Музей политической полиции России

Музей политической полиции России
Дата основания	1925
Местонахождение	Санкт-Петербург, Гороховая улица, дом № 2
Сайт	[www.polithistory.ru/filial-gorohovaya-2 Сайт музея]
Музей политической полиции России на Викискладе

К:Википедия:Ссылка на Викисклад непосредственно в статьеК:Музеи, основанные в 1925 году

Музей политической полиции России (Государственный музей политической истории России: Филиал "Гороховая-2") — музей Санкт-Петербурга.

Расположен на углу Гороховой улицы и Адмиралтейского проспекта по адресу Гороховая улица, дом № 2.

История

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7810501000

Особняк был построен в конце XVIII века архитектором Дж. Кваренги для барона Фитингофа, лейб-медика Екатерины II. После его смерти особняк был выкуплен городом. Перестроен: 1803 г., арх. Михайлов А. А. 1-й, 1876 г., арх. Андерсон К. К. Памятник архитектуры Федерального значения

Основная статья: Дом Фитингофа

Государственное учреждение, охранка

С 1804 года в здании расположены «губернские присутственные места» (современный наследник — Администрация Санкт-Петербурга). В этом учреждении трудились будущие декабристы Кондратий Рылеев и Иван Пущин.

С конца 1877 года дом передан в ведение санкт-петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова. Для его служебной квартиры со стороны двора дом был надстроен пятым этажом. При высшем столичном должностном лице, ведавшим административно-полицейскими вопросами, непосредственно в помещении бывших присутственных мест были расположены:

• Отделение по охране общественной безопасности и спокойствия (распространённый термин — охранка),
  • В 1906-м году Охранное отделение переехало в бывшую квартиру А. С. Пушкина - Мойка, 12.
• Недалеко было расположено губернское жандармское управление.
  • В 1898 году губернское жандармское управление было переведено на Миллионную улицу, 11;

24 января 1878 года в этом доме Вера Засулич стреляла в градоначальника Ф. Ф. Трепова, ранив его. В это же здание привозили покушавшихся на жизнь императора Александра II народовольцев А. К. Соловьёва (покушение 2 апреля 1879), Николая Рысакова, Николая Кибальчича (покушение 13 [1] марта 1881), а также других менее именитых государственных преступников.

В мемориальном кабинете, ныне воссозданном в интерьерах конца XIX века, после Трепова восседал жандармский подполковник Георгий Судейкин.

ВЧК

С декабря 1917 по март 1918 года в этом доме располагалась Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Здесь работал Ф. Э. Дзержинский и часто бывал М. С. Урицкий, причём Ф. Э. Дзержинский работал в кабинете Трепова и Судейкина.

В 1925-1929 годах в здании работал первый ведомственный музей ВЧК-ОГПУ.

До окончания строительства «Большого дома» на Литейном проспекте в этом здании находились ленинградские подразделения ВЧК и ОГПУ.

Заключенные Петроградской ЧК на Гороховой

• Блок, Александр Александрович (1880—1921)
• Верховский, Александр Иванович (1886—1938)
• Вырубова, Анна Александровна
• Гумилёв, Николай Степанович (1886—1921)
• Коковцов, Владимир Николаевич (1853—1943)
• Пальчинский, Пётр Иоакимович (1875—1929)
• Пунин, Николай Николаевич (1888—1953)

Музей

Первый ведомственный музей ВЧК-ОГПУ существовал в особняке ещё в 1925-1929 годах. Правом посещения того музея обладали все члены ВКП(б), он был открыт по личному распоряжению Ф. Э. Дзержинского.

Обращение Дзержинского к сотрудникам органов ОГПУ:

Дорогие товарищи!

История ВЧК-ОГПУ как органа диктатуры пролетариата имеет громадное значение не только при изучении Октябрьской революции и последовавшей затем борьбы за сохранение и укрепление власти пролетариата, но и практическое для европейского в его борьбе с капитализмом.

