Му, Йорген Энгебретсен

Йорген Энгебретсен Му
Jørgen Engebretsen Moe
Портрет Йоргена Му (ок. 1866—1880), фотограф — Фредерик Клем.
Дата рождения:	22 апреля 1813(1813-04-22)
Место рождения:	Хуле, Норвегия
Дата смерти:	27 марта 1882(1882-03-27) (68 лет)
Место смерти:	Кристиания (Осло), Норвегия
Гражданство:	Норвегия Норвегия
Род деятельности:	прозаик, поэт, богослов
Направление:	фольклор, лирика
Язык произведений:	норвежский язык
Награды:
Подпись:

Йорген Энгебретсен Му (норв. Jørgen Engebretsen Moe; 22 апреля 1813 — 27 марта 1882) — норвежский писатель и епископ. Наибольшую известность ему принес Norske Folkeeventyr, сборник норвежских народных сказок, составленный совместно с Петером Кристеном Асбьёрнсеном.

Биография

Йорген Энгебретсен Му родился на ферме Му в коммуне Хуле в семье местного фермера и политика Энгебре Ульсена Му. Он впервые встретил Асбьёрсена, когда они оба готовились к экзаменам в коммуне Нордерхов, и вскоре обнаружили общий интерес к фольклору.

Начиная с 1841 года, Му почти каждое лето путешествовал в горах на юге Норвегии, собирая традиции местного населения. В 1845 году он был назначен профессором теологии в Военной академии. Однако Му давно собирался принять духовный сан, и в 1853 году он так и поступил. Следующие десять лет он прослужил штатным капелланом в церкви Ульберга в Сигдале (сейчас это в Крёдсхераде).

Во время службы в своём первом приходе он вдохновился на написание большинства своих известных стихов, например, «Den Gamle Mester» и «Sæterjentens Søndag». В 1863 году он стал пастором в церкви Брагернеса в Драммене, а в 1870 году стал служить в церкви Вестре Акер близ Христиании. Наконец, в 1875 году Йорген Му стал епископом диоцеза Агдера в Кристиансанне. Прихожане очень уважали его, и его проповеди оказали большое влияние на современников.

Особо пристальное внимание привлекает лирическая поэзия Йоргена Му, вышедшая небольшим сборником в 1850 году. Му считал, что произведение должна быть «объектным» в том смысле, что эго удалено из повествования. В то же время он старался построить и удержать словесную эстетику в своих работах. Он написал не так уж много оригинальных стихов, однако в его скромном томике обнаруживается множество образчиков изысканной тонкости и свежести. Му также опубликовал очаровательную подборку прозы для детей — «I Brønden og i Tjernet» (1851) и «En liden Julegave» (1860). Асбьёрнсен и Му выработали восхитительный стиль повествовательной прозы. Обычно энергичность исходила от Асбьёрнсена, а очарование — от Му, но, похоже, долгая привычка писать «в унисон» выработала у них почти одинаковую манеру литературного повествования.

В 1873 году Йорген Му был произведён в кавалеры I класса ордена Святого Олафа, а в 1881 году он стал командором этого ордена. В январе 1882 он оставил свой диацез из-за проблем со здоровьем и в марте того же года скончался. Его сын Молтке Му (норв. Moltke Moe) продолжил дело отца, работая с фольклором и сказками, и стал первым в Норвегии профессором-фольклористом в университете Кристиании.

Влияние на культуру Норвегии

Йорген Му вместе с Петером Кристеном Асбьёрнсеном оказал огромное влияние на норвежскую культуру. Для норвежцев их имена слились с народными сказками так же, как братьев Гримм во всём мире связывают с немецкими сказками. Они не только собрали, сохранили и подготовили для читателя это бесценное наследие, но и повлияли на развитие норвежского языка в целом.

Хотя в других странах тоже есть памятники народной литературы, норвежцы часто утверждают, что их сказания, обработанные Асбьёрнсеном и Му — одни из самых богатых и оригинальных. Их работы составляют важную часть норвежского самосознания. Аскеладд — персонаж, чьи креативность и находчивость всякий раз помогают ему заполучить принцессу и полцарства в придачу — считается типичным именно для Норвегии. Многие стихи Йоргена Му всё ещё живы в памяти, не в последнюю очередь благодаря тому, что были положены на музыку. Но его церковные заслуги по большей части забыты.

Музей Рингерике

Музей Рингерике — краеведческий музей коммун Хуле и Рингерике в фюльке Бускеруд. Он расположен в Хёнефоссе, в здании бывшего ректорства Нордерхов, в котором когда-то впервые встретились Му и Асбьёрнсен. В музее есть собрание памятных вещей, связанных с Асбьёрнсеном и Му, в том числе коллекция личных вещей Йоргена Му. В 1930-х годах Мари Му (норв. Marie Moe), дочь Йоргена Му, передала в дар музею несколько сотен экспонатов из его частного дома.

Основные работы

• «Samling af Sange, Folkeviser og Stev i norske Allmuedialekter» (1840)
• «Norske folkeeventyr» (1841—1852) (совместно с П. К. Асбьёрнсеном)
• «Digte» (1849) — стихи
• «I Brønden og i Kjærnet» (1851)
• «At hænge på juletreet» (1855)
• «En liten julegave» (1860)
• «Samlede skrifter» (1877)

Отрывок, характеризующий Му, Йорген Энгебретсен

Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.