Музей К. Маркса и Ф. Энгельса
| Музей К. Маркса и Ф. Энгельса | |
|---|---|
 Фото 1960-х годов | |
| Дата основания | 1960 |
| Основатель | Институт марксизма-ленинизма |
| Местонахождение | Москва, улица Маркса-Энгельса, д. 5 (закрыт в 1992 году) |
Музей К. Маркса и Ф. Энгельса — структурное подразделение Института марксизма-ленинизма (ИМЛ при ЦК КПСС).
Музей был создан в Москве по решению ЦК КПСС от 9 марта 1960, и открыт для посещения 7 мая 1962 в доме № 5 по улице Маркса-Энгельса[1] (современный Малый Знаменский переулок).
История
8 декабря 1920 пленум ЦК РКП(б) по предложению Ленина поставил задачу создания «первого в мире музея по марксизму». В 1921 при институте К. Маркса и Ф. Энгельса было создано музейное отделение, «развернувшее работу по выявлению и собиранию документов о жизни и деятельности Маркса и Энгельса, иконографии, произведений искусства, реликвий революционной борьбы»[1].
В этом музейном отделении с конца 1920-х годов проходили выставки о революционной деятельности основоположников марксизма, по истории рабочего и коммунистического движения. В 1960 году музей стал самостоятельной единицей.
В январе 1992 года музей был закрыт в связи с прекращением деятельности Института марксизма-ленинизма, структурным подразделением которого он являлся. В январе 1993 г. фонды музея поступили в Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (Российский государственный архив социально-политической истории), где действует музейная группа Отдела обеспечения сохранности документов.
Здание
Музей разместился в особняке на Волхонке (позади ГМИИ), в дом, где начинал свою деятельность институт, позже переехавший на Тверскую площадь[2].
На его территории в раннесоветские годы со стороны Колымажного переулка был построен коттедж — копия дома Фридриха Энгельса в Манчестере[3].
Коллекция
Коллекция была составлена из материалов, собранных в 1920-х — 30-х годах Институтом Маркса и Энгельса при ЦИК СССР (директор Д. Б. Рязанов) и Институтом Маркса, Энгельса, Ленина при ЦК ВКП(б) (директор В. В. Адоратский).
«Материалы приобретались в антикварных магазинах и на аукционах во Франции, Германии, Англии и были получены в дар от потомков Маркса и Энгельса, ветеранов социалистического и рабочего движения»[4].
В итоге его сотрудниками удалось собрать значительные коллекции материалов о жизни и деятельности Маркса и Энгельса, по революционному, рабочему и освободительному движению. В фондах музея к 1973 году насчитывалось около 100 тысяч единиц хранения[1].
- наиболее полное собрание (около 1000 единиц) фотографий Маркса и Энгельса, их соратников, деятелей международного революционного движения, а также членов семьи Маркса, участников Парижской Коммуны 1871 (около 600 единиц)
- гравюры и рисунки, запечатлевшие события и участников Революции 1848—49, виды городов, в которых протекала деятельность Маркса и Энгельса изображения эпизодов стачечной борьбы, освободительного движения в Ирландии, Венгрии, Польше и др.
- коллекция политической карикатуры периода Парижской Коммуны (свыше 7000 единиц)
- личные вещи Маркса и Энгельса
- воссозданный рабочий кабинет Маркса
- собрание прижизненных изданий трудов, экземпляры газет, в которых были опубликованы произведения основоположников марксизма, копии их рукописей
- материалы о деятельности Ленина как великого продолжателя учения и дела Маркса и Энгельса
- об осуществлении их идей в первом в мире социалистическом государстве — СССР и других странах социализма
- о современном коммунистическом движении[1].
РГАСПИ, куда коллекция поступила в 1990-х, отмечает, что наибольшую художественную и историческую ценность в настоящий момент представляет собрание гравюры ХVIII-XIX вв.: — английская карикатура конца ХVIII — начала XIX века (Хогарт, Гилрей, Крукшенк, Роландсон и др.); коллекция французской гравюры (с середины ХVIII века и до 1815 г.); французская политическая сатира эпохи Великой Французской революции; произведения живописи и скульптур (Голубкина, Иван Андреев, Алешин, художники Фешин, Жуков, и др.); коллекция плакатов. «Полностью сохранились элементы экспозиции музея, выполненные в художественных мастерских, фотолаборатории Центрального партийного архива по заказу музея: макеты, муляжи, рукописей и т. п., более 7000 томов антикварных книг, использовавшихся в экспозиции»[4].
Деятельность
Музей занимался лекционной и издательской деятельностью и посещался большим количеством людей (по данным 1970-х годов — свыше 1 млн; за 1975 год — 69 тыс. чел.[5]). В музее читались лекции, проводились занятия для слушателей сети партийного просвещения, студентов, учащихся средних школ, военнослужащих Советской Армии[1].
Напишите отзыв о статье "Музей К. Маркса и Ф. Энгельса"
Литература
- Музей К. Маркса и Ф. Энгельса, в кн.: Идейный арсенал коммунистов, М., 1971.
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 Музей К. Маркса и Ф. Энгельса (С. И. Балмашнова) // Большая советская энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия. 1969—1978.
- ↑ [moskva-inf.ru/?p=1286 От Боровицких ворот Кремля через Чертолье]
- ↑ [www.archnadzor.ru/2012/04/05/volhonka-i-chertole-4/ Волхонка и Чертолье // Архнадзор]
- ↑ 1 2 [www.rgaspi.su/funds/museum Фонды Музея К. Маркса и Ф. Энгельса // РГАСПИ]
- ↑ [life-in-ussr.ru/krupnejshie-memorialnye-muzei/ Крупнейшие мемориальные музеи. Жизнь в СССР]
Отрывок, характеризующий Музей К. Маркса и Ф. Энгельса
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
