Мужская сборная Италии по волейболу

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сборная Италии
Конфедерация

CEV

Национальная федерация

FIPAV

Прозвища

Azzurri (Лазурные), Squadra Azzurra (Голубая эскадра)

Первый матч

Италия — Франция — 1:3 (Париж, 19.04.1947)

Первый официальный матч

Италия — Бельгия — 3:0 (Рим, 24.09.1948, ЧЕ)

Больше всех матчей

Андреа Джани (474)[1]

Место в рейтинге FIVB

4-е[2]

Тренер

Джанлоренцо Бленджини

Лучшие результаты
Олимпийские игры

Серебро (1996, 2004, 2016)

Чемпионаты мира

Золото (1990, 1994, 1998)

Чемпионаты Европы

Золото (1989, 1993, 1995, 1999, 2003, 2005)

Мировая лига

Золото (1990, 1991, 1992, 1994, 1995, 1997, 1999, 2000)

Кубок мира

Золото (1995)

Большой чемпионский Кубок

Золото (1993)

[www.federvolley.it Официальный сайт]

Мужская национальная сборная команда Италии по волейболу (итал. la nazionale di pallavolo maschile dell'Italia) — представляет Италию на международных соревнованиях по волейболу, является одной из самых титулованных сборных в мире. Управляется Итальянской федерацией волейбола (FIPAV).





История

Предыстория

Волейбол проник в Италию и ряд других европейских стран вместе с американским экспедиционным корпусом в годы Первой мировой войны. «Колыбелью» этого вида спорта на Апеннинах считается Равенна — здесь 5 апреля 1917 года состоялся матч между двумя командами американских солдат. На протяжении долгого времени новая игра не могла обрести массовость и пользовалась популярностью исключительно у военнослужащих для поддержания физической формы. Только в 1946 году была образована национальная федерация волейбола (FIPAV) и проведён первый чемпионат страны, выигранный командой «Робур» из Равенны.

К 1947 году относится появление национальной сборной, которую возглавил Пьетро Бернарди. 19 апреля 1947 года в Париже итальянская сборная провела первый международный матч и проиграла его французской команде со счётом 1:3 (9:15, 3:15, 15:9, 6:15). В период пребывания итальянской сборной в столице Франции была образована Международная федерация волейбола (FIVB), одним из 14 учредителей которой стала Италия. На конгрессе FIVB было принято решение о проведении в 1948 году в Риме первого чемпионата Европы.

Первые официальные турниры

Тренером сборной Италии на дебютном чемпионате Европы был Анджело Коста. Итальянцы стартовали уверенно, одержав три подряд победы со счётом 3:0 над Бельгией, Нидерландами и Португалией, а затем в пяти партиях уступили сборной Франции. В тот же день, 26 сентября 1948 года, Италия провела матч с единственным представителем Восточной Европы и фаворитом чемпионата — сборной Чехословакии. Потерпев поражение со счётом 0:3 (1:15, 5:15, 5:15), апеннинская команда довольствовалась бронзовой медалью.

Менее удачно сложился для итальянцев первый чемпионат мира, проходивший в сентябре 1949 года в Праге. После поражений от Болгарии и Франции «Скуадра Адзурра» отправилась в утешительный турнир, по итогам которого классифицировалась восьмой. После этого Анджело Косту на посту тренера сменил Ренцо Дель Чикка, но первый официальный матч под его руководством сборная провела только два года спустя: в 1950 году итальянцы не принимали участие на чемпионате Европы — в первый и пока единственный раз.

1950—1960-е: под началом чехов

Наблюдая за уже оформившейся гегемонией восточноевропейских команд, Италия в стремлении сократить отставание от них в классе, в 1953 году пригласила на должность главного тренера своей сборной чехословацкого специалиста Ивана Тринайстича. Тем не менее в 1950—1960-е годы итальянские волейболисты высоких результатов не демонстрировали: на чемпионатах Европы им не удавалось подняться выше восьмого места, а на чемпионатах мира — выше четырнадцатого.

Когда в 1957 году волейбол был признан олимпийским видом спорта, итальянцы не пожелали вносить изменения в программу Олимпийских игр в Риме — даже на домашней Олимпиаде шансов добиться успеха в этом виде организаторы соревнований не усматривали. Таким образом волейбол на Олимпиадах дебютировал только в 1964 году в Токио.

