Пятнистый гурами

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Мраморный гурами»)
Перейти к: навигация, поиск
Пятнистый гурами
Научная классификация
Международное научное название

Trichogaster trichopterus (Pallas, 1770)


Систематика
на Викивидах

Изображения
на Викискладе

Пятнистый гурами[1] (Trichogaster trichopterus) — один из видов лабиринтовых рыб рода гурами-нитеносцы. Относится к распространённым аквариумным рыбкам. Пятнистые гурами распространены в водах Малаккского полуострова, Южного Вьетнама и больших островов Индонезии[2]. Обитают в стоячих водоемах и медленнотекущих речушках[3].





Описание

Окрас

В обычное время пятнистые гурами серебристого цвета со слабо-лиловым отливом и покрыты мало заметными лиловато-серыми поперечными полосками неправильной формы. На боках с каждой стороны расположены по два темных пятна, одно у основания хвоста, другое посредине тела. Пятна иногда еле заметны, иногда становятся темнее. Плавники и хвост почти прозрачные, с разбросанными на них бледно-оранжевыми пятнами и красновато-жёлтой каймой на анальном плавнике.

Во время нереста вначале самцы, а потом и самки резко меняются: пятнышки на плавниках окрашиваются в яркие тона, вся рыба делается темнее, полосы на теле становятся почти черными. Глаза становятся красными, нижний плавник покрывается яркими оранжевыми пятнами, а кайма принимает цвета радуги. Самка окрашивается почти так же, как самец[2].

Тело и плавники

По форме тела и строению плавников рыба напоминает жемчужных гурами, но тело их несколько короче. Спинной плавник самки округлый; у самца — вытянутый и заостренный[2] .

В природных условиях эти рыбы достигают длины 20 см , в аквариумах — 10—11 см, редко 15 см.[2][3].

Содержание

В Европу пятнистые гурами впервые завезены в 1896 г., в России разведены в дореволюционное время[2].

Условия содержания и кормления пятнистых гурами такие же, как и для остальных лабиринтовых рыб[2].

Цветовые формы

Пятнистый гурами — исходная, максимально близкая к встречающейся в природе форма трихогастера. Она была единственной доступной с дореволюционных времен и вплоть до второй половины прошлого века. Позже в распоряжении аквариумистов один за другим стали появляться подвиды и различные селекционные формы, отличающиеся более ярким экстерьером. Вплоть до настоящего времени сохраняется некоторый разнобой в названиях этих форм.

Подвиды

Пятнистый гурами имеет два основных подвида:

  • Пятнистый гурами (Trichogaster trichopterus trichopterus, Trichogaster trichopterus «cosbi»)
  • Голубой гурами (Trichogaster trichopterus sumatranus).

Голубой гурами

Голубой гурами[1] (Trichogaster trichopterus sumatranus Ladiges) отличается от пятнистого в основном окраской: в отраженном свете рыба голубая. В Европе они известны с 1934 г., в СССР завезён в 1958 г. В природных условиях суматранский гурами достигает 13 см длины, в аквариумах обычно несколько мельче пятнистого гурами[2].

Условия содержания, кормления и разведения в целом те же, что и для пятнистого гурами, но имеются следующие особенности:

  • Во время нереста самец более свиреп и к гнезду заманивает самку не нежными приемами, как это делает пятнистый гурами, а более бесцеремонно; сильно толкает самку, рвет ей хвост и нижний плавник, и если аквариум, где происходит нерест, имеет мало растений, то часто самка к концу нереста оказывается настолько избитой, что не может оправиться и погибает.
  • Суматранские гурами отличаются большей выносливостью и способностью переносить более низкую температуру.

Пятнистый гурами

Пятнистый гурами (Trichogaster trichopterus “cosbi”, Trichogaster trichopterus trichopterus). Пятнистые гурами были получены путём скрещивания пятнистых гурами и голубых гурами. Основной фон рыб сине-голубой с более или менее выраженным рисунком, сложенным из хаотично расположенных черных волнистых и прямых линий и разводов. Максимальной насыщенности мраморный узор достигает ближе к спинке, область же брюшка у этих гурами практически чистая. Края непарных плавников оторочены темной каймой, сами плавники могут быть прозрачными с белыми пятнами или светло-голубыми с белыми пятнами. Грудные плавники прозрачные, брюшные — белые. Глаза красноватые, пятен по бокам тела почти не видно[3].

