Мстиславский, Иван Юрьевич

Иван Юрьевич Мстиславский
князь мстиславский
около 1460 — около 1490
Предшественник:	Юрий Мстиславский
Преемник:	Юлиана Ивановна Мстиславская
Смерть:	около 1490
Род:	Гедиминовичи
Отец:	Юрий Мстиславский
Дети:	Юлиана и Анастасия

Иван Юрьевич Мстиславский (ум. около 1490) — удельный князь Мстиславский (ок. 1460—1490), наместник Минский и Витебский, единственный сын и преемник князя Юрия Лугвеновича Мстиславского.

Биография

Иван Юрьевич Мстиславский происходил из династии Гедиминовичей, он был внуком Лугвения (Семёна) Ольгердовича Мстиславского и правнуком великого князя литовского Ольгерда (1345—1377). Иван Мстиславский находился в родстве с династией Ягеллонов, был двоюродным племянником великого князя литовского и короля польского Казимира Ягеллончика.

Около 1460 года после смерти своего отца Юрия Лугвеновича Иван получил в обширное удельное владение Мстиславское княжество на границе с Великим княжеством Московским.

Иван Юрьевич Мстиславский служил великому князю Литовскому Казимиру Ягеллону, был его наместником в Минске и Витебске. Помимо Мстиславля ему принадлежали города Рославль, Радомль, Тетерин, Княжицы, Попова Гора и другие волости.

У него остались две дочери (Ульяна и Анастасия). Старшая, Ульяна Ивановна, была выдана замуж за князя Михаила Ивановича Заславского (ум. 1534), принеся ему в качестве приданого Мстиславль, а младшая, Анастасия Ивановна, вышла замуж за князя Семена Михайловича Слуцкого (1481—1503).

В 1490/1495 году князь Иван Юрьевич Мстиславский скончался, ему наследовала старшая дочь Ульяна Ивановна Мстиславская, которая в 1499 года была выдана великим князем литовским Александром Казимировичем за князя Михаила Ивановича Заславского, который, благодаря этому браку, получил во владение Мстиславское княжество.

Ссылки

[www.allmonarchs.net/lithuania/other/mstislavl/ivan_yuryevich.html Все монархи мира. Мстиславские князья]

Отрывок, характеризующий Мстиславский, Иван Юрьевич

«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.