Музыкальная поэтика
Музыкальная поэтика (лат. musica poetica) — термин в музыкальной теории XVI — XVII веков, обозначавший музыкальную композицию (как артефакт музыкального творчества), а также технику музыкального сочинительства. Прилагательноe poetica в данном термине обозначало не поэзию (искусство стиха), а др.-греч. ποίησις в прямом смысле — творчество, созидание. Термин появился впервые в трактате Николая Листения «Основы плавного распева» (Виттенберг, 1533) и получил широкое распространение в немецкой музыкальной науке барокко. Наиболее значительные труды, посвящённые теории и/или технике музыкальной композиции, создали Генрих Фабер (1548), Иоахим Бурмейстер (1606), Иоахим Турингус (1624), Иоганн Андреас Хербст (1643), Афанасий Кирхер (1650), Вольфганг Каспар Принц (1676) и др.
Музыкальная поэтика подразделяется на «сортизацию» (лат. sortisatio) и «композицию» (лат. compositio). В то время как сортизация ориентируется на (уже известный в истории) жанр, композиция практически описывает технику контрапункта. В барочных трактатах, посвящённых музыкальной поэтике, большое место отводится музыкальной риторике.
Первоисточники
- Burmeister J. Musica poetica: Definitionibus et divisionibus breviter delineata quibus in singulis capitibus sunt hypomnemata praeceptionum instar συνοπτικώς addita. Rostock, 1606.
Напишите отзыв о статье "Музыкальная поэтика"
Литература
- Bartel D. Handbuch der musikalischen Figurenlehre. Regensburg: Laaber, 1985; англ. дополненный перевод — Musica Poetica. Lincoln: University of Nebraska Press, 1997.
- Eggebrecht H.H. Terminologie der musikalischen Komposition. Wiesbaden: Steiner, 1996, ISBN 3515070044.
- Loesch H. von. Der Werkbegriff in der protestantischen Musiktheorie des 16. und 17. Jahrhunderts. Ein Mißverhältnis. Hildesheim: Olms, 2001, ISBN 3487114461.
|
Это заготовка статьи по теории музыки. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Музыкальная поэтика
На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
