Мпанде
| Мпанде зулу Mpande kaSenzangakhona<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Инкоси Мпанде в окружении прислуги</td></tr> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1840 — 1872 | |||
| Предшественник: | Дингане | ||
| Преемник: | Кечвайо | ||
| Рождение: | 1798 Бабананго, КваЗулу | ||
| Смерть: | 1872 КваЗулу | ||
| Отец: | Сензангакона | ||
| Дети: | Мбуязи, Кечвайо, Атавало | ||
Мпанде каСензангакона (зулу Mpande kaSenzangakhona; 1798 — 1872) — правитель (инкоси) зулусов с 1840 до 1872.
Содержание
Биография
Ранние годы
Мпанде был единокровным братом Чаки и Дингане, предшествовавших ему в качестве правителей зулусов. Он родился в Бабананго в КваЗулу. Его считали нерешительным и слабохарактерным по сравнению с его единокровными братьями и, в то время как другие его братья подвергались гонениям и репрессиям, его не трогали, не видя в нем достойного соперника. Когда же Дингане приказал своему индуне Ндлела каСомписи убить его, то Ндлела несколько раз откладывал с выполнением приказа, так как он понимал, что Мпанде был единственным сыном Сензангаконы, имевшим детей, и считал продолжение рода Сензангаконы важнейшим условием поддержания стабильности зулусской державы. За своё бездействие Ндлела жестоко поплатился: он был казнен по приказу Дингане.
Переселение буров и приход к власти
В январе 1840 года предводитель бурских переселенцев Андрис Преториус помог Мпанде восстать против своего брата Дингане, который был убит во время похода на север, к лесу Хлатикулу. Мпанде при поддержке буров был провозглашен верховным правителем зулусов. За эту помощь он отдал бурам скот, который якобы был захвачен у них во время войны с Дингане, и предоставил им полную свободу действий в Натале, передав в их распоряжение несколько десятков тысяч километров зулусских земель.
Совершив значительные территориальные уступки европейцам, Мпанде удалось сохранить независимость зулусской державы. Он смог установить дружественные отношения с англичанами, аннексировавшими в 1843 году бурскую республику Натал. Граница между новой британской колонией и владениями зулусов проходила по реке Тугела и её левому притоку Баффало.
Мпанде и возвышение Кечвайо
Порядок наследования у зулусов не был четко закреплен, и правитель мог сам определять, какой из его наследников был достоин стать будущим инкоси. Это приводило к частым междоусобицам и соперничеству между возможными претендентами. В 1850-е годы среди зулусов большой популярностью стал пользоваться Кечвайо, но сам Мпанде благоволил к своему старшему сыну Мбуязи. В результате, вокруг претендентов на трон сложилось два враждебных друг другу лагеря. Сторонники Кечвайо были известны под именем узуту, содержавшим намек на их невоздержанность в питье. В 1856 году этот конфликт вылился в открытое вооруженное противостояние. Люди Мбуязи разорили земли сторонников Кечвайо, что привело к мобилизации сил узуту. Две враждебные армии встретились в декабре 1856 году на берегу Тугелы на границе с Наталом. На стороне Мбуязи в сражении принял участие «полк» ветеранов, присланный Мпанде на помощь своему любимцу, а также отряд пограничной полиции Натала численностью в 35 человек во главе с английским охотником и торговцем Джоном Данном. Но, благодаря подавляющему численному преимуществу, узуту удалось одержать победу, Мбуязи и пятеро других сыновей Мпанде были убиты. Само место побоища, по свидетельству очевидцев, было буквально усеяно телами павших воинов[1].
С этого момента фактическое управление страной перешло в руки Кечвайо, а за Мпанде остались лишь формальные представительские функции. Конфликт между отцом и сыном, однако, так и не был разрешен до конца. У обеих сторон не хватало сил решительно изменить ситуацию в свою пользу. Это противостояние вызывало серьёзные опасения и у английских властей Натала, которые боялись, что эскалация конфликта может привести к дестабилизации ситуации и в самой английской колонии, где африканское население составляло подавляющее большинство. Опасаясь возможного вторжения со стороны зулусов, колониальные власти приняли решение о возведении вдоль границы нескольких военных фортов. Однако и колонисты, и зулусы были заинтересованы в мирном разрешении конфликта. Поэтому, при посредничестве англичан, Кечвайо и Мпанде пришли к компромиссу. В 1861 г. в страну зулусов со специальной миссией отправился Т. Шепстоун, официально признавший Кечвайо наследником Мпанде, который, в свою очередь, публично выразил свою преданность отцу[2]. В последующем Кечвайо и Мпанде попытались использовать поддержку англичан в противостоянии с бурами.
В последние годы своей жизни Мпанде фактически уже не оказывал сколь-нибудь значительного влияния на дела управления. Вождь зулусов пристрастился к спиртным напиткам, в особенности, к пиву. При короле всегда находился паж, по необходимости подносивший ему любимый напиток[3]. Со временем правитель стал настолько грузным, что потерял возможность передвигаться без посторонней помощи. Фактическое руководство страной находилось в руках Кечвайо. Умер Мпанде в октябре 1872 года.
Напишите отзыв о статье "Мпанде"
Примечания
- ↑ Хаггард Г. Р. Дни моей жизни // Хаггард Г. Р. Миссия в Трансвааль. М.: Наука, 1979. С. 31.
- ↑ Maylam P. A History of the African People of South Africa: from the Early Iron Age to the 1970s. London: Groom Helm; David Philip, 1986. P. 75
- ↑ [militera.lib.ru/bio/ritter_ea_shaka/index.html Э. А. Риттер. «Зулус Чака»]
Отрывок, характеризующий Мпанде
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.
На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