Отборочный турнир, на котором разыгрывалась одна путёвка на Игры в Токио, должен был пройти во Франции с участием сборных Италии, Нидерландов, Франции и Турции, но после отказа двух последних матч между оставшимися кандидатами — итальянцами и голландцами — был назначен на 25 января 1964 года и перенесён в Брюссель. Проиграв тяжелейшую игру в пяти партиях, итальянская сборная не смогла стать участником первого олимпийского турнира.

В 1966 году конфликт между Тринайстичем и игроками сборной, в результате которого тренеру для участия на чемпионате мира в Праге пришлось созывать абсолютно новую сборную, привёл к провальному 16-му месту и отставке чехословацкого специалиста. На посту главного тренера Тринайстича сменил его соотечественник Йозеф Козак, экс-тренер сборной Чехословакии, выигравший с ней чемпионат мира 1956 года. Восьмое место, занятое на первенстве Европы-1967 в Стамбуле, вновь не позволило итальянской сборной пробиться на Олимпиаду.

Редкие успехи апеннинцев в этот период были связаны только со Средиземноморскими играми, где сильнейшие сборные не участвовали. Так в 1959 году «Скуадра Адзурра» выиграла золото в противоборстве с Турцией, Египтом и Ливаном, а в 1963-м стала на этих соревнованиях второй.

В 1969 году сборную Италии возглавил её бывший игрок Одоне Федерцоне. В 1970-м под его руководством Италия стала победителем проходившей в Турине Универсиады. После победы на Универсиаде и возвращения на тренерский мостик Йозефа Козека итальянцы надеялись на успешное продолжение на чемпионате мира в Болгарии. Однако поражения от хозяев, а также команд Бельгии и Югославии сделали «Скуадру Адзурру» участником утешительного турнира, где она финишировала только 15-й.

1970-е: первая медаль чемпионата мира

В 1971 году в Италии проходил чемпионат Европы, вызвавший огромный зрительский интерес. Однако поражение от Румынии в стартовый день турнира сразу вычеркнуло итальянскую сборную из числа претендентов на медали, итогом было 8-е место. В 1972-м поражение от той же Румынии в Ницце на олимпийском отборочном турнире не позволило итальянцам войти в число участников Игр в Мюнхене. Игровой кризис не был преодолён и к чемпионату мира 1974 года: в Мексике сборная Италии показала худший результат за всю историю своего участия в первенствах планеты, заняв 19-е место.

В 1976 году «Скуадра Адзурра» под руководством Франко Андерлини выиграла олимпийский отборочный турнир в Риме, а на самих Играх в Монреале — дебютных для итальянской сборной — была восьмой.

Спустя год с новым тренером Адриано Павликой Италия взяла старт на чемпионате Европы в Хельсинки в матче против «любимой» Румынии и одержала сенсационную победу со счётом 3:2. И несмотря на то, что итогом стало традиционное восьмое место, первая победа на высшем уровне над соперником из Восточной Европы прибавила итальянцам уверенности в преддверии домашнего чемпионата мира-1978.

К этому старту сборную готовил сицилиец Кармело Питтера, сменивший на посту главного тренера недолго проработавшего поляка Эдварда Скорека. В первом раунде соревнований итальянцы добились уверенных побед над Бельгией, Египтом и Китаем. В начале второго этапа команда одержала важнейшую победу над Бразилией со счётом 3:2, фактически выведшую её в полуфинал, несмотря на последовавшее на следующий день поражение от СССР. После победы в полуфинальном матче над сборной Кубы, Италия в финале вновь проиграла советской сборной — 0:3 (10:15, 13:15, 1:15). Команда, взлетевшая с 19-го места в Мехико-1974 на 2-е в Риме-1978, осталась в истории «Серебряной чайкой» (итал. Il Gabbiano d’argento) — так назывался посвящённый её успеху документальный фильм[3].

В 1980 году Италия отправилась на Олимпийские игры, но при этом частично поддержала бойкот ряда стран. По приказу министра обороны Италии в Москву не поехали двое игроков, являвшихся служащими итальянской армии. Выступление сборной было неудачным: обыграв на турнире только Чехословакию и Ливию, итальянцы заняли предпоследнее место.

