Мужское одиночное фигурное катание

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Мужское одиночное фигурное катание — дисциплина фигурного катания.





История

В ХIХ — начале ХХ веков в мужском одиночном катании доминировали австрийская, русская, немецкая, норвежская и шведская школы. Русская школа отличалась рисованием фигур: техничными обязательными, и исключительно сложными и красивыми «специальными». На первом неофициальном чемпионате мира в 1890 году Алексей Лебедев выиграл во всех трёх видах и по сумме. Высочайшим мастерством, особенно в «специальных» фигурах, отличался Николай Панин-Коломенкин, ставший олимпийским чемпионом 1908, прорисовав коньком на льду невероятно сложные узоры, поразив судей математической точностью рисунков. В 1901—1911 доминировал Ульрих Сальхов, отличавшийся качественными обязательными фигурами и впервые выполнивший прыжок сальхов, названный его именем.

После Первой мировой войны подавляющего преимущества добилась австрийская школа: Вилли Бёкль (выигрывал в 1925—1928), Карл Шефер (в 1930—1936, внес много новых идей и первым исполнил двойной риттбергер в 1925) и Феликс Каспар (в 1937—1938).

После Второй мировой войны американцы и канадцы, не остановив на время войны, как европейцы, развитие фигурного катания, стали соревноваться с европейскими фигуристами на равных. Причём наметилась особая тенденция, американцы получали преимущество за счет атлетичных, спортивных произвольных программ со сложными прыжками и скоростными вращениями, европейские фигуристы качественно выполняли обязательные фигуры, в произвольной программе больше внимания уделяя художественной стороне.

Первый послевоенный чемпионат мира в 1947 с преимуществом в один судейский голос выиграл Ханс Гершвилер из Швейцарии, за счет преимущества в фигурах, несмотря на два падения в произвольной программе. После него успех к представителю швейцарской школы пришёл лишь к Стефану Ламбьелю (выигрывал в 2005 и 2006).

Однако затем в мужском одиночном катании воцарились американцы прежде всего с высококачественными в техническом плане элементами и в соответствии с правилами стандартными постановками программ. Дик Баттон выигрывал в 1948—1952 за счет лихо выполненных прыжков, ввел прыжки во вращения. В 1953—1959 выигрывали братья Хейс Алан и Девид Дженкинсы. Рональд Робертсон овладел тройным сальховом и огромной скоростью вращений. Пятью разными тройными прыжками овладел Терри Кубичка. После долгого перерыва позднее добились успеха Скотт Хамильтон (1981—1984), Брайан Бойтано (1986, 1988) и др.

В 1960-е годы пришёл успех к фигуристам из других стран: известному французскому тренеру Жаклин Водекран, тренировавшей в своей школе Федеральный центр фигурного катания в Булонь-Биланкуре, удалось вывести в лидеры двух выдающихся фигуристов — Алена Жилетти (выиграл в 1960, в основном за счет высококачественных фигур) и Алена Кальма (выиграл в 1965, кроме фигур уделявший внимание эстетической стороне, постановке и оригинальным «элементам между элементами»).

Французский тренер Пьер Брюне (Pierre Brunet) вывел в 1962 в чемпионы канадца Дональда Джексона за счет рекордных прыжков и прежде всего первого в мире тройного лутца, за что судьи выставили семь оценок 6,0 за технику.

В 1966—1968 в лидеры вышли австрийцы Эммерих Данцер (ученик Герты Вахтер (Herta Wachter) и Вольфганг Шварц (Wolfgang Schwarz), одинаково успешно выступавшие как в фигурах, так и в произвольной программе.

В канадской школе одним из ярчайших в художественном, артистическом плане стал Толлер Крэнстон, ученик Эллен Бурки главное внимание уделял постановкам программ, внес ряд оригинальных вращений, спиралей и шагов, вошли в историю и его показательные вступления. Также отличались своим стилем Брайан Орсер (выигрывал в 1987) и Курт Браунинг (1989—1991 и 1993). Рекордным прыжкам уделял внимание Элвис Стойко (1994—1995 и 1997).

