Муваталли II

Муваталли II<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Царская печать Муваталли II</td></tr>
хеттский царь
ок. 1295 — 1282 до н. э.
Предшественник:	Мурсили II
Преемник:	Мурсили III

Муваталли — царь Хеттского царства, правил приблизительно в 1295 — 1282 годах до н. э. Сын Мурсили II.

Сохранился договор Муваталли с неким Алаксанду приёмным сыном Куккунни царя Вилусы. Алаксанду, права которого на престол Вилусы были довольно шатки, чтобы утвердиться на нём, прибег к помощи Хеттского царя. Мурсили выдал свою сестру Массануццию замуж за правителя «Страны Реки Сеха» Мастури. В Сирии Муваталли возобновил «украденный» кем-то договор с царем Халеба Тальми-Шаррумой.

Война с Египтом

Но главным событием его царствования была война с Египтом. Фараон Сети I вторгся в хеттские владения в Сирии и подчинил страну Амурру. Прохеттски настроенный царь Амурру был свергнут с престола, а на его место фараон посадил верного ему Вендишену. Затем египтяне захватили и Кадеш. Во время своего последнего похода Сети, по-видимому, севернее Кадеша, встретился с главными силами хеттов. В происшедшем сражении египтяне одержали победу и захватили пленных и добычу. Однако победа Сети не была решающей, она не нанесла существенного ущерба Хеттской державе, хотя на время египетский контроль и распространился на часть Северной Сирии, включая города Катну и Тунип. Но к концу своего правления Сети потерял почти все свои северные завоевания, в том числе и Кадеш. После чего между Муваталли и Сети был заключен мирный договор, который скорее был лишь кратковременным перемирием.

Битва при Кадеше

В 1284 г. до н. э. новый египетский фараон, молодой Рамсес II во главе 25-тысячного войска предпринял поход в Сирию, к Кадешу. У стен Кадеша его поджидала армия Муваталли. Согласно египетским источникам хеттская армия насчитывала 3500 колесниц с тремя воинами на каждой и примерно 17 тысяч пехоты. Общая численность хеттских воинов составляла около 28 тысяч человек. Но войско хеттов было донельзя смешанным и в значительной степени наемным. Кроме хеттских воинов в нём были представлены едва ли не все анатолийские и сирийские царства: Арцава, Питасса, Маса, Лукка, Дарданяне (то есть троянцы), Каска, Киццувадна, Аравапна, Каркемиш, Халеб, Угарит, Нухашше, Кадеш и многие другие.

Введенный в заблуждение подосланными в египетский лагерь хеттскими лазутчиками, которые уверяли, что хетты отступили далеко на север к Халебу, Рамсес, не дожидаясь подхода всей армии, двинулся к Кадешу, только с передовым отрядом, где был внезапно атакован и окружен хеттскими колесницами. Египтяне понесли огромные потери, сам Рамсес чуть было не погиб в этом сражении. Спасению Рамсеса от неизбежного поражения способствовало лишь то, что хеттская пехота не смогла переправиться через бурные воды Оронта и не пришла на помощь своим колесничим.

Счастливая случайность — неожиданное появление на поле брани ещё одного отряда египтян, посланного ранее фараоном вдоль морского побережья для последующего воссоединения с основными силами у Кадеша, — несколько выправила положение и египтяне смогли продержаться до вечера, когда к Кадешу подошел арьергард основной египетской армии. Хеттские колесничие вынуждены были отступить на правый берег Оронта, получив в свою очередь урон при переправе через реку.

На следующий день Рамсес вновь напал на хеттов, но сломить хеттскую армию не удалось и в этом сражении. Предложенное Муваталли перемирие, было принято Рамсесом и дало последнему возможность с честью отступить и благополучно вернуться в Египет. Хетты же продвинулись на юг и захватили страну Убу (то есть оазис Дамаска), ранее принадлежащий Египту, а также они вновь подчинили Амурру. Царь Амурру Вендишена был смещён со своего трона и отправлен в М. Азию и только заступничество брата Муваталли Хаттусили спасло его от неминуемой смерти. На место Вендишены Муваталли поставил верного ему Шапиили.

Видимо, чтобы быть поближе к театру военных действий, Муваталли перенёс свою резиденцию из Хаттусы в область Таттассу (вероятно, позднейшую Исаврию или Суровую Киликию, то есть куда-то в район современных городов Караман — Эрегли.). Муваталли до конца своей жизни вынужден был вести войну против египтян. Хетты потеряли города Дапур, Кадеш, Тунип и многие другие.

Новое царство
Предшественник: Мурсили II	хеттский царь ок. 1295 — 1282 до н. э.	Преемник: Мурсили III

Литература

• История Древнего Востока. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Часть 2. Передняя Азия. Египет / Под редакцией Г. М. Бонгард-Левина. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1988. — 623 с. — 25 000 экз.
• [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/1.htm Древний Восток и античность]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 1.

Отрывок, характеризующий Муваталли II

– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»