1980-е: медленное восхождение

На чемпионате Европы 1983 года в Берлине итальянская сборная добилась высокого результата — традиционно пропустив вперёд себя сборные СССР, Польши и Болгарии, «Скуадра Адзурра» финишировала четвёртой. Кроме того, игрок сборной Италии Франко Бертоли был награждён призом самому ценному игроку чемпионата.

Итальянцы не смогли отобраться на Олимпийские игры в Лос-Анджелесе по спортивному принципу, уступив путёвку болгарам, но вследствие бойкота, объявленного Советским Союзом и поддержанного Болгарией и Польшей, одна из вакансий была предоставлена Италии. Отсутствие сильных восточноевропейских сборных, а также кубинцев, существенно облегчило Италии путь на пьедестал. Добравшись до полуфинала, подопечные Кармело Питтеры со счётом 1:3 проиграли сборной Бразилии, руководимой будущим наставником «Скуадры Адзурры» Бебето, а в матче за 3-е место в трёх партиях обыграли Канаду — 15:11, 15:12, 15:8.

В 1985 году молодёжная сборная Италии стала второй на домашнем чемпионате мира, среди призёров были Андреа Гардини, Лука Кантагалли и Андреа Дзордзи. В 1986 году эти игроки уже в составе национальной сборной отправились на чемпионат мира в Париже. Молодая итальянская сборная заняла только 11-е место, но её игрок Джованни Эррикьелло получил приз лучшему принимающему.

После сеульской Олимпиады, где Италия в итоговой классификации заняла девятую позицию, Кармело Питтера ушёл из команды и началась эпоха Хулио Веласко.

1989—2000: Generazione di fenomeni

С именем аргентинского специалиста Хулио Веласко (впоследствии принявшего итальянское гражданство) связано начало многочисленных побед итальянской сборной на крупных международных соревнованиях, одержанных Андреа Дзордзи, Лукой Кантагалли, Паоло Тофоли, Лоренцо Бернарди, Андреа Гардини и другими великолепными игроками феноменального поколения — Generazione di fenomeni.

Первый же турнир под руководством Веласко — чемпионат Европы в Швеции — завершился сенсационной победой «Скуадры Адзурры». В том же году Италия стала второй на Кубке мира после сборной Кубы, но спустя год отметилась убедительным реваншем, обыграв кубинцев в финале чемпионата мира в Рио-де-Жанейро — 3:1 (12:15, 15:11, 15:6, 16:14). В том же 1990 году итальянцы упустили возможность выиграть неофициальный престижный турнир Супер-Топ-4, проиграв советской сборной матч, в котором вели 2:0 по сетам и 14:7 в третьей партии.

1991 год прошёл в остром соперничестве итальянцев и сборной СССР: «Скуадра Адзурра» во второй раз подряд выиграла Мировую лигу, но проиграла советским волейболистам в финале континентального первенства в Берлине.

Целая серия новых стартов свелась к интереснейшему противостоянию Италии и Нидерландов. На Олимпиаде в Барселоне голландцы выбили апеннинскую команду ещё на стадии четвертьфинала, на что подопечные Веласко ответили победами в финалах двух чемпионатов Европы и чемпионата мира-1994. К 1996 году соперничество двух суперсборных достигло апогея: в июне голландцы вырвали победу в продолжавшемся 158 минут финале Мировой лиги в Роттердаме, а в августе были сильнее на тай-брейке олимпийского финала в Атланте.

После этого Хулио Веласко перешёл на работу в женскую сборную Италии[4], а новым тренером мужчин стал бразилец Бебето. Под его руководством заметно обновлённая «Скуадра Адзурра» в ноябре 1998 года выиграла третий чемпионат мира подряд, разгромив в финальном матче в Токио сборную Югославии[5]. Но именно югославская команда спустя два года в полуфинале сиднейской Олимпиады нанесла итальянцам, руководимым уже Андреа Анастази, болезненное поражение с тем же счётом 3:0 — олимпийскую вершину «Скуадра Адзурра», названная FIVB за успехи в 1990-е годы лучшей мужской командой XX века, так и не покорила.