Последующая селекция позволила получить экземпляры ярко-голубой, серебристой и металлической окраски основного фона с причудливыми полосками и пятнами на задней части тела, особенно хорошо выраженными у молодых рыб и у взрослых в период нереста. В СССР эти рыбы привезены в 1960 г. под названием «cosbi»[2].

Гибриды

Путём скрещивания различных видов Trichogaster с пятнистым гурами получены многочисленные цветовые морфы гурами: голубой, золотой, перламутровый и другие.

Голубой гурами

Имеет ярко-голубой окрас без темных полос, но у него хорошо выражены два пятна по бокам тела, четко выделяющиеся на основном фоне. Анальный, спинной и хвостовой плавники прозрачные или голубоватые с некрупными белыми пятнами. Грудные плавники прозрачные, а брюшные (нити) — белого цвета. Глаза у голубого гурами также красноватые[3].

Золотой гурами

Он же жёлтый, солнечный, древесный, лимонный — под таким названием могут встречаться как особи с ярко выраженными темными (почти черными) поперечными полосами, так и экземпляры, полностью лишенные какого бы то ни было рисунка. Более темных полосатых золотых гурами иногда называют желтыми или золотыми, а светлых рыбок без полос и пятен — лимонными. Глаза у них ярко-красные, анальный плавник имеет продольную полосу того же цвета (её размер и яркость с возрастом уменьшаются). Помимо чистой формы, у жёлтого гурами есть и всевозможные промежуточные окрасы[3].

Жёлто-красный гурами

Этот морф легко спутать с медовым гурами (Colisa chuna). Внешнее сходство между этими рыбами в возрасте 2-3 месяцев велико. Разница проявляется лишь по мере взросления подростков, к 5-6 месяцам жизни. От золотого гурами этот морф отличается тем, что красная продольная полоса на анальном плавнике у него шире и ярче, с возрастом не бледнеет и к году — полутора не исчезает. В верхней части анального плавника наличествует ряд из 4-5 пятен красного цвета. Черные пятна (особенно центральное) выражены слабо. Вдоль средней линии тянется широкая красноватая полоса, но заметить её на насыщенно-жёлтом теле непросто[3].

Тигровый гурами

Он же полосатый гурами. Результат скрещивания мраморного и золотого гурами. Основной цвет вариации темно-песочный с неровными поперечными черными полосками. Ясно видны два черных пятна по бокам тела. На анальном плавнике желто-зелёная кайма и красная продольная полоса. Основание непарных плавников окрашено как и корпус, края же прозрачные со светло-желтыми пятнами, отливающими перламутром. Радужка глаз красная[3].

Перламутровый гурами

Он же — кремовый гурами. Основной фон тела желтовато-розовый, пятна на боках выражены слабо, центральное практически незаметно. Поперечные полоски начинаются от гребня спины, они нечеткие, светло-серые с сиреневым отливом. Глаза красноватые. Плавники, кроме грудных (они прозрачные), светлые, обесцвечиваются по направлению от основания к периферии. Хвостовой и анальный плавники отливают зеленоватым цветом[3].

Снежный гурами

Иначе белый гурами. В окраске этой вариации доминирует белый цвет. Его оттеняет узор из поперечных сероватых полос, спускающихся со спины к брюшку, но до него не доходящие: они постепенно светлеют и растворяются на общем фоне где-то в районе средней линии. Плавники у снежного гурами почти бесцветные и прозрачные, со слабо видимыми сероватыми пятнами[3].

Напишите отзыв о статье "Пятнистый гурами"

Примечания

  1. 1 2 Решетников Ю. С., Котляр А. Н., Расс Т. С., Шатуновский М. И. Пятиязычный словарь названий животных. Рыбы. Латинский, русский, английский, немецкий, французский. / под общей редакцией акад. В. Е. Соколова. — М.: Рус. яз., 1989. — С. 371. — 12 500 экз. — ISBN 5-200-00237-0.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 М. Н. Ильин Аквариумное рыбоводство.
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Журнал "Аквариум" № 3 за 2006 г. А.Чеботаева Гурами вчера и сегодня

Отрывок, характеризующий Пятнистый гурами

Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.