Музыкальные инструменты славян

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Музыкальные инструменты славян — предметы, с помощью которых славянами извлекались различные музыкальные, а также немузыкальные звуки (сигналы опасности, обережные звуки). Использовались на праздниках, похоронах и в будние дни как выражение чувств, для синхронизации действий (у гребцов) или для коротания времени (пастухами).





Функции музыкальных инструментов

У славян музыкальные инструменты наделяются свойствами ритуальных предметов и используются в календарных, семейных и общественных обрядах, а также в магической практике. Функции музыкальных инструментов и приписываемые им свойства определяются сакральным статусом музыки в народной культуре, а также функциональными свойствами самого инструмента (особенностями его звучания, формой), сферой его употребления (ансамблевая музыка, соло), способами его изготовления, особенностями личности музыканта (профессионал, любитель, мужчина, женщина, ребёнок), использованием музыки в немузыкальных целях — например, в качестве оберега или для подачи сигналов. Ср.: находясь возле усопшего при помощи издаваемого кутом (однострунный хордофон) «потустороннего» звука, давали «сигнал» о покойном на тот свет; на кладбище на Радуницу молодёжь и дети, сидя на деревьях, играли на пищиках из вербы «чтобы было всем — и нам, и нашим предкам»[1].

Игра на музыкальных инструментах, как и всякое ремесло, — преимущественно мужское дело, инструментальная музыка часто рождалась в недрах других профессий, где музыкальные инструменты выступали в роли своеобразных орудий труда (см. Пастух). Большинство традиционных инструментов имеет статус мужских инструментов, игра на которых женщиной осуждалась обществом. Распространение музыкальных инструментов в Древней Руси было связано, с одной стороны, с традицией скоморохов и гусляров, осуждавшейся церковью как бесовство, поэтому народные музыкальные инструменты часто изымались властями и уничтожались. Ср. один из древне-русских указов, направленных на искоренение скоморошества: «…где объявятся домры, и сурны, и гудки, и гусли, и хари, и всякие гудебные сосуды, и тебе бъ то все велеть выимать, и изломавъ те бесовскія игры велеть жечь…». С другой стороны, такие инструменты, как ратная труба, а позднее — сурна, использовались во время военных походов и сражений для организации войска и подачи сигналов. Некоторые музыкальные инструменты например, колёсная лира, были связаны с профессиональной деятельностью слепцов-лирников. Обучение игре на музыкальных инструментах часто считалось магическим актом и связывалось с продажей души чёрту[2].

Наборы инструментов

В различных славянских традициях месте инструментальной музыки в сфере музыкальной культуры и основной набор инструментов были разными. Наибольшее значение инструментальная музыка имела в западно-славянской культуре, а под её влиянием — у украинцев и белорусов, а также в южно-славянском ареале — в этих традициях игра на музыкальных инструментах в значительной степени отделилась от других «ремёсел» и воспринималась как самостоятельная профессия; существовала система профессиональных ансамблей, игравших за плату на свадьбах и общественных праздниках, включавшая регламентированный набор музыкальных инструментов (у западных славян — скрипка, контрабас, цимбалы, бубен, у южных славян — волынка и флейта). В этих ареалах существовала традиция кустарного изготовления музыкальных инструментов. У русских инструментальная музыка занимала более скромное место и была тесно связана с иными профессиями (главным образом — пастушеством) ср., например, существование своеобразных «школ» пастухов-рожечников, а также традицию «трубли артелью», при которой на рожках играла одновременно группа пастухов)[3]. В русской традиции были известны такие музыкальные инструменты древнейшей конструкции, как травяная дудке (обертоновая флейта), кувиклы (флейта Пана), двойная свирель (двуствольная флейта). В качестве музыкальных инструментов часто использовались бытовые (заслонка, ложки, коса, пила, ведро, самоварная труба, гребень, рубель и др.) и природные предметы (полые стволы растений, кора деревьев, береста, коровьи рога и пр.); было распространено так называемое пение «под язык», когда отсутствующий инструмент имитировался голосом[4]. В конце XIX — начале XX веке многие традиционные музыкальные инструменты у русских были вытеснены балалайкой, а затем гармонью.

Способы изготовления

В традиционном мифологическом представлении каждый инструмент, подобно человеку, имеет свой голос, а значит и душу. С таким пониманием связана антропоморфизация устройства традиционных инструментов и названий их отдельных частей (язык, глазок, тулово, носик, сердце, головка и т. п.), а также ритуальное оформление этапов «рождения» и «смерти» инструмента (пастуший инструментарий клали в гроб умершему, отправляя на тот свет, сжигали или хоронили его)[5]. Чтобы инструмент хорошо звучал, сакральное значение придавалось материалу для его изготовления: считалось, что особенный голос ему сообщит дерево, «имеющее душу», то есть выросшее на месте захоронения убитого ребёнка (Ср.: русская народная сказка о волшебной дудочке), или же дерево, в которое попало молния или под которым находится муравейник (как муравьи в муравейник, коровы будут собираться вокруг пастуха). А основу волынки, например, составляла цельная шкура козлёнка (ср. украинское название этого инструмента — коза), которую, как полагали на украинских Карпатах, нужно сдирать с живого животного — тогда инструмент будет звучать так громко, как кричит козёл. Другой карпатский инструмент трембита — труба длиной до 2,5 м, слегка расширяющаяся к концу, изготавливалась из так называемого сердешного дерева — смереки (пихты европейской); при этом полагали, что наилучшие трембиты получаются из громобоя — из него же в этом ареале делали скрипки и контрабасы, а в русской традиции — пастушеские музыкальные инструменты.