2000-е: спад

В начале XXI века новое поколение итальянских игроков — Валерио Вермильо, Андреа Сарторетти, Луиджи Мастранджело, Самуэле Папи, Алессандро Феи, Альберто Чизолла — продолжало удерживать Италию в числе сильнейших команд мира. В 2003 году сборная под руководством Джанпаоло Монтали выиграла чемпионат Европы, а в следующем сезоне вновь стала финалистом Олимпиады и вновь проиграла золото — сборной Бразилии.

В 2005 году в Риме опытная итальянская команда выиграла тяжело складывающийся финал европейского первенства у сборной России, но эта победа в свете новых турниров продолжала оставаться «лебединой песней» сборной Италии — многолетние лидеры команды приближались к критическому возрасту, а новобранцы сборной в большинстве случаев смотрелись неубедительно[6].

На Олимпиаде в Пекине «Скуадра Адзурра», вновь возглавляемая Андреа Анастази, проиграла в полуфинале сборной Бразилии, а в матче за 3-е место — российской команде и впервые с 1992 года осталась без олимпийских медалей. После провала на чемпионате Европы-2009 в Турции (10-е место), определённые надежды итальянцев всё же были связаны с домашним мундиалем, тем более что летом 2010 года сборная Италии впервые за последние пять лет по спортивному принципу пробилась в финальный турнир Мировой лиги. Андреа Анастази в очередной раз сделал ставку на испытанных бойцов, но пределом их возможностей оказалось безмедальное 4-е место.

2010-е: команда Берруто и Бленджини

В 2011 году сборную Италии возглавил Мауро Берруто, ранее на протяжении шести сезонов работавший с командой Финляндии. На чемпионате Европы в Австрии и Чехии итальянцы предстали заметно обновленной командой, где на ведущих ролях оказались игроки со славянскими фамилиями: Иван Зайцев (сын олимпийского чемпиона Вячеслава Зайцева), Драган Травица (сын сербского тренера Любомира Травицы) и ставший основным диагональным Михал Ласко, отцом которого является олимпийский чемпион поляк Лех Ласко. Подопечные Берруто заняли 2-е место, проиграв в финале сборной Сербии. Перед Кубком мира в команду вернулся Алессандро Феи, а в олимпийском году — двукратный чемпион мира Самуэле Папи.

На олимпийском турнире в Лондоне итальянцы заняли 4-е место в группе, потерпев поражения от сборных Польши и Болгарии, однако в четвертьфинале со счётом 3:0 обыграли чемпионов Пекина-2008 сборную США. В полуфинале итальянцам довелось встретиться с самым неудобным для себя соперником — сборной Бразилии. Это была восьмая встреча команд в истории Олимпийских игр, и, как и все предыдущие, завершилась она поражением «Скуадры Адзурры». Во встрече за 3-е место команда Берруто победила сборную Болгарии.

В 2013 году сборная Италии попала в призёры Мировой лиги, чемпионата Европы и Большого чемпионского Кубка, в июле 2014 года заняла 3-е место на домашнем «Финале шести» Мировой лиги. Медальную серию «Скуадры Адзурры» прервал чемпионат мира в Польше, на котором она с трудом преодолела барьер первого группового этапа, а в заключительном его матче потеряла из-за травмы Ивана Зайцева. Оставшись без лидера, сборная Италии на втором этапе потерпела три поражения подряд и досрочно потеряла шансы на выход из группы. Итогом выступления стало 13-е место.

Перед «Финалом шести» Мировой лиги-2015 Мауро Берруто отчислил из сборной за нарушение дисциплины четырёх ключевых игроков — Драгана Травицу, Ивана Зайцева, Джулио Сабби и Луиджи Рандаццо. После неудачного завершения турнира Итальянская федерация волейбола приняла отставку Берруто и назначила на должность главного тренера 43-летнего Джанлоренцо Бленджини, подписав с ним контракт на три месяца[7]. Новый рулевой «Скуадры Адзурры» вернул в команду Зайцева и Сабби и при этом совершил ряд изменений в составе, в частности сделав ставку на молодого связующего Симоне Джаннелли и впервые пригласив натурализованного кубинца Османи Хуанторену. После успешного выступления итальянцев на Кубке мира Бленджини продолжил работу с национальной командой.

На Олимпийских играх в Рио-де-Жанейро итальянцы вышли в плей-офф с первого места в группе, одержав победы над чемпионами Европы французами, обладателем Кубка мира сборной США, командами Мексики и Бразилии и лишь в последнем туре уступив канадцам. В четвертьфинале команда Бленджини в трёх партиях переиграла сборную Ирана, а в полуфинале вырвала победу у американцев. «Скуадра Адзурра» уступала 1:2 по партиям и 19:22 в четвёртом сете, но на подачах Ивана Зайцева набрала 5 очков подряд и переломила ход поединка. В финальном матче против сборной Бразилии итальянцы потерпели поражение со счётом 0:3 и стали серебряными призёрами Олимпиады.

Результаты выступлений

Олимпийские игры

Год И В П С/П Место
1976 5 0 5 2:15 8-е
1980 5 2 3 7:11 9-е
1984 6 4 2 15:7 3-е
1988 7 4 3 13:13 9-е
1992 8 6 2 21:8 5-е
1996 8 7 1 23:5 2-е
2000 8 7 1 21:8 3-е
2004 8 5 3 20:11 2-е
2008 8 5 3 17:14 4-е
2012 8 5 3 16:13 3-е
2016 8 6 2 19:10 2-е
Всего 79 51 28 174:115

3 1984: Франко Бертоли, Паоло Векки, Фабио Вулло, Франческо Даль’Олио, Джанкарло Даметто, Джованни Ланфранко, Андреа Луккетта, Пьер Луккетта, Гвидо Де Луиджи, Марко Негри, Пьеро Ребауденго, Джованни Эррикьелло.
2 1996: Лоренцо Бернарди, Вигор Боволента, Марко Браччи, Андреа Гардини, Паскуале Гравина, Андреа Джани, Андреа Дзордзи, Лука Кантагалли, Марко Меони, Самуэле Папи, Андреа Сарторетти, Паоло Тофоли.
3 2000: Марко Браччи, Андреа Гардини, Паскуале Гравина, Андреа Джани, Мирко Корсано, Луиджи Мастранджело, Марко Меони, Самуэле Папи, Симоне Розальба, Андреа Сарторетти, Паоло Тофоли, Алессандро Феи.
2 2004: Валерио Вермильо, Андреа Джани, Паоло Коцци, Луиджи Мастранджело, Самуэле Папи, Дамьяно Пиппи, Андреа Сарторетти, Симеонов, Паоло Тофоли, Алессандро Феи, Матей Чернич, Альберто Чизолла.
3 2012: Андреа Бари, Эмануэле Бирарелли, Данте Бонинфанте, Андреа Джови, Иван Зайцев, Михал Ласко, Луиджи Мастранджело, Самуэле Папи, Симоне Пароди, Кристиан Савани, Драган Травица, Алессандро Феи.
2 2016: Олег Антонов, Эмануэле Бирарелли, Симоне Бути, Лука Веттори, Симоне Джаннелли, Иван Зайцев, Массимо Колачи, Филиппо Ланца, Маттео Пьяно, Сальваторе Россини, Даниэле Соттиле, Османи Хуанторена.


Чемпионаты мира

Год И В П С/П Место
1949 5 2 3 8:9 8-е
1956 10 6 4 22:14 14-е
1960 11 5 6 19:20 14-е
1962 11 2 9 9:28 16-е
1970 11 3 8 21:25 15-е
1974 11 7 4 24:14 19-е
1978 9 7 2 21:11 2-е
1982 9 7 2 21:11 14-е
1986 8 3 5 11:15 11-е
1990 7 6 1 18:7 1-е
1994 7 6 1 20:6 1-е
1998 12 11 1 33:7 1-е
2002 9 6 3 23:14 5-е
2006 11 8 3 28:13 5-е
2010 9 7 2 23:12 4-е
2014 9 3 6 14:22 13-е
Всего 149 89 60 315:228

2 1978: Тони Алессандро, Нелло Греко, Франческо Даль’Олио, Мауро Ди Бернардо, Клаудио Ди Косте, Фабио Инноченти, Массимо Кончетти, Сандро Ладзерони, Джованни Ланфранко, Фабрицио Насси, Марко Негри, Антонио Счилипоти.
1 1990: Андреа Анастази, Лоренцо Бернарди, Марко Браччи, Андреа Гардини, Фердинандо Де Джорджи, Андреа Джани, Андреа Дзордзи, Лука Кантагалли, Андреа Луккетта, Марко Мартинелли, Роберто Маскьярелли, Паоло Тофоли.
1 1994: Лоренцо Бернарди, Марко Браччи, Андреа Гардини, Паскуале Гравина, Джакомо Джиретто, Фердинандо Де Джорджи, Андреа Джани, Андреа Дзордзи, Лука Кантагалли, Самуэле Папи, Дамьяно Пиппи, Паоло Тофоли.
1 1998: Марко Браччи, Андреа Гардини, Паскуале Гравина, Фердинандо Де Джорджи, Андреа Джани, Мирко Корсано, Марко Меони, Микеле Пазинато, Самуэле Папи, Симоне Розальба, Андреа Сарторетти, Алессандро Феи.


Чемпионаты Европы

Год И В П С/П Место
1948 5 3 2 11:6 3-е
1951 5 2 3 8:9 8-е
1955 7 5 2 15:11 9-е
1958 11 8 3 26:19 10-е
1963 10 7 3 21:14 10-е
1967 10 3 7 11:25 8-е
1971 8 6 2 21:10 8-е
1975 7 2 5 8:17 10-е
1977 7 3 4 12:16 8-е
1979 7 3 4 13:14 5-е
1981 7 5 2 15:9 7-е
1983 7 4 3 16:16 4-е
1985 7 1 6 10:18 6-е
1987 7 3 4 14:14 9-е
1989 7 6 1 20:7 1-е
1991 7 6 1 18:7 2-е
1993 7 7 0 21:5 1-е
1995 7 6 1 19:6 1-е
1997 7 5 2 15:8 3-е
1999 5 4 1 13:5 1-е
2001 7 4 3 14:10 2-е
2003 7 7 0 21:4 1-е
2005 7 6 1 19:8 1-е
2007 6 4 2 14:11 6-е
2009 6 2 4 8:12 10-е
2011 6 4 2 15:8 2-е
2013 7 5 2 18:10 2-е
2015 7 5 2 18:7 3-е
Всего 198 126 72 434:306

3 1948: Эрмано Баккарини, Бруно Де Бернарди, Франческо Каттанео, Бруно Лоллис, Орфео Монтанари, Марио Сарагони, Лино Скенал, Сфорцини, Роберто Таццари, Марио Фанези, Рикардо Чеппиле, Бруно Эстази.
1 1989: Андреа Анастази, Лоренцо Бернарди, Марко Браччи, Андреа Гардини, Фердинандо Де Джорджи, Андреа Дзордзи, Лука Кантагалли, Андреа Луккетта, Стефано Маргутти, Роберто Маскьярелли, Жилберто Пассани, Паоло Тофоли.
2 1991: Лоренцо Бернарди, Клаудио Галли, Андреа Гардини, Андреа Дзордзи, Андреа Джани, Фердинандо Де Джорджи, Андреа Луккетта, Лука Кантагалли, Марко Мартинелли, Стефано Маргутти, Роберто Маскьярелли, Паоло Тофоли.
1 1993: Давиде Беллини, Марко Браччи, Клаудио Галли, Андреа Гардини, Паскуале Гравина, Андреа Дзордзи, Андреа Джани, Лука Кантагалли, Марко Мартинелли, Микеле Пазинато, Дамьяно Пиппи, Паоло Тофоли.
1 1995: Лоренцо Бернарди, Вигор Боволента, Марко Браччи, Андреа Гардини, Паскуале Гравина, Андреа Джани, Андреа Дзордзи, Лука Кантагалли, Марко Меони, Микеле Пазинато, Самуэле Папи, Паоло Тофоли.
3 1997: Альберто Баки, Давиде Беллини, Вигор Боволента, Клаудио Бонати, Андреа Гардини, Паскуале Гравина, Андреа Джани, Марко Меони, Микеле Пазинато, Дамьяно Пиппи, Симоне Розальба, Андреа Сарторетти.
1 1999: Марко Браччи, Андреа Гардини, Паскуале Гравина, Андреа Джани, Леондино Джомбини, Мирко Корсано, Луиджи Мастранджело, Марко Меони, Самуэле Папи, Симоне Розальба, Андреа Сарторетти, Паоло Тофоли.
2 2001: Лоренцо Бернарди, Вигор Боволента, Валерио Вермильо, Леондино Джомбини, Христо Златанов, Кристиан Казоли, Мирко Корсано, Марко Меони, Самуэле Папи, Андреа Сарторетти, Лука Тенкати, Алессандро Феи.
1 2003: Франческо Бирибанти, Валерио Вермильо, Андреа Джани, Паоло Коцци, Луиджи Мастранджело, Марко Меони, Дамьяно Пиппи, Самуэле Папи, Кристиан Савани, Андреа Сарторетти, Алессандро Феи, Матей Чернич.
1 2005: Валерио Вермильо, Мирко Корсано, Паоло Коцци, Михал Ласко, Луиджи Мастранджело, Алессандро Папарони, Кристиан Савани, Джакомо Синтини, Лука Тенкати, Алессандро Феи, Матей Чернич, Альберто Чизолла.
2 2011: Андреа Бари, Рокко Бароне, Эмануэле Бирарелли, Данте Бонинфанте, Симоне Бути, Андреа Джови, Иван Зайцев, Михал Ласко, Габриэле Маруотти, Луиджи Мастранджело, Симоне Пароди, Джулио Сабби, Кристиан Савани, Драган Травица.
2 2013: Томас Беретта, Эмануэле Бирарелли, Лука Веттори, Андреа Джови, Иван Зайцев, Иржи Коварж, Филиппо Ланца, Даниэле Маццоне, Симоне Пароди, Маттео Пьяно, Сальваторе Россини, Кристиан Савани, Давиде Сайтта, Драган Травица.
3 2015: Олег Антонов, Симоне Анцани, Симоне Бути, Лука Веттори, Симоне Джаннелли, Иван Зайцев, Массимо Колачи, Филиппо Ланца, Якопо Массари, Маттео Пьяно, Сальваторе Россини, Джулио Сабби, Даниэле Соттиле, Османи Хуанторена.


Мировая лига

  • 1990 — 1-е место
  • 1991 — 1-е место
  • 1992 — 1-е место
  • 1993 — 3-е место
  • 1994 — 1-е место
  • 1995 — 1-е место
  • 1996 — 2-е место
  • 1997 — 1-е место
  • 1998 — 4-е место
  • 1999 — 1-е место
  • 2000 — 1-е место
  • 2001 — 2-е место
  • 2002 — 4-е место
  • 2003 — 3-е место
  • 2004 — 2-е место
  • 2005 — 7-е место
  • 2006 — 6-е место
  • 2007 — 9-е место
  • 2008 — 7-е место
  • 2009 — 7-е место
  • 2010 — 6-е место
  • 2011 — 6-е место
  • 2012 — 11-е место
  • 2013 — 3-е место
  • 2014 — 3-е место
  • 2015 — 5-е место
  • 2016 — 4-е место

Кубок мира

  • 1981 — 7-е место
  • 1989 — 2-е место
  • 1995 — 1-е место
  • 1999 — 3-е место
  • 2003 — 2-е место
  • 2011 — 4-е место
  • 2015 — 2-е место

Большой чемпионский Кубок

  • 1993 — 1-е место
  • 2005 — 3-е место
  • 2013 — 3-е место

Игры доброй воли

  • 1990 — 1-е место

Средиземноморские игры

  • 1959, 1983, 1991, 2001, 2009, 2013 — 1-е место
  • 1963, 1975 — 2-е место
  • 1987 — 3-е место

Тренеры

  • 1947 — Пьетро Бернарди
  • 1947—1949 — Анджело Коста
  • 1949—1953 — Ренцо Дель Чикка
  • 1953—1966 — Иван Тринайстич
  • 1966—1969 — Йозеф Козак
  • 1969—1974 — Одоне Федерцони
  • 1970 — Одоне Федерцони и Йозеф Козак
  • 1974—1976 — Франко Андерлини
  • 1976—1977 — Адриано Павлика
  • 1978 — Эдвард Скорек
  • 1978—1988 — Кармело Питтера
  • 1988 — Микеланджело Ло Бьянко
  • 1988—1996 — Хулио Веласко
  • 1996—1998 — Бебето
  • 1998—2002 — Андреа Анастази
  • 2001 — Ким Хо Чул
  • 2002—2007 — Джанпаоло Монтали
  • 2007—2010 — Андреа Анастази
  • 2011—2015 — Мауро Берруто
  • С 2015 года — Джанлоренцо Бленджини

