Музыкальное приношение

«Музыкальное приношение» (нем. Das Musikalische Opfer), BWV 1079, — это цикл канонов, фуг и других музыкальных произведений, написанных И. С. Бахом, основанных на теме, продиктованной Баху прусским королём Фридрихом II, и посвящённых ему. Поскольку инструментовка почти нигде не указана Бахом, сегодня этот цикл можно услышать исполненным на самых разных инструментах.

Музыка

Королевская тема

История создания цикла началась в день встречи Баха с прусским королём Фридрихом II 7 мая 1747 года. Сын Баха, Карл Филипп Эммануил, с 1740 года работал клавесинистом в капелле короля, и через него Фридрих передал приглашение Иоганну Себастьяну. Как только Бах приехал, король сразу позвал его в потсдамский дворец, отменив концерт (он играл на флейте). Во время встречи Баху была показана новинка, пианофорте Зильбермана — ранняя разновидность фортепиано. У короля имелось несколько экземпляров этого инструмента. Бах, переходя из комнаты в комнату, импровизировал на них, а затем, желая удивить короля, попросил дать ему тему, чтобы тут же сочинить на неё фугу. Фридрих дал ему следующую тему (впоследствии названную королевской, или (лат.) Thema Regium):

Получив тему, Бах незамедлительно сочинил на неё трёхголосную фугу. На просьбу сочинить шестиголосную фугу на ту же тему Бах ответил, что не всякая тема подходит для такой цели, и предложил свою тему. Однако позже он всё-таки исполнил и это желание короля.

Два месяца спустя Бах опубликовал цикл произведений на «Королевскую тему», который сейчас известен как «Музыкальное приношение». Бах озаглавил цикл так: «Regis Iussu Cantio Et Reliqua Canonica Arte Resoluta» (данная повелением короля тема и прочее, исполненное в каноническом роде) — акростих, первые буквы которого образуют слово ричеркар (старинное название фуги).

Строение и инструменты

В окончательном виде «Музыкальное приношение» состоит из:

• Двух ричеркаров (изложены в виде партитуры):
  • шестиголосный ричеркар (фуга);
  • трёхголосный ричеркар (фуга);
• Девяти канонов;
• Канонической фуги;
• Четырёхчастной трио-сонаты с участием флейты, на которой играл Фридрих.

Исключая трио-сонату, написанную для флейты, скрипки и генерал-баса, в пьесах стоит мало указаний относительно инструментов, на которых их предполагается исполнять.

Обычно ричеркары и каноны играются следующим образом: ричеркары исполняются на клавишных инструментах, разными группами инструментов камерного ансамбля, в то время как каноны исполняются инструментами трио-сонаты. Но известны записи этого произведения на одном инструменте (фортепиано, клавесин) или, наоборот, в оркестрованном варианте.

В современном исполнении порядок следования пьес обычно таков: трёхголосный ричеркар — 6 канонов — каноническая фуга — шестиголосный ричеркар — 2 канона — трио-соната — канон.

Музыкальные загадки

В оригинале некоторые каноны из «Музыкального приношения» представлены не более чем короткой одноголосной мелодией размером в несколько тактов, сопровождаемой более или менее загадочной фразой на латыни. Эти части произведения иногда называют загадочными канонами. Исполнитель должен разгадать загадку, правильно проинтерпретировав мелодию с надписью как многоголосное произведение. Было показано, что у некоторых загадок имеется не одно решение, хотя сегодня обычно публикуются более или менее стандартные решения, так что исполнитель может просто играть, не задумываясь о загадках автора.

Один из этих загадочных канонов, «in augmentationem» (то есть с увеличением длительности нот), подписан «Notulis crescentibus crescat Fortuna Regis» (пусть удача короля увеличится, как эти ноты), а модулирующий канон, заканчивающийся на тон выше, чем он начинался, надписан «Ascendenteque Modulatione ascendat Gloria Regis» (и пусть слава короля растёт по мере того как восходит модуляция). О том, как Фридрих воспринял посвящённое ему произведение, играл ли он его и пытался ли разгадать хоть одну загадку, мало что известно.

Адаптации и цитаты XX века

«Ричеркар на 6 голосов» сам по себе был многократно аранжирован, наиболее известна аранжировка Антона Веберна, который в 1935 году представил версию для небольшого оркестра, известную своим стилем (все мелодические линии передавались от инструмента к инструменту после каждых нескольких нот, так что каждая нота получала свой тембровый оттенок).

См. также

• Барокко
• Бах, Иоганн Себастьян
• Канон (музыка)
• Фуга
• Искусство фуги

Ссылки

• Музыка: [www.mutopiaproject.org/cgibin/make-table.cgi?preview=1&searchingfor=1079&Composer=BachJS&Instrument=&Style=&timelength=1&timeunit=week&lilyversion= The Musical Offering]

Отрывок, характеризующий Музыкальное приношение

Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.