Мсрян, Владимир Иванович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Мсрян Владимир Иванович»)
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Мсрян
Վլադիմիր Մսրյան

Владимир Мсрян за четыре месяца до смерти, Ереван, апрель, 2010 г.
Имя при рождении:

Владимир Иванович Мсрян

Место рождения:

Орджоникидзе, РСФСР, СССР

Место смерти:

Ереван, Армения

Профессия:

актёр

Награды:

Владимир Иванович Мсрян (арм. Վլադիմիր Մսրյան; 12 марта 1938, Орджоникидзе — 24 августа 2010, Ереван) — советский и армянский актёр театра и кино, народный артист Армянской ССР (1987).





Биография

Владимир Мсрян родился в Орджоникидзе (ныне Владикавказ) в актёрской семье[1]. В 19581962 годах учился в Ереванском художественно-театральном институте (мастерская Армена Гулакяна).

По окончании института в 19631964 годах работал в Театре юного зрителя, в 19641966 — в Ереванском русском драматическом театре имени Станиславского. С 1966 — в Ереванском драматическом театре.

Среди его лучших театральных ролей Кларенс и Гамлет (Шекспир, «Ричард III» и «Гамлет»), Алексей (по роману Достоевского «Игрок»), Герострат (Г. Горин, «Забыть Герострата!»), Митридат Понтийский (П. Зейтунцян, «Зов богов»), Войницкий (А. Чехов, «Дядя Ваня») и другие. Герострата он сыграл также и в кино.

С начала 1970-х годов снялся в более чем двадцати кинофильмах. Наибольшую славу Владимиру Мсряну принесла главная роль в фильме Леонида Менакера «Никколо Паганини» (1982), снятом по мотивам книги Анатолия Виноградова.

Осенью 2010 года Владимир Мсрян планировал начать сниматься в главной роли в совместном армянско-российско-французском художественном фильме «Антон Чехов», проекте, который он готовил с режиссёром Арменом Роновым в течение полутора лет[2].

Владимир Мсрян страдал раком крови[3]. 24 августа 2010 года на 73-м году жизни он скончался. Похоронен в Ереванском городском пантеоне[4].

Семья

Отец — Иван Герасимович Мсрян — режиссёр, заслуженный артист Арм. ССР.

Мать — Араксия Егоровна Мсрян — актриса, заслуженная артистка Арм. ССР.

Сестра — Жасмина Ивановна Мсрян (1932—2008) — актриса Ереванского ТЮЗа, заслуженная артистка Арм. ССР.

Дочь — Мария Владимировна Мсрян (р. 1965) — актриса Ереванского русского театра драмы им. Станиславского, заслуженная артистка Армении.

Фильмография

Напишите отзыв о статье "Мсрян, Владимир Иванович"

Примечания

  1. [www.nv.am/index.php?option=com_content&view=article&id=7308:2010-08-26-08-11-19&catid=10:2009-06-09-07-22-13 Лопнула последняя струна]
  2. [www.pashinyan.com/2010/04/blog-post_08.html Владимир Мсрян: «Гамлет ушел непринятым, а Герострат и поныне с нами…»]
  3. [www.panarmenian.net/rus/culture/news/52586/ Ереван простился с Владимиром Мсряном]
  4. [www.panorama.am/ru/society/2010/08/26/msryan/ Сегодня состоится панихида по Владимиру Мсряну]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Мсрян, Владимир Иванович

– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.