Обскурантизм

Обскуранти́зм (мракобе́сие) (от лат. obscurans — затемняющий) — враждебное отношение к просвещению, науке и прогрессу.

Источником термина «обскурантизм» является заголовок сатиры начала XVI века «Epistolæ Obscurorum Virorum» («Письма тёмных людей»), которая основывалась на учёном споре между немецким гуманистом Иоганном Рейхлином и доминиканскими монахами, такими как Иоганн Пфефферкорн, о том, следует или нет сжигать все иудейские книги как нехристианские.

История термина

Мракобесие — вольный перевод на русский язык термина «обскурантизм» (латинское obscurans — «затемняющий»), притом сделанный по церковнославянскому образцу, где второй корень сложных слов ст.-слав. бѣсїе — «бешенство» является калькой греческих др.-греч. μάργος, μᾰνία — «безумие, помешательство, болезненная тяга к чему-либо» (ср. церковнославянские «гортанобесие», «чревобесие» — чревоугодие; «идолобесие» — неистовое служение идолам). Таким образом, буквально термин означает по-церковнославянски «помешательство на темноте». В России понятие возникло в начале XIX века как антоним «просвещению» — важной ценности той эпохи, сопряженной со свободой и прогрессом.

История явления

В первом и более старом смысле термин «обскурантизм» обозначает политику ограничения распространения знаний. За так называемую политику «благородной лжи» (en:Noble lie) выступал ещё Платон. В произведении «Государство» он предполагал, что в идеальном государстве цари-философы будут распространять ложь во имя общего блага. В современном мире подобную философию пропагандировал Лео Штраус и другие сторонники неоконсерватизмa.

В таком смысле обскурантизм является одновременно антиинтеллектуальной и элитистской философией. Именно за такой обскурантизм Маркиз де Кондорсе подверг критике элиту Франции во время Французской революции.

Хотя обскурантизм часто ассоциируют с фундаментализмом, обскурантизм является отдельным принципом. Фундаментализм предполагает настоящую веру в доктрины, тогда как обскурантизм может опираться на намеренный обман большинства и манипуляцию им, предпринимаемые «просвещенным» меньшинством.

Позже обскурантизм проявился как заметное организованное течение мысли и социальной практики во время научно-технической революции XVI века.

Основное содержание обскурантизма заключаются в следующих идеях:

• противодействие любым реформам общества, повышающим личную свободу его членов;
• вредность просвещения народных масс;
• губительность развития научно-технического прогресса;
• контролирование науки и культуры представителями реакции.

Эти идеи направлялись в первую очередь против религиозных реформаторов, в защиту религиозных догматов католической церкви, и поначалу характеризовалось изуверскими формами тирании. Начиная с XVII века обскурантизм стал оружием клерикалов в их борьбе против светской науки. С XX века потеряло свой откровенно-религиозный характер, и вместо этого стало опираться на научный ригоризм и культурный традиционализм (см. Лео Штраус).

Борьба с обскурантизмом

Борьба с обскурантизмом подразумевает борьбу с конкретными обскурантистами. Гуманизм Возрождения в своей просветительской работе использовал грубоватый юмор, высмеивая обскурантов, которые в их время принадлежали исключительно к клерикальным кругам (впрочем, и сами гуманисты нередко занимали церковные должности); просветители XVIII века направляли против современных им мракобесов иронию и тонкий сарказм. Вместе с этим они демонстрировали научную отсталость и невежество своих гонителей и таким образом просветителям удавалось держать противников прогресса в некоторой узде, не позволяя совершенно распускаться.

См. также

• Антиинтеллектуализм
• Антисциентизм
• Знахарство
• Инквизиция
• Лженаука
• Фанатизм
• Бамианские статуи Будды
• Комиссия по борьбе с лженаукой

Ссылки

• [wordhist.narod.ru/mrakobesie_mrakobes.html Мракобесие, мракобес // Виноградов В. В. История слов.]
• [www.situation.ru/app/j_art_544.htm Мартов А. О мракобесии] // Альманах «Восток», Выпуск № 8(20), август 2004.

Отрывок, характеризующий Обскурантизм

– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.