Музеи Москвы

Это обзорная статья о музеях Москвы. О конкретных музеях см. Список музеев Москвы. В Москве насчитывается более 400 частных и государственных музеев и их филиалов.

Точную цифру назвать сложно: единого музейного реестра на сегодня не существует, и в разные списки могут входить или не входить профильные и узковедомственные музеи (по истории предприятий, учебных заведений, воинских частей, музеи общественных организаций, выставочные залы).

Появление первых музеев в Москве

Историю музейного дела в Москве можно отсчитывать с 1856 года — тогда император Александр II принял решение о восстановлении Палат бояр Романовых в первоначальном виде (после ряда пожаров и ввиду обветшания) и создании в них музея. Работы по восстановлению здания и наполнению его экспозициями велись три года, и 27 августа 1859 года состоялось торжественное открытие музея. Посещать его можно было два раза в неделю, а внутрь одновременно могло входить не более восьми человек. Служителям музея предписывалось проявлять предельную вежливость к посетителям, а если какой служитель брал от них деньги, то он подвергался взысканию.

В эти же годы статус публичного музея приобрела Оружейная палата, которая уже с XVII века имела своего рода экспозиционный зал, а в 1862 году в дом Пашкова из Петербурга был переведен Румянцевский музей. Также большое значение приобрело проведение в Москве всероссийских выставок, экспонаты которых впоследствии послужили основой для создания ряда известных музеев — Политехнического, Исторического, Музея антропологии Московского университета, Музея народного искусства.

Значительный вклад в развитие музейного дела внесло частное коллекционирование. Наряду с появлением государственных музеев, многие частные владельцы преобразовывали свои коллекции в открытые музеи, либо передавали их публичным музеям и городу. Самым известным примером стало основание в 1856 году купцом Павлом Третьяковым Художественного музея. В 1892 году Третьяков передал свою художественную галерею в дар городу: так, Москва первой обзавелась публичным музеем национальной живописи — фонд галереи тогда насчитывал 1276 картин русских художников.

Важным культурным событием для Москвы стало создание Музея изящных искусств, предназначенного для публичного хранения слепков и копий с классических произведений мирового искусства. Инициатором его создания выступил историк искусства Иван Цветаев в 1893 году, и его сразу же поддержали городская дума и Московский университет. Для публики музей открылся в 1912 году, став самым крупным из российских музеев европейского и мирового искусства.

К 1914 году в Москве насчитывалось более 40 публичных музеев.

Московские музеи в наше время

С распадом СССР начался новый период в развитии музейного дела, что связано с отказом от взгляда на музей как пропагандистское заведение, а также с возрождением частных музеев. В 1993 году в Москве был зарегистрирован первый частный художественный музей — Русский национальный музей искусств (РНМИ), вскоре появляется частный Музей природы. Статус частных музеев был закреплен на законодательном уровне, определив Музейный фонд РФ как состоящий из государственной и негосударственной частей.

Важной тенденцией в развитии московских музеев стала их нарастающая технологичность и интерактивность. В основе современного музея всё чаще лежит не только выставка экспозиций, но и создание полноценного арт-пространства: задействование мультимедиа и саунд составляющих, вовлечение посетителей в разного рода перформансы, проведение на территории музея публичных лекций, киноклубов, фестивалей, презентаций, световых и лазерных шоу. Показательными в этом плане являются примеры Мультимедиа Арт Музея, Еврейского музея, Музея Москвы, Музея современного искусства «Гараж». Появляются и чисто игровые музеи, такие как Музей занимательных наук «Экспериментаниум» и Музей советских игровых автоматов, для которых основополагающим фактором становится прямое взаимодействие с экспонатами.

Меняется и концепция локации музеев. Новые экспозиционные пространства открываются на территории бывших заводов, получивших название творческих кластеров, или арт-кластеров. Первый московский арт-кластер «Винзавод» был создан в 2007 году на территории бывшего пивоваренного и винного завода «Московская Бавария», впоследствии арт-кластер появился на территории завода «Красный Октябрь», а в 2009 году в бывшем заводе «Хрустальный» был открыт «Дизайн-завод „Флакон“».

Также музеи стали оборудоваться в бывших военных бункерах — самые известные из них «Бункер Сталина» в Измайлово и «Бункер-42» на Таганке. В последнем на глубине 65 метров под землей расположился Музей Холодной войны, где кроме экскурсий практикуют проведения свадеб, игры в лазер-таг, устраивают презентации компьютерных игр.

В 2012 году Департамент культуры Москвы принял постановление, согласно которому в каждое 3-е воскресенье месяца посещение городских музеев становится для посетителей бесплатным. Кроме того, традиционно московские музеи бесплатно принимают посетителей в дни новогодних праздников, а также на День города (6—7 сентября), День России (12 июня), День Народного Единства (4 ноября) и во второй декаде мая на Ночь музеев.

Литература

• Очерки истории музейного дела в России. Вып. 2. — М.: Советская Россия, 1960.
• Музеи и достопримечательности Москвы: Путеводитель / Сост. Д. М. Банин и др.; Общ. ред. В. В. Згура. — М., 1926.

См. также

• Достопримечательности Москвы
• История Москвы
• Музеи Подмосковья
• Музеи Санкт-Петербурга
• Проект:Москва/Списки/Музеи Москвы

Ссылки

• [www.museum.ru/mus/location.asp?map=ru&region=2 Музеи Москвы] — на сайте [www.museum.ru/ Музеи России]
• [www.rusarchives.ru/muslib/moscow.shtml Архивохранилище музеев и библиотек Москвы]
• [mos-holidays.ru/muzei-moskvy-na-karte/ Музеи Москвы на карте города]
• [bg.ru/city/50_muzeev_moskvy-6826/ 50 малоизвестных музеев Москвы в статье журнала «Большой город»]

Отрывок, характеризующий Музеи Москвы

– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.