Ибн Кудама аль-Макдиси
Ибн Кудама аль-Макдиси араб. ابن قدامة القرشي | |
---|---|
Имя при рождении: | Абдуллах ибн Ахмад ибн Мухаммад ибн Микдам ибн Наср аль-Макдиси |
Титулы и звания: | Муваффакуддин |
Род дея- тельности: |
исламский богослов, факих, мухаддис |
Нацио- нальность: |
араб |
Отец: | Ахмад ибн Мухаммад |
Дети: | Иса и др. |
Школа, течение: | суннит, ханбалит |
Направление деятельности: | исламские право, хадисоведение |
Труды, сочинения: | Список
аль-Мугни
аль-Кафи аль-Мукни’ ар-Рауда и др. |
Муваффакудди́н Абу́ Муха́ммад Абдулла́х ибн А́хмад аль-Макди́си, более известный как Ибн Кудама (араб. ابن قدامة; 1146, Джаммаил[en], Палестина — 7 июля 1223, Дамаск, совр. Сирия) — исламский богослов, правовед (факих) ханбалитского мазхаба.
Биография
Его полное имя Муваффакуддин Абдуллах ибн Ахмад ибн Мухаммад ибн Микдам ибн Наср ибн Абдуллах аль-Макдиси ад-Димашки ас-Салихи. Он родился в 1146 году в Джаммаиле. В 1156 году переехал вместе с семьёй в Дамаск. Там он выучил наизусть Коран и начал заниматься хадисоведением. В 1165 году вместе со своим двоюродным братом Абдул-Гани совершил поездку в Ирак. В 1167 году он совершил паломничество в Мекку (хадж). В 1171 году он второй раз поехал в Ирак. В Багдаде он стал специалистом по ханбалитскому мазхабу и вероучению имама Ахмада[1].
Ибн Кудама был всесторонне развитым, выносил богословско-правовые заключения (фетвы) и вёл диспуты по широкому кругу вопросов . Имел приятный облик, был наделён физической силой. Был скромным и щедрым, обладал способностями неестественного восприятия информации (мукашафа) . Много читал Коран, часто постился и исполнял дополнительные молитвы (намазы) [1].
Вместе с шейхом Аммадом руководил молитвой в ханбалитском михрабе мечети Омейядов. После смерти ‘Аммада он остался единственным на этой должности. В его отсутствие, молитвой руководил Абдуррахман ибн аль-Хафиз[1].
Основным же местом его жительства был его дом у горы Касьюн. Иногда, после ночной молитвы, он отправлялся на гору[1].
Ибн Кудама покинул Дамаск для того, чтобы присоединиться к Салахуддину аль-Айюби (Саладину) в его походе против франков в 1187 году[2].
Ибн Кудама умер в субботу в День Разговения 1223 года. На его похоронах присутствовало большое количество людей[1].
Все его дети умерли ещё при его жизни. Только у его сына Исы было двое детей, но и те впоследствии умерли, прервав родословную шейха[1].
Учителя
Среди учителей Ибн Кудамы такие известные богословы своего времени:
- Абдул-Кадир аль-Джилани (Багдад)[3]
- Абу аль-Макарим ибн Хилал (Сирия)
- Абуль-Фадл ат-Туси (Ирак)
- Аль-Мубарак ибн на-Таббах (Мекка)
Труды
Ибн Кудамы является автором большого числа книг. Наиболее известные из них
- «аль-Мугни» — комментарий к «мухатасару» аль-Хараки
- «аль-Кафи»
- «аль-Мукни’» — предназначена для заучивания
- «ар-Рауда» — книга по основам фикха[1].
- «Тахрим ан-Назар» — опровержение спекулятивной теологии, критика Ибн Акиля.
- «Люмат уль-Итикад»
- «Аль-Кадар»
- «Дам ут-Тавиль»
- «Аль-Улюв»
- «Равдат ун-Надир»
- «Ар-Рукка валь-Букаа»
- «Ат-Тавабин»
- «Мухтасар Илал ул-хадис лил-хилал»
Цитаты об Ибн Кудаме
- Абу Амр ибн ас-Салах: «Я не видел никого подобного аш-Шейху Муваффаку (Ибн Кудаме)»[4].
- Имам аль-Мунзири: «Он был Факихом, Имамом, он рассказывал хадисы в Дамаске, он давал фетвы, проводил уроки, он написал книги по Фикху и другим предметам…»[5]. (,)
- Имам аз-Захаби: «Он был одним из знаменитых имамов и автором многих книг»[6].
Напишите отзыв о статье "Ибн Кудама аль-Макдиси"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Ибн Касир.
- ↑ Makdisi, G., 1960—2005.
- ↑ [sightofislam.wordpress.com/2010/06/22/abdul-qadir-gilani-ra/ Abdul-Qadir Gilani (RA) | Road to Islam]
- ↑ Имам аз-Захаби «Сияр а’лям ан-Нубаля», 22/160-173.
- ↑ Имам аль-Мунзири «ат-Такмиля фи Уафи-ат ан Накла», 3/107.
- ↑ Ибн Раджаб «Зайл табакат аль-Ханабиля», 2/133-149.
Литература
- [referenceworks.brillonline.com/entries/encyclopaedia-of-islam-2/ibn-k-uda-ma-al-mak-di-si-SIM_3262 Ibn Ḳudāma al-Maḳdīsī] / Makdisi, G. // Encyclopaedia of Islam. 2 ed. — Leiden : E. J. Brill, 1960—2005.</span> (платн.)
- Ибн Касир. аль-Бидая ва-н-Нихая.
Это заготовка статьи об исламском учёном. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Ибн Кудама аль-Макдиси
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.
Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.