Фармаковский, Мстислав Владимирович

Мстислав Владимирович Фармаковский
Место рождения:	Вятка, Российская империя
Место смерти:	Ленинград, РСФСР, СССР
Место работы:	Русский музей; Российская академия истории материальной культуры
Учёная степень:	доктор исторических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Новороссийский университет

Мстисла́в Влади́мирович Фармако́вский (1873, Вятка — 1946, Ленинград) — искусствовед, археолог, художник; доктор исторических наук, профессор; главный хранитель и учёный консультант Государственного Русского музея, сотрудник Института археологической технологии и химической лаборатории Ленинградского отделения Института истории материальной культуры АН СССР (1919—1946).

Биография

В 1895 году окончил отделение археологии историко-филологического факультета Императорского Новороссийского университета в Одессе, затем — Художественное училище Одесского Общества Изящных Искусств (1899) и Академию художеств (1902, Дюссельдорф, Германия).

В 1902—1906 годы работал художником в типографиях, издательствах, музеях; участвовал в деятельности Одесского общества истории древностей. В 1906 году издавал (с группой единомышленников из Общества южнорусских художников) сатирический журнал «Звон».

В 1906—1908 годах жил в Париже — изучал проблемы составления и сохранения музейных коллекций, технологию прикладного искусства (фарфор и витраж) и живопись; выступал на международных конкурсах прикладного искусства.

В 1908—1918 годах преподавал древние языки в Петергофской гимназии и мужских гимназиях в Санкт-Петербурге. Одновременно работал в археологической комиссии (с 1913 года — её член-корреспондент).

В 1918—1931 годах работал в Русском музее, был одним из организаторов и хранителем историко-бытового отдела.

Одновременно работал в Российской академии истории материальной культуры (1919—1931), преподавал на Высших курсах искусствоведения при Государственном институте истории искусств (с 1923) и в Ленинградском университете (в качестве сверхштатного доцента: с 1924 — на факультете общественных наук, с 1925 — на факультете языкознания и материальной культуры, в 1929—1931 — в Ленинградском историко-лингвистическом институте).

В 1930 году в результате «чистки кадров» уволен из Государственной академии истории материальной культуры и в 1931 году выслан в Ярославль, где работал в краеведческом музее (научный сотрудник I категории).

С 1934 года, вернувшись в Ленинград, до конца жизни работал в Русском музее научным консультантом, заведующим реставрационной мастерской (1934—1936), главным хранителем; одновременно — в академии истории материальной культуры (1934—1938).

Научная деятельность

Основные направления исследований — реставрация и хранение музейных ценностей.

Степень доктора исторических наук присвоена без защиты диссертации.

Подготовил «Проект организации отдела реставрации» Русского музея, учитывающий всё разнообразие музейного собрания, особенности каждого вида изобразительного материала, требования к его хранению.

В годы блокады, им были проведены первые подробные наблюдения за температурно-влажностным режимом на экспозиции Михайловского дворца, и результаты этой работы он изложил в своей брошюре «Воздушный режим в музее». В 1940 г. подготовил Инструкцию по перевозке и переноске музейных экспонатов, оказавшую сотрудникам дворцов-музеев неоценимую помощь при подготовке предметов старины к эвакуации.

Избранные труды

• Фармаковский М. В. Акварель, ее техника, реставрация и консервация. — Л.: Б. и., 1950. — 264 с.
  •  — М.: В. Шевчук, 2000. — 292 с. — 5000 экз. — ISBN 5-94232-004-7
• Фармаковский М. В. Воздушный режим в музеях : По данным наблюдений, проведен. в Гос. рус. музее с весны 1939 г. по июнь 1940 г. — Л.: Б. и., 1941. — 28 с.
• Фармаковский М. В. Горит из кургана Солохи. — [Пг.] : Рос. гос. акад. тип., [1922]. — 23-48 с. — (Отт. из.: Известия Рос. истории матер. культуры. Т.2. № 2. 1922)
• Фармаковский М. В. Консервация и реставрация музейных коллекций. — М.: Тип. «Кр. печатник», 1947. — 144 с.
• Фармаковский М. В. Техника экспозиции в историко-бытовых музеях. — Л.: Гос. русск. музей, 1928. — 81 с.
• Фармаковский М. В. Три жалованных кубка из старинного семейного серебра Шереметевых. — [Л.] : Б. и., [1928]. — 9-36 с. — (Зап. Ист.-бытового отд. Гос. Рус. музея. Т. 1. Отд. отт.)

редактор

• Новые работы Института археологической технологии в области реставрации различных материалов / Под общ. ред. М. В. Фармаковского. — Л.: Гос. акад. истории материальной культуры, 1929. — 46 с. — (Материалы по методологии археологической технологии, издаваемые Институтом археологической технологии ; Вып. 12)
• Три года работы Института археологической технологии / Под ред. А. Е. Ферсмана и М. И. Фармаковского. — Л., 1924. — 55 с. — (Изв. Ин-та археол. технологии / Рос. акад. истории материал. культуры ; Вып.2)

Творчество

Художник-символист; создал живописные циклы «Жизнь» и «Эльдорадо».

Член берлинского и парижского Société nationale des beaux-arts.

Лауреат международных премий за текстильные и витражные композиции.

Иллюстратор

• Литературно-художественный сборник : В пользу еврейских детей, осиротевших и обездол. во время октябр. погрома в Одессе / [Под ред. Г. М. Пекаторос и П. Т. Герца-Виноградского; Ил. худож. С. Я. Кишиневского, П. А. Нилуса, Мст. Фармаковского и Иры Ян]. — Одесса : тип. Л. С. Шутака, 1906. — 224 с.

Литература

• Иессен А. А. Мстислав Владимирович Фармаковский [1873—1946. Некролог] // Краткие сообщения Института истории материальной культуры о докладах и исследованиях. — 1947. — Вып. 16. — С. 165—167.
• Корнилов П. Е. М. В. Фармаковский // Сообщения Государственного русского музея. — 1947. — № 2. — С. 48-49.

Ссылки

• [restoration.rusmuseum.ru/rest-farmakovsky-restoration.htm Мстислав Владимирович Фармаковский (1873—1946)]. Государственный Русский музей. Проверено 10 августа 2016.
• Сосницкий Д. А., Ростовцев Е. А. [bioslovhist.history.spbu.ru/component/fabrik/details/1/945-farmakovskij.html Фармаковский Мстислав Владимирович]. Сетевой биографический словарь историков Санкт-Петербургского университета XVIII—XX вв. Биографика СПбГУ (2012). Проверено 10 августа 2016.

Отрывок, характеризующий Фармаковский, Мстислав Владимирович

– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей: