Музей истории искусств

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Координаты: 48°12′13″ с. ш. 16°21′41″ в. д. / 48.2037° с. ш. 16.3614° в. д. / 48.2037; 16.3614 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=48.2037&mlon=16.3614&zoom=16 (O)] (Я)
Художественно-исторический музей
Дата основания 1889
Местонахождение Kunsthistorisches Museum Wien
Maria Theresien-Platz
A-1010 Wien
Сайт [www.khm.at www.khm.at]
К:Музеи, основанные в 1889 году

Музей истории искусств (нем. Kunsthistorisches Museum, сокращенно KHM) — известнейший художественный музей в Вене. Он был открыт в 1891 году вместе с расположенным напротив и по внешнему виду почти идентичным Музеем естествознания. Приказ о строительстве был отдан императором Францем Иосифом I в рамках расширения города в 1858 году. Оба музея построены в стиле итальянского Ренессанса по проекту Готфрида Земпера и барона Карла фон Хазенауера.





История

Оформление коллекций в музей

Официально музей основан в 1889 году. Богатые художественные коллекции австрийского императорского двора оформили в музей во второй половине XIX века. В этот период уже существовали подобные музеи, возникавшие на основе королевских коллекций в других странах и художественных центрах (в Дрездене на базе коллекций саксонского курфюрста, в Берлине на базе коллекций прусского короля, в Петербурге на базе коллекций российских императоров — Эрмитаж).

В Вене решили создать не один, а два музея с показом и естественных, и художественных коллекций в пандан. Так в Вене возникли:

  • Природно-исторический музей
  • Художественно-исторический

Они были и расположены рядом, создавая значительный архитектурный ансамбль в несамостоятельных формах эклектики.

Архитектор Земпер в Вене

Готфрид Земпер не был австрийцем. Он работал в разных столицах Европы (Лондоне и Париже, Дрездене) и был известен как архитектор выставок. В Лондоне Земпер как раз и был задействован на строительстве Международной промышленной выставки 1851 года. В Дрездене Земпер завершил формирование недостроенного Цвингера, связав барочный ансамбль со зданием новой картинной галереи и нового театра (Опера Земпера, или Саксонская государственная опера Дрездена.).

После этого он получил приглашение от императора Австрии Франца Иосифа на работу в Вене. Ему поручили реконструкцию городской резиденции императора — Хофбурга. Опытный архитектор, Готфрид Земпер подошёл к реконструкции как к градостроительному проекту. И создал проект с несколькими величественными сооружениями, которые включали два музея, новый театр, манеж, монумент австрийской императрицы Марии Терезии, и все это в новом саду в стиле необарокко. Земпер уже был продолжателем барочной стилистики в ансамбле Цвингера, заканчивая ансамбль архитектора Маттеуса Даниеля Пёппельмана. В реконструкции Хофбурга Земпер стал продолжателем стилистики венского барокко, используя и его формы, и планировочные наставления. Роскошная архитектура Земпера служила императорскому двору и его прославлению. Архитектор даже связал ось нового Хофбурга с древнеримской Виндобоной. Именно там был некогда дворец римского наместника в австрийских землях и именно там умер римский император Марк Аврелий. Архитектор своим ансамблем подчеркивал символическую связь австрийских императоров с императорами Древнего Рима, что льстило Францу Иосифу.

Этот конфликт между искусством и суровой реальностью Австро-Венгрии чувствовали современники, но демократизировать архитектуру и решить общественные конфликты практика Земпера не могла. Величественный ансамбль, спроектированный Земпером, так и не был воплощен в реальность полностью. Но два крупных музейных помещения Вена и император получили.

Здание музея

Картинная галерея эрцгерцога

Австрийские Габсбурги были связаны родственными связями с королевским двором Испании. В состав Испании в Европе входили и Южные Нидерланды, Фландрия (Бельгия). Отдалённой от Мадрида и Вены богатой провинцией руководили наместники. Одним из них был австрийский эрцгерцог Леопольд Вильгельм (1614—1662).

Пребывание во Фландрии тот использовал для приобретения художественных коллекций. Собиранию картин способствовал художественный рынок, который находился в городе Брюссель. Сюда на продажу свозили произведения искусства как из провинций, так и из Италии или Англии. За короткий срок эрцгерцог создал значительную художественную коллекцию картин голландских, итальянских, фламандских, немецких мастеров, которую вывез в Вену. Этот сборник веками дополняли картинами и произведениями искусства из разных стран и городов. В Вену вывезли лучшую часть кабинета курьезов императора Рудольфа II, который ненадолго переносил столицу в Прагу.