Английская школа отличалась академичным катанием с высочайшим качеством элементов, олимпийскими чемпионами стали Джон Карри (1976) и Робин Казинс (1980).

В немецкой школе стабильно выступавший в обоих видах Манфред Шнелльдорфер выиграл Олимпиаду и чемпионат мира в 1964, в 1979 году появился гибкий пластичный музыкальный одиночник Норберт Шрамм (представлял ФРГ), владевший пятью разными тройными прыжками.

К 1970-м годам вышли в лидеры и представители социалистических стран. В 1971—1972 чемпионом мира стал Ондрей Непела из Чехословакии, ученик тренера Хильды Мудры, получавший преимущество не только в школе, но и в произвольной программе за счет прыжков. В 1980-е годы Йозеф Сабовчик выполнял тройной аксель и делал попытки четверного прыжка.

Развивала свою школу и тренер из ГДР Ютта Мюллер, в лидеры вышли Гюнтер Цоллер, а затем Ян Хоффман, (выиграл в 1974 и 1980, вторым в истории повторив тройной лутц).

Мужское фигурное катание в СССР и России

С 1924 года проводится чемпионат СССР (с перерывами). В 1924 и 1927—1928 его выигрывал москвич Юрий Зельдович, а в 1937—1939 и 1941 — ленинградец Петр Чернышёв.

Советская школа фигурного катания основывалась на огромном вкладе Николая Панина-Коломенкина и Татьяны Толмачевой (Гранаткиной), провозглашавшими всестороннее развитие фигуриста, его мастерство как в исполнении обязательных фигур, так и гармоничность в произвольной программе, то есть своеобразный художественно-атлетический стиль. С конца 1950-х годов вышли в лидеры Валентин Захаров (выигрывал чемпионат СССР 1953—1954), Лев Михайлов (1956—1960), Игорь Персианцев (1955), Валерий Мешков (1961—1962, 1964, 1966), Александр Веденин (1963 и 1965) и др.

Наконец, советские фигуристы в 1958 году дебютировали и на чемпионате мира. Сергей Четверухин, ученик Толмачёвой, стал 6-кратным чемпионом СССР в 1967—1973, принёс первую медаль чемпионата мира в 1971 году, получал оценки 6,0 за артистизм на чемпионатах мира. Создав не только огромное преимущество в обязательной программе, но и выполнив три тройных прыжка в произвольной, в 1975 году первым советским чемпионом мира стал Сергей Волков, ученик Виктора Кудрявцева. Тренер и балетмейстер Елена Чайковская, продолжив тренировать Владимира Ковалёва, ученика Татьяны Толмачёвой, вывела его к двум победам на чемпионатах мира, в 1977 и 1979, создав яркие по постановкам произвольные программы, Ковалёв выполнял различные тройные прыжки — риттбергер, сальхов и тулуп. В 1981 году на чемпионате мира дебютировал её ученик Владимир Котин с необычайно эмоциональным артистичным стилем.

Тренер Игорь Москвин вывел в лидеры двух учеников с ярким оригинальным стилем — Юрия Овчинникова и Игоря Бобрина (выиграл чемпионат Европы в 1981 и чемпионаты СССР 1978 и 1980—1982). Овчинников в 1975 году впервые исполнял серию медленных шагов идеально выразив органную музыку Бетховена, за что пораженные судьи поставили оценки 5,9—6,0 за артистизм на чемпионате мира. Бобрин ещё более развил этот стиль, уделяя внимание как артистизму и музыкальности, так и самим элементам, придумывая целые серии шагов на одной ноге в разных направлениях, комбинации из 3—4 прыжков также в разных направлениях, оригинальные спирали, вращения, одним из первых в мире овладел пятью разными тройными прыжками, единственный в мире исполнял т. н. «бобринский прыжок» (придуманный Тамарой Москвиной), с вращением впервые в горизонтальной плоскости.