Особые свойства

Различные музыкальные инструменты наделялись демоническими или сакральными свойствами. Согласно гуцульским быличким, дудки (то есть волынка) — инструмент чёрта, который играет на нём для женских демонов нявок (Лесная баба, лешачиха). Ср. характерное украинское выражение: «Дудка дідча, а флояра божа» [Волынка чертова, а свирель Божья][6]. Устройство волынки подсмотрел охотник в лесу у чёрта, сумев подойти к нему на близкое расстояние благодаря надетым в качестве оберега деревянным обручам[7]. Обычно низким статусом обладают музыкальные инструменты, на которых играют исключительно женщины; например, западно-украинская дримба — пружинный металлический инструмент, который держат в зубах, извлекая звук ударами пальца — его, в отличие от других инструментов, не изготовляют, а покупают в магазине. Дримба — «нечистый» инструмент, на котором грех играть, поскольку, согласно легенде" на ней играли евреи, когда вели Христа на распятие. Согласно быличкам, некоторые мифологические персонажи любят играть на музыкальных инструментах — в древне-русских письменных памятниках бесы играют на тимпанах, coпелях, гуслях, бубнах, чтобы искусить святого или отвратить людей от церкви; болгарские вилы играют на свирели; сербско-хорватские дьяволы являются человеку в виде весёлой свадьбы с музыкантами, играющими на разных инструментах. Согласно болгарским поверьям, змеи восприимчивы к звукам пастушьей свирели, с которой иногда связывается их происхождение (ср. обычай изображать на пастушьей свирели змею)[8].

Перечень инструментов

Восточнославянские

Русские

Балалайка, баян, било, бубен, бубенец, варган, волынка, гармонь, гитара, губная гармошка, гудок, гусачок, гусли, домра, дрова, дудка, жалейка, колотушка, колокол, колюка, коробочка, кугиклы, ложки, мандолина, накры (керамические литавры), пастушья барабанка, пастушеская труба, пыжатка, рожок, рубель, свирель, свистулька, трещотка.

Белорусские

Баян, бубен, варган, виолончель-басетля, гармоника, гусли, дуда, дудка, жалейка, лира (лера), небольшой барабан, скрипка, цимбалы.

Украинские

Бандура, домра, дрымба, жалейка, кобза, торбан, трембита, цимбалы.

Западнославянские

Польские

Скрипка, трембита, генсль, фуяра, цимбалы, свирель, бубен, колокольчики, мазанк, лигава, лигавка, басун, волынка (дуда), деревянные «клекотки» (трещотки), большой и малый бубны.

Словацкие

Контрабас, скрипка, фуяра, цимбалы.

Чешские

Контрабас, скрипка, цимбалы.

Южнославянские

Болгарские

Гайда (волынка), гадулка, гусле, дутар, домбра, кавал, тамбура и тапан.

Сербские

Брач (домра), гусле, фрула (дудук), гайда (волынка), тамбура, зурла (зурна), кларнет, аккордеон, свирель, тапан.

Хорватские

Гусле, тамбура, трембита.

Словенские

Фрула (дудук), рог, губная гармоника, трембита, скрипка, кларнет, смычковый инструмент типа контрабаса.

См. также

Напишите отзыв о статье "Музыкальные инструменты славян"

Примечания

  1. Кирюшина Т. Традиционная русская инструментальная культура. — М.: ГМПИ им. Гнесиных, 1989.
  2. Левкиевская, 2004, с. 324.
  3. Смирнов Б. Искусство владимирских рожечников. — М., 1965.
  4. Кирюшина Т. Традиционная русская инструментальная культура. — ГМПИ им. Гнесиных. — М.: 1989.
  5. Камаев А., Камаева Т. Народное музыкальное творчество. — М.: Академия, 2005. — С. 241.
  6. Грінченко, 1907—1909, с. 4:2748.
  7. Онищук, 1909, с. 57.
  8. Левкиевская, 2004, с. 325.

Литература

  1. Багрий Ю. Русские трещотки // Памяти К. Квитки. — М., 1983. — С. 249—268.
  2. Васильев Ю., Широков А. Рассказы о русских народных инструментах. — М., 1986.
  3. Вертков К. К вопросу об украинской кобзе // Проблемы музыкального фольклора народов СССР. — М., 1973. — С. 275—