Музей искусств Далласа

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Координаты: 32°47′14″ с. ш. 96°48′03″ з. д. / 32.78722° с. ш. 96.80083° з. д. / 32.78722; -96.80083 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=32.78722&mlon=-96.80083&zoom=16 (O)] (Я)
Музей искусств Далласа
Dallas Museum of Art

Здание музея искусств
Дата основания 1903
Местонахождение Даллас (США)
Сайт [www.dallasmuseumofart.org dallasmuseumofart.org]
К:Музеи, основанные в 1903 году

Музей искусств Далласа (англ. Dallas Museum of Art) — расположен в городе Даллас, штат Техас, США.

Музей был основан в 1903 году Ассоциацией искусств Далласа. Первоначально картины хранились в городской библиотеке. А в 1909 году музей переехал в помещение Публичной художественной галереи. В последующие годы экспонаты ещё несколько раз меняли место своего расположения, пока в 1984 году музей не занял своё современное здание.

В коллекции музея хранятся работы таких художников как Сезанн, Домье, Дега, Гоген, Мане, Моне, Писсарро, Ренуар, Тулуз-Лотрек и Ван Гог, а также скульптуры, предметы декоративно-прикладного искусства, китайский фарфор, восточные ковры, редкие книги и т. д. В 2005 году в дар музею были переданы три крупные частные коллекции принадлежавшие семье Синди и Говару Рачовски. В них представлены американское и европейское искусство периода с начала 1940-х годов вплоть до начала XXI века. Из наиболее ценных экспонатов музеем перечислены работы художников Рене Магритта, Герхарда Рихтера, Марселя Дюшана, Марка Ротко, Билла Виолы и других. В общей сложности было передано 800 работ. Также свой вклад в экспозицию сделала Маргарет Макдермот, подарив музею полотно Клода Моне «Водяные лилии в пруду, облака», ставшее седьмым в собрании картин Моне.[1]

Напишите отзыв о статье "Музей искусств Далласа"



Примечания

  1. [www.polit.ru/culture/2005/02/17/dallasart.html Полит.ру. Три частные коллекции на сумму $400 миллионов подарены Музею искусства в Далласе]

Ссылки

  • [www.dallasmuseumofart.org Dallas Museum of Art]


Отрывок, характеризующий Музей искусств Далласа

– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.