Муватта имама Малика
| Муватта имама Малика | |
| موطأ الإمام مالك | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
 Текст произведения в Викитеке | |
Мува́тта има́ма Ма́лика (араб. موطأ الإمام مالك) — сборник хадисов-преданий о жизни и поступках исламского пророка Мухаммеда. Автором сборника является выдающийся хадисовед, факих, имам, основатель маликитского мазхаба — Малик ибн Анас аль-Асбахи.
Содержание
Автор
Малик ибн Анас родился в 713 году в районе Зи Марва в Джарфе близ Медины. Его предки были родом из Йемена и занимались торговлей. Отец Малика был мастером по изготовлению стрел. Малик с детства обучался кораническим наукам у своих родственников, среди которых был его родной дядя Абу Сухайль Нафи. Его дед был прославленным знатоком хадисов, считался одним из подлинных рассказчиков (рави) и умер когда Малику было десять лет. Малик изучал фикх у Рабии ибн Абдуррахмана; 13 лет провёл в кружке Абдуррахмана ибн Хурмуза, обучаясь у него и его учеников, в том числе Ибн Шихаба аз-Зухри. Малику посчастливилось посещать собрания Джафара ас-Садика, у которого он почерпнул большие познания.
Особый интерес у Малика ибн Анаса вызывали хадисы Пророка и фетвы его сподвижников. Большое значение в его становлении сыграло то обстоятельство, что живя в Медине, он мог общаться с потомками многих сподвижников пророка Мухаммеда. Он был знаком с доктринами и методологическими подходами, присущими хариджитам, мутазилитам, зейдитам, имамитам и другим группам. Он тщательно изучал учения различных философских школ.
Со временем стал самым авторитетным факихом Медины, которую он почти не покидал из-за тяжёлой хронической болезни. Занимался торговлей шёлковыми тканями. Отказывался от любых административных назначений.
Описание книги
Название книги «Муватта» (араб. موطأ) означает лёгкий, доступный[1]. Сборник состоит из 61 тематических «книг» (китаб), которые разделены на «главы» (баб). Одна из самых достоверных версий Муватты от Яхъи аль-Лейси насчитывает 1942 хадиса. Но некоторые составители помимо хадисов учитывают все сообщения в «Муватте», вплоть до примечаний самого имама Малика, и число преданий у них иногда доходит до 3069 (как в версии от Мус’аба аз-Зухри).
«Муватта» имама Малика является одним из первых сборников хадисов, в которых предания определены по разделам (баб), наряду с трудами таких улемов, как Ибн Джурайдж, ар-Раби’ ибн Субайх, Саид ибн Абу Урва, Хаммад ибн Саляма, Суфьян ас-Саури, Абдуррахман аль-Аузаи, Джарир ибн Абд аль-Хамид, Ибн аль-Мубарак, которые жили и записывали хадисы приемрно в одно и то же время (II век по хиджре).
В самом начале сборник «Муватта» состоял из примерно двадцати тысяч хадисов, число которых уменьшалось по мере того, как имам Малик работал над ним. По словам самого имама, он занимался этим сборником в течение 40 лет[2].
Версии
Сборник имама Малика, как и другие книги того периода, передавался из уст в уста. У «Муватты» насчитывается 17 передатчиков (рави) из города Медина, 2 передатчика из Мекки, 10 из Египта, 27 из Ирака и близлежащих регионов, 13 из Магриба и аль-Андалуса, 2 из Кайруана, 2 из Туниса и 7 равиев из Шама (Левант).
На сегодняшний день насчитывается всего 14 версий «Муватты». Исследованию различий между версиями «Муватты» посвящены книги ад-Даракутни и Абу-ль-Валида аль-Баджи.
Сообщается, что халифы Аль-Махди, Аль-Хади, Харун ар-Рашид, его сыновья Аль-Амин, аль-Мамун и Аль-Мутамин (аль-Касим ибн ар-Рашид) были знакомы с данным трудом и имели рукописные копии «Муватты»[2].
Напишите отзыв о статье "Муватта имама Малика"
Примечания
- ↑ [www.almaany.com/home.php?language=arabic&word=%D9%85%D9%88%D8%B7%D8%A3&cat_group=1&lang_name=%D8%B9%D8%B1%D8%A8%D9%8A&type_word=0&dspl=0 موطأ] (ар.). AlMaany.com. Проверено 2 августа 2014.
- ↑ 1 2 Малик ибн Анас / Мухаммад Фуад Абд аль-Баки. Вступление // [www.archive.org/download/waq5776_906/5776p.pdf Муатта имама Малика] = موطأ مالك. — Мустафа аль-Баби аль-Халяби, 1985.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Муватта имама Малика
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»
Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
