Мсерианц, Левон Зармайрович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Мсерианц Левой Зармайрович»)
Перейти к: навигация, поиск

Левон Зармайрович Мсерианц (встречаются также: написания имени Леон, Левой и русифицированное Леонид, написание фамилии — Мсерян[1]) (1867, Москва1933[1][2]) — армянский филолог, литературовед, этнограф и археолог.

Дед, Мсер Григорьевич — армянский поэт, этнограф, богослов и священник. Отец, Зармайр Мсерович — цензор Московского цензурного комитета[1].

Автор многочисленных научных трудов по армянскому языку и его диалектам, истории армянской литературы. Профессор Московского и Варшавского университетов[1]; доктор сравнительного языковедения (преподавал «сравнительную грамматику славянских и других родственных языков»)[3]. Преподавал также в Лазаревском институте восточных языков[4]. Сотрудничал в Литературной энциклопедии, автор нескольких статей (подписаны Л. М.[5] или Л. Мсерианц).

Напишите отзыв о статье "Мсерианц, Левон Зармайрович"



Ссылки

  1. 1 2 3 4 [www.rusarchives.ru/guide/lf_ussr/mozh_mur.shtml Личные архивные фонды в государственных хранилищах СССР]
  2. Упоминается в статье [altaica.ru/LIBRARY/DMITRIEV.pdf Научное наследие Н. К. Дмитриева в Архиве РАН (обзор)]
  3. [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=91748 Мсерианц Леонид Зармайрович] в словаре Венгерова
  4. [www.getmedia.msu.ru/newspaper/newspaper/4161/all/istoriya.htm Востоковедное образование в контексте университетских юбилеев]
  5. Масанов И. Ф. [feb-web.ru/feb/masanov/man/06/man11238.htm Мсерианц, Левон Зармайрович] // Словарь псевдонимов русских писателей, учёных и общественных деятелей. — М.: Всесоюзная книжная палата, 1956—1960. — Т. IV. С. 325.


Отрывок, характеризующий Мсерианц, Левон Зармайрович

Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.