Музей медицинской истории Мюттера
| Mütter Museum | |
|---|---|
| |
| Дата основания | 1858 |
| Местонахождение | 19 South 22nd St., Филадельфия, Пенсильвания |
| Сайт | [www.collphyphil.org/muttpg1.shtml www.collphyphil.org] |
Музей медицинской истории Мюттера (англ. Mütter Museum) — это музей медицинских патологий, старинного медицинского оборудования и биологических экспонатов, расположенный в колледже врачей в Филадельфии (College of Physicians of Philadelphia). Первоначальной целью создания коллекции были медицинские исследования и образование, но в наши дни он используется как музей для широкой общественности.
Музей лучше всего известен по большой коллекции черепов и уникальных экспонатов, в которую входят, например, человеческий кишечник длиной 5 дюймов (12,5 см) и труп женщины, который превратился в мыло в земле, которой она была похоронена. На выставке представлено множество восковых моделей, а также законсервированных органов и скелетов. Многие посетители очень удивляются, увидев на выставке законсервированный женский плод. Музей поддерживается Колледжем и открыт для посещения, вход в него платный.
См. также
Напишите отзыв о статье "Музей медицинской истории Мюттера"
Ссылки
[www.collphyphil.org/muttpg1.shtml Музей Mutter] [www.collphyphil.org/PDF/muttbroch.pdf Брошюра музея]
|
Это заготовка статьи о музеях. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
Это заготовка статьи о Соединённых Штатах Америки. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Музей медицинской истории Мюттера
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