Тренер Станислав Жук продолжил тренировать Четверухина и Волкова, в 1980-е годы вывел в лидеры Александра Фадеева (выиграл чемпионат мира в 1985 и чемпионат СССР 1983, 1985—1989), выполнявшего ряд рекордных элементов (впервые каскад тройной лутц — тройной тулуп, тройной аксель в каскаде и попытки четверного прыжка), в конце 1980-х годов Фадеев значительно вырос в художественном плане, обретя цельность программ и высокий стиль.

Высокое качество и стиль отличали олимпийского чемпиона и чемпиона мира 1992 Виктора Петренко.

Современность

В 1990-е годы успех пришёл к тренеру Алексею Мишину. Необычайно гармоничным стилем отличались Алексей Урманов (выиграл Олимпийские игры в 1994) и особенно Евгений Плющенко (выигрывал в 2001, 2003—2004 и олимпиаду в 2006) и Алексей Ягудин (выигрывал чемпионаты мира в 1998—2000 и 2002, Олимпийские игры-2002). В эти годы стала готовить одиночников и тренер Татьяна Тарасова, органично сочетая яркие по постановкам, перенасыщенные оригинальными движениями и позами программы с самыми сложными элементами, её ученик Илья Кулик единственный из лидеров выполнил четверной прыжок на Олимпиаде-1998, стал чемпионом. С 1999 года Тарасова стала тренировать Ягудина. С этого периода острое соперничество Плющенко и Ягудина привело к огромному толчку в развитии ими всех сторон фигурного катания как в художественном, так и в техническом плане, намного опережая остальных, они впервые выполняли гармоничные эстетичные цельные программы с рекордными элементами, с несколькими четверными прыжками, причём делая эти прыжки в рекордных каскадах (в том числе состоящих из четверного, тройного и двойного, а затем даже четверного и двух тройных прыжков), резко усложнив вращения (Плющенко впервые среди мужчин выполнил вращение бильман) и дорожки шагов (т. н. «ягудинские дорожки»), за что судьи многократно выставляли им оценки 6,0, в том числе и на Олимпиадах.

Структура соревнований

Соревнования по мужскому одиночному фигурному катанию в последние годы проходят по следующей схеме: все участники исполняют короткую программу, а 24 лучших по итогам короткой программы затем исполняют произвольную. Если участников набирается очень много (это обычно бывает на чемпионатах Европы и мира), то для исполнения короткой программы их делят на две большие группы. В «утреннюю» группу попадают слабейшие спортсмены (имеющие наименьший рейтинг ИСУ) и порядок их выступлений определяется простой жеребьевкой. В «вечернюю» попадают участники с более высоким рейтингом, причём последние две разминки обязательно составляют 12 самых высокорейтинговых спортсменов. Общий результат турнира получается простым сложением баллов, полученных участниками в короткой и произвольной программах.

В прошлом формат соревнований отличался от современного. Существовал квалификационный раунд, во время которого спортсмены исполняли произвольную программу, после чего 30 лучших выходило в короткую программу и затем 24 сильнейших вновь исполняли произвольную.

До 1990 года соревнования одиночников начинались с исполнения обязательных фигур — «школы». Все участники должны были начертить на льду круги, включающие в себя определенные типы поворотов, после каждого исполнения судьи выходили на лед и изучали оставленный участником след. Первоначально оценка за «школу» составляла большу́ю долю итогового результата турнира, однако постепенно под давлением телевидения, считавшего эту часть программы скучной для телезрителя её удельный вес снижали, пока не отменили совсем.

См. также


Напишите отзыв о статье "Мужское одиночное фигурное катание"

Отрывок, характеризующий Мужское одиночное фигурное катание

– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.