После смерти принца Евгения Савойского его картинная галерея перешла в императорскую коллекцию.

Искусство Франции в музее

Австрийская империя веками имела значительные трудности в отношениях с королями Франции, что значительно отразилось на художественных коллекциях. Художественно-исторический музей в Вене (по сравнению с Эрмитажем) имеет незначительные произведения во французском отделе, где собраны случайные или не лучшие образцы искусства Франции. Наличие нескольких произведений Жана Фуке и художников XVII века лишь подчеркивают значительные пробелы в художественных собраниях. Картины Франсуа Клуэ, Пуссена, портреты Гиацинта Риго и Дюплесси — производят впечатление случайно полученных вещей.

Ненамного лучше представлены художники Франции XIX века (Камиль Коро, Клод Моне), но не самыми выдающимися произведениями, которые давно разошлись по музейным коллекциям самой Франции, США, Великобритании, России.

Второй слабый раздел — искусство Англии. Но это типичная ситуация для европейских музеев, где вообще мало картин мастеров Британии. Только в Соединенных Штатах где есть капитальные произведения художников Англии разных периодов.

Коллекция искусства Италии

Северные земли современной Италии долгое время входили в состав Австрии. В Вену десятилетиями вывозили картины из Италии, а итальянские художники (архитекторы, садовники, композиторы, музыканты, актеры) работали в разных городах Австрийской империи. В Вене накопились такие значительные художественные коллекции из Италии, что был период обмена между странами с целью возвращения в Италию хотя бы части национального культурного достояния. Именно в Вене хранятся ювелирные изделия Бенвенуто Челлини, которых не сохранили ни в Италии, ни во Франции.

Особенность собрания Художественно-исторического музея — лучшие произведения почти всех художественных стилей Италии — раннее и Высокое Возрождение, маньеризм, барокко, караваджизм, мастера ведуты XVIII века и др. Мастера Италии до сих пор представлены капитальными произведениями в сборнике Художественно-исторического музея, среди которых:

Живопись эпохи маньеризма

Маньеризм был переходным этапом между искусством Возрождения и барокко и некоторое время сосуществовал с обоими стилистическими направлениями, хотя с барокко — значительно дольше. Искусствоведы связывают появление маньеризма с разочарованием в идеях возрождения и главным идейным кризисом XVI века. Венский королевский двор радостно приветствовал представителей нового творческого течения, откуда бы они ни были. Австрийский двор быстро стал одним из самых мощных центров маньеризма в Западной Европе. А наличие мастеров маньеризма в разных углах Австрийской «лоскутной империи» обогатило художественную коллекцию произведениями маньеристов Нидерландов, Италии, Франции, отношения с которой не были тесными. В конце XVI в. во время короткого переноса столицы из Вены в Прагу, столичный город стал известным центром маньеризма, где работали:

Позже их произведения перевезли в Вену, создав значительную коллекцию соответствующего художественного стиля.

Картины Арчимбольдо

Нидерланды, Фландрия, Голландия

Уникальной является и коллекция старых мастеров Нидерландов, имеющая мировое значение. В коллекции почти без пробелов представлены произведения всех значительных художников Нидерландов XV—XVI веков, среди них:

Искусство Фландрии представляют полотна Рубенса, Антониса ван Дейка, Франса Снейдерса и их современников. Среди мастеров Голландии XVII века — несколько картин Рембрандта.

Музей гордится наиболее полным в мире собранием работ Брейгеля Старшего — примерно трети из всех известных ныне полотен художника.

Современное положение

Австрия давно потеряла статус великой державы, но удержала статус великой страны европейской культуры. Несколько городов современной Австрии признавались так называемыми Культурными столицами Европы на один год (Грац, Линц).

В 1956 г. из музейного собрания выделили в самостоятельный раздел искусство мастеров Австрии (Австрийская галерея) и произведения эпохи готики и австрийского средневековья (Музей австрийской готики). Последний разместили рядом с музеем барокко во дворце — Нижним Бельведером.

Напишите отзыв о статье "Музей истории искусств"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Музей истории искусств

Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.