Текущий состав

Заявка сборной Италии на Олимпийские игры-2016

Имя Дата рождения Рост Клуб-2015/16
Центральные блокирующие
11 Симоне Бути 19 сентября 1983 (40 лет) 206 «Перуджа»
14 Маттео Пьяно 24 октября 1990 (33 года) 208 «Модена»
15 Эмануэле Бирарелли 8 февраля 1981 (43 года) 202 «Перуджа»
Связующие
3 Даниэле Соттиле 17 августа 1979 (44 года) 186 «Латина»
6 Симоне Джаннелли 9 августа 1996 (27 лет) 198 «Трентино»
Диагональные
4 Лука Веттори 26 апреля 1991 (32 года) 200 «Модена»
9 Иван Зайцев 2 октября 1988 (35 лет) 202 «Динамо» Москва
Доигровщики
5 Османи Хуанторена 12 августа 1985 (38 лет) 200 «Лубе»
10 Филиппо Ланца 3 марта 1991 (33 года) 198 «Трентино»
16 Олег Антонов 28 июля 1988 (35 лет) 198 «Трентино»
Либеро
7 Сальваторе Россини 13 июля 1986 (37 лет) 185 «Модена»
13 Массимо Колачи 21 февраля 1985 (39 лет) 180 «Трентино»
Главный тренер — Джанлоренцо Бленджини, ассистент тренера — Джанпаоло Медеи

Напишите отзыв о статье "Мужская сборная Италии по волейболу"

Примечания

  1. [www.legavolley.it/DettaglioAtleta.asp?IdAtleta=GIA-AND-70 Профиль Андреа Джани на сайте итальянской лиги] (итал.). Проверено 14 октября 2010.
  2. [www.fivb.org/en/volleyball/VB_Ranking_M_2016-07.asp Рейтинг мужских сборных на 18 июля 2016 года]
  3. [www.larena.it/dossiers/Dossier/285/1040/186323/ Il Gabbiano d'argento da oggi volerà per l'oro] (итал.). larena.it. Проверено 14 октября 2010.
  4. [www.sport-express.ru/newspaper/1996-12-18/8_10/ Веласко выбирает женщин]. «Спорт-Экспресс» (18 октября 1996). Проверено 14 октября 2010.
  5. [portal.federvolley.it/fipav/newsletter1998/Flash1-235.htm La storia siamo noi nessuno si senta offeso] (итал.). portal.federvolley.it (29 ноября 1998). Проверено 14 октября 2010.
  6. [www.sport-express.ru/newspaper/2006-08-01/14_2/ Прощание с матёрой?]. «Спорт-Экспресс» (1 августа 2006). Проверено 14 октября 2010.
  7. [www.championat.com/volleyball/news-2209523-kontrakt-federacii-volejbola-italii-s-blengini-rasschitan-na-3-mesjaca.html Контракт федерации волейбола Италии с Бленгини рассчитан на три месяца]. «Чемпионат.com» (2 августа 2015). Проверено 8 сентября 2015.

Ссылки

  • [www.federvolley.it/index.php?page=27&area=19&m=2&sm=27 Сборная Италии на сайте сайте Итальянской федерации волейбола] (итал.). Проверено 14 октября 2010.
  • [rio2016.fivb.com/en/volleyball/men/teams/ita-italy Сборная Италии на сайте Международной федерации волейбола] (англ.).
  • [web.tiscali.it/federicomoretti/gabbianoarg.htm Il volo del Gabbiano d’argento (история сборной Италии с 1947 по 1989 год)] (итал.). Проверено 14 октября 2010.
  • [portal.federvolley.it/pls/portal/docs/PAGE/PGR_STAGIONESPORTIVA/PAG_NAZIONALI/PRECEDENTI_M.PDF Баланс матчей сборной Италии на 27.11.2005] (итал.). Проверено 14 октября 2010.

Отрывок, характеризующий Мужская сборная Италии по волейболу



Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.