Мревлишвили, Маклава Александровна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Маклава Александровна Мревлишвили
Награды:

Государственная премия Грузинской ССР им. Шота Руставели

Маклава Александровна Мревлишвили (груз. მაყვალა ალექსანდრეს ასული მრევლიშვილი, 14 (27) февраля 1909 года, Сигнахи — 5 сентября 1992 года, Тбилиси) — детский советский поэт.





Биография

Родилась в семье художника Александра Мревлишвили.

В 1930 году окончила Тбилисский государственный университет, факультет педагогики литературного отдела. После окончания работала в различных передачах детской редакции ​​радиокомитета, научным сотрудником Государственного музея, в художественном кружке Республиканского дворца, возглавляла детскую секцию Союза писателей. Кандидат филологических наук (1958)[1]

Первое стихотворение «Письма из Абастумани», опубликовано в 1927 году, первая книга «Стихотворения» — в 1940 году.

Рассказ «Куцые чурчхелы» представлял СССР (наряду с рассказами Р. Погодина, О. Донченко, В. Железникова, Я. Раннапа, Х. Назира) в сборнике рассказов писателей разных стран «Дети мира» (1962), подготовленном международной редакционной коллегией (издан в СССР в 1965 году).

Занималась переводами с других языков.

Библиография

«Кикли-кикли» М.:Детская литература, 1989[2]

Награды

Государственная премия имени Шота Руставели.

Память

Похоронена в Дидубийском пантеоне писателей и общественных деятелей.

Напишите отзыв о статье "Мревлишвили, Маклава Александровна"

Примечания

  1. [www.nlr.ru/e-case3/sc2.php/web_gak/lc/62960/9#pict Каталог РНБ]
  2. [www.nlr.ru/e-case3/sc2.php/web_gak/lc/62960/12#pict Каталог РНБ]

Ссылки

  • [%www.stihi.ru/2009/05/23/4070 Стихи из детской книжки. Маквала Мревлишвили]
  • [www.bards.ru/archives/part.php?id=39697 Берега Голландии (Из Маквалы Мревлишвили) Булат Окуджава]

Отрывок, характеризующий Мревлишвили, Маклава Александровна

Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.