Музей истории Улан-Батора

Музей истории Улан-Батора Улаанбаатар хотын Түүх шинэчлэн байгуулалтын музей
Дата основания	1960
Местонахождение	Улан-Батор, р-н Баянзурх
Посетителей в год	ок. 2500 в год

К:Музеи, основанные в 1960 году

Музей истории и реконструкции Улан-Батора (монг. Улаанбаатар хотын Түүх шинэчлэн байгуулалтын музей) — музей, посвящённый истории столицы Монголии, Улан-Батора. Располагается в Улан-Баторе, в районе Баянзурх (5-й хорон). Здание музея является памятником архитектуры Монголии начала XX века.

История здания

Изначально здание было построено российским купцом, бурятом Цогто Бадмажаповым в 1904 году под личные цели. В июле-августе 1921 года здесь раполагался ЦК МНП, правительство, общевойсковой штаб; работал Д. Сухэ-Батор. В 1930-х годах в здании располагалось посольство ТНР, после чего дом был отдан под музей Сухэ-Батора. Однако в 1953 году, после смерти Чойбалсана и принятия решения об организации совместного музея Сухэ-Батора и Чойбалсана в здании расположилась типография.

Экспозиция

9 июля 1956 года в здании открылась первая выставка, посвящённая истории Улан-Батора. В 1960 году решением ЦК МНРП выставку сделали постоянной и расположили в этом здании, учредив тем самым музей истории города. В 1970 году здание музея постановлением Совета министров было взято под охрану в качестве памятника архитектуры. В музее представлены экспонаты начиная со времён Дзанабадзара до наших дней. В фонде музея находится 134 документа, 224 серебряных изделия, 30 археологических находок, 16 геологических образов, 132 исторических экспонатов, 335 картин, 77 печатных досок и образов резьбы, 54 чертежей, схем и макетов, 898 фотографий, 36 альбомов, 1883 слайдов, негативов и диафильмов, 27 аудио- и видеозаписей, 62 памятных вещи, 234 книги, — всего свыше 3832 единиц хранения.

В Международный день музеев (18 мая), Международный день детей (1 июня), День города (26 октября), День независимости (26 декабря) плата за вход в музей не взимается.

Отрывок, характеризующий Музей истории Улан-Батора

– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.