Имбарек Шамех

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Мубарак Абдалла аль-Шамех»)
Перейти к: навигация, поиск
Имбарек Шамех
امبارك عبدالله الشامخ
9-й Генеральный Секретарь Всеобщего Народного Конгресса Ливии
5 марта 2009 года — 26 января 2010 года
Предшественник: Мифта Мохаммед Кебба
Преемник: Мухаммад Абул-Касим аз-Зваи
9-й Генеральный Секретарь Высшего Народного Комитета Ливии
1 марта 2000 года — 14 июня 2003 года
Предшественник: Мухаммад Ахмад аль-Мангус
Преемник: Шукри Мухаммад Ганем
 
Вероисповедание: ислам
Рождение: 15 мая 1952(1952-05-15) (71 год)
Бенгази, Ливия

Имбарек Шамех (араб. امبارك عبدالله الشامخ‎) (также как Мубарак Абдалла аль-Шамех) (родился 15 мая 1952 года) — генеральный секретарь Всеобщего народного конгресса Ливии с 5.03.2009 года по 26.01.2010 года. Он был главой Высшего народного комитета Ливии с 1.03.2000 года по 14.06.2003 года.



Биография

Шамех родился 15 мая 1952 года в Бенгази, Ливия. Он окончил Флоридский университет в 1981 году на факультете электротехники и связи.

С февраля 1982 года по март 1984 года был начальником транспортной службы Бенгази. С марта 1984 года по октябрь 1990 годабыл министром транспорта Ливии. Был губернатором провинции Сирт с октября 1990 года по декабрь 1992 года. Был министром коммунального хозяйства с декабря 1992 года по март 2000 года. В марте 2000 года в Ливии произошли радикальные реформы власти. С того времени до 14 июня 2003 года Шамех был прьемьер-министром.

Шамех был главой высшего совета планирования страны с июня 2003 года по сентябрь 2004 года. С сентября того же года по январь 2005 года был губернатором Бенгази.

В феврале 2011 года Шамех бежал в Египет.[1]

Напишите отзыв о статье "Имбарек Шамех"

Примечания

  1. Gregg Carlstrom, [www.aljazeera.com/indepth/spotlight/libyaontheline/2012/05/201256134918771317.html Gaddafi clung to a fading reality], Al Jazeera, 12 mai 2012

Отрывок, характеризующий Имбарек Шамех

– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.