Музей музыки и театра
| Музей музыки и театра Musik- och teatermuseet | |
|---|---|
 Музей музыки и театра в Стокгольме | |
| Дата основания | 1899 |
| Сайт | [musikverket.se/scenkonstmuseet/ rket.se/scenkonstmuseet/] |
Музей музыки и театра (швед. Musik- och teatermuseet) — шведский государственный музей истории культуры в Стокгольме.
Содержание
История
Музей был основан в 1899 году под названием «Музей истории музыки» (швед. Musikhistoriska museet). Собрав путём подарков и пожертвований около 200 инструментов для экспозиции музей был открыт для публики в 1901 году. В 1930 году музей в форме треста был ассоциирован с Королевской академией музыки Швеции и получил государственное финансирование. Ответственность государства росла на протяжении десятилетий, и в 1981—2011 музей был включен в новую государственную структуру «Национальные коллекции музыки» и носил название «Музей музыки».[1].
Здание
С 1979 года музей расположен в здании бывшей королевской пекарни на ул. Sibyllegatan, 2 в Стокгольме, рядом с Королевским драматическим театром. Здание, построенное в 17 веке, является старейшим промышленным зданием Стокгольма. С 1935 года оно является национальным памятником[2].
Деятельность
Музей проводит выставки, программные мероприятия с концертами, спектакли и лекции, а также просветительские мероприятия, экскурсии, практикумы и семинары.
Архивы и библиотечные коллекции, ранее принадлежавшие Музею музыки и театра, после реструктуризации в 2011 году переведены в Библиотеку музыки и театра.
Напишите отзыв о статье "Музей музыки и театра"
Примечания
Ссылки
- [musikverket.se/scenkonstmuseet/ Официальный сайт музея]
- [www.statensmusikverk.se Statens musikverk]
- [www.muslib.se Сайт Библиотеки музыки и театра]
- [www.visarkiv.se Svenskt visarkiv]
- [www.sfv.se/fastigheter/sverige/stockholms-lan-ab/museer/scenkonstmuseet/ Scenkonstmuseet på sfv.se]
- [www.sfv.se/Documents/Kulturvarden/1998_04/s03-kronobageriet.pdf Kronobageriet, tidskriften Kulturvärden nr 4 1998 (pdf)]
Отрывок, характеризующий Музей музыки и театра
– Отчего вы не служите в армии?– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
