощанский, Илья Борисович. Легкий танк<ХА-ГО>. Яп. бронетанковая техника : История создания, описание конструкции, боевое применение. — М.: БТВ-МН, 2003. — 65 с. ил. 29 см. с. — ISBN 5948890201.
// Аннот.: Книга посвящена танку Тип 95 «ХА-ГО»: его разработке, серийному производству и боевому применению в Манчжурии, Китае и Тихоокеанском ТВД. Текстовое содержание опирается на оригинальные чертежи, исторические фотоматериалы и цветные иллюстрации. - Мощанский, Илья Борисович. Хохлов, Иван В. Противостояние: Смол. сражение 10 июля-10 сент. 1941 г. — БТВ-МН, 2003. — Т. 1. — 72 с. ил., цв. ил., к., портр., факс. с. — ISBN 5-94889-009-0 (в обл.).
// История. Исторические науки — СССР — Период Великой Отечественной войны (1941—1945) — Отдельные периоды Великой Отечественной войны — Первый период Великой Отечественной войны (22 июня 1941-ноябрь 1942 г.) — Смоленское сражение (10 июля-10 сентября 1941 г.) — Иллюстративное издание
// Аннот.: Книга повествует о первых этапах Смоленского сражения, которые проходили с 10 июля по 7 августа 1941 года. - Мощанский, Илья Борисович. Хохлов, Иван. В борьбе за перелом. Смоленское сражение, 10 июля-10 сентября 1941 года. — М.: БТВ-МН, 2003. — 72 с., IV с. цв. ил. ил., портр., табл. с. — ISBN 5-94889-017-1.
- Мощанский, Илья Борисович. Смолинов, Сергей. Оборона Сталинграда: Сталинград. стратег. оборонит. операция 17 июля-18 нояб. 1942 г. — М.: БТВ-МН, 2002. — 79, [1] с., [2] л. цв. ил. ил., к. 29 см с. — ISBN 5-94889-010-4 (в обл.).
// История. Исторические науки — СССР — Период Великой Отечественной войны (1941—1945) — Отдельные периоды Великой Отечественной войны — Первый период Великой Отечественной войны (22 июня 1941-ноябрь 1942 г.) — Битва на Волге (19 ноября 1942-2 февраля 1943 г.) — Оборонительный период (17 июля-18 ноября 1942 г.) — Иллюстративное издание
// Аннот.: Сталинградская битва вошла в историю II мировой войны как первое полное и безоговорочное поражение немецкой армии. - Мощанский, Илья Борисович. Тяжёлый танк "Тигр I": Справ. изд. — М.: Экспринт, 2002. — 88 с., [2] л. цв. ил. ил. 30 см с. — ISBN 5-94038-023-9.
// Танки — История — Германия (1917-) — Справочные издания - Мощанский, Илья Борисович. [dlib.rsl.ru/information.php?path=/rsl01003000000/rsl01003206000/rsl01003206417/rsl01003206417.pdf Гносеологические и аксиологические функции воинской символики. Диссертация кандидата философских наук : 09.00.01]. — М., 2000. — 199 с. ил. с.
// Онтология и теория познания
Напишите отзыв о статье "Мощанский, Илья Борисович"
Примечания
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
Отрывок, характеризующий Мощанский, Илья Борисович
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.
Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