В будущем историки обратятся к нашим архивам, но материалов, имеющихся в них, конечно, совершенно недостаточно, так как все они сводятся в громадном большинстве к показаниям лиц, привлекавшихся к ответственности, а потому зачастую весьма односторонне освещают как отдельные штрихи деятельности ВЧК-ОГПУ, так и события, относящиеся к истории революции. В то же время кадры старых чекистов все больше распыляются, и они уносят с собой богатейший материал воспоминаний об отдельных моментах, не имеющих зачастую своего письменного отражения.

Поэтому мы, учитывая необходимость подбора материалов, которые полностью и со всех сторон осветили бы многогранную работу всех его органов, обращаемся ко всем старым чекистам с просьбой заняться составлением воспоминаний, охватывая в них не только работу органов ВЧК в разных её направлениях, но и политическую и экономическую, сопровождающую описываемые события, а также характеристики отдельных товарищей, принимавших активное участие в той или иной работе, как из числа чекистов, так и местных партийцев вообще.

— 13 марта 1925 года

При этом к экспонатам музея были выставлены повышенные требования по соблюдению государственной тайны.

Требования к документам, выставленные Дзержинским:

Но Дзержинский потребовал: «Все составленные таким образом материалы считаются совершенно секретными, пишутся от руки, на машинках не перепечатываются и в подлинниках (не оставляя у себя копии) направляются через фельдъегерский корпус лично в адрес заместителя председателя ОГПУ»

— 1925 год

Эти распоряжения во многом сказались на историографии советских органов госбезопасности. В результате такой политики, в ходе проведения репрессий и чисток, многие бесценные документы были уничтожены.

Позже в здании открылся Мемориальный кабинет-музей Дзержинского. В 1994 году он был преобразован в музей «Гороховая, 2» — филиал Музея политической истории России, посвящённый политической полиции России и органам госбезопасности. Экспозиция состоит из трёх залов: первый воссоздаёт обстановку кабинета начальника Санкт-Петербургского охранного отделения 19 — начала 20 веков, во втором представлены экспонаты, рассказывающие о деятельности дореволюционной политической полиции, третий посвящён деятельности ВЧК в первые годы советской власти.

«Поездка из Одессы в Петроград»

На улице Гороховой ажиотаж:
Урицкий всю ЧК вооружает.
Всё потому, что в Питер
                   в свой гастрольный вояж
С Одессы-мамы урки приезжают.

Александр Розенбаум

Здание в искусстве

Это здание упомянуто в песне А. Я. Розенбаума: «Поездка из Одессы в Петроград»

Легенды

Во многих источниках упоминается, что 30 августа 1918 года в подъезде этого дома эсер Л. И. Каннегисер застрелил председателя Петроградской чрезвычайной комиссии М. С. Урицкого. Это не так, преступление произошло в здании Министерства иностранных дел рядом с Дворцовой площадью.

Описание убийства современником Романом Гулем:

В начале 11-го часа утра 30-го августа в Петербурге из квартиры на Сапёрном переулке вышел, одетый в кожаную куртку двадцатилетний красивый юноша «буржуазного происхождения», еврей по национальности. Молодой поэт Леонид Канегиссер сел на велосипед и поехал к площади Зимнего Дворца. Перед министерством иностранных дел, куда обычно приезжал Урицкий, Канегиссер остановился, слез с велосипеда и вошёл в тот подъезд полукруглого дворца, к которому всегда подъезжал Урицкий.

Министерство иностранных дел в предреволюционные годы располагалась по адресу Дворцовая площадь, дом № 6. Это здание, выходящее фасадом на Мойку.

См. также

• Список статей, начинающихся с «Музей полиции»

Ссылки

• [www.polithistory.ru/index.php?option=com_content&task=blogcategory&id=18&Itemid=86 Сайт музея]
• [www.rozenbaum.ru/lyr/baum0142.php «Поездка из одессы в петроград» на официальном сайте А. Я. Розенбаума]
• [nvo.ng.ru/spforces/2007-01-26/7_museum.html Музей «Гороховая, 2»]
• [urokiistorii.ru/node/227 О. Резникова "Тюрьмы Петербурга-Петрограда-Ленинграда]

Отрывок, характеризующий Музей политической полиции России

Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.