Музей Синьцзян-Уйгурского автономного района
Поделись знанием:
К:Музеи, основанные в 1953 году
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
| Музей Синьцзян-Уйгурского автономного района уйг. شىنجاڭ ئۇيغۇر ئاپتونوم رايونلۇق مۇزېي | |
|---|---|
 Музей Синьцзян-Уйгурского автономного района | |
| Дата основания | 1953 год |
| Местонахождение |  Урумчи
|
Музей Синьцзян-Уйгурского автономного района (кит. трад. 新疆維吾爾自治區博物館, упр. 新疆维吾尔自治区博物馆, пиньинь: Xīnjiāng Wéiwú'ěr Zìzhìqū bówùguǎn; уйг. شىنجاڭ ئۇيغۇر ئاپتونوم رايونلۇق مۇزېيى, Шинҗаң Уйғур аптоном районлуқ музейи) — государственный музей, расположенный в столице Синьцзян-Уйгурского автономного района Китайской Народной республики городе Урумчи[1]. Расположен в районе Сайбаг на улице Си Бэй Лу, 132.
Содержание
История
Музей Синьцзян-Уйгурского автономного района был основан в 1953 году и сначала располагался в Народном парке города Урумчи. В 1962 году музей переехал в красивое здание в уйгурском национальном стиле с куполом. Позднее была сделана пристройка с фасадом из голубого стекла в современном стиле с 10 новыми залами. Первоначально музей задумывался как музей истории Шёлкового пути, но постепенно обогащался и другими ценными находками. Площадь залов музея 8 тысяч квадратных метров, в музее более 50 тысяч экспонатов[2].
Экспозиция
В экспозиции музея можно выделить следующие особенно интересные разделы:
- Выставка обычаев национальных меньшинств Синьцзян-Уйгурского автономного района — экспозиция посвящена быту и традициям 12 народностей, населяющих Уйгурстан. Здесь можно увидеть традиционную одежду, предметы быта, посуду, культовые предметы, использующиеся представителями этнических групп как в повседневности, так и во время праздников или в ритуальных целях.
- Выставка исторических памятников, обнаруженных при археологических раскопках последних десятилетий — более тысячи артефактов, самые древние из которых датируются III тысячелетием до нашей эры.
- Выставка мумий II тысячелетия до нашей эры из древних городов Лоулань и Хами, находящихся на территории автономного района. Интересно, что это мумии людей, относящихся к европеоидной расе, высокого роста (до 180 сантиметров). Хорошо сохранилась одежда мумий, ясно различим рисунок на тканях.
- Образцы сушёной еды времени правления династии Тан (618—907), сохранившиеся в земле Синьцзяна.
- Выставка об истории шёлка с образцами различных времён[3].
Музей Синьцзян-Уйгурского автономного района, наряду с геологическим, палеонтологическим и историческим музеями, является одним из основных музеев Урумчи, привлекающих внимание туристов из разных стран.
Галерея
- YingpanKharoshthi.jpg
Фрагмент рукописи на кхароштхи, II—V века н. э., Инпань, Восточный Тарим, Синьцзянский музей
- Living scene.jpg
Картина из могил Астаны. Она изображает живую сцену из благородной семьи в Восточной династии Цзинь.
Напишите отзыв о статье "Музей Синьцзян-Уйгурского автономного района"
Примечания
Ссылки
- [www.xjmuseum.com.cn/index.php Официальный сайт музея (на китайском)]
- [www.chinamuseums.com/xinjiang.htm Статья о музее на сайте «Музеи Китая»]
- [www.chinahighlights.ru/urumqi/attraction/xinjiang-museum.htm Музей Синьцзян-Уйгурского автономного района]
- [russian.china.org.cn/exclusive/txt/2010-04/19/content_19857353.htm Музей Синьцзян-Уйгурского автономного района]
Отрывок, характеризующий Музей Синьцзян-Уйгурского автономного района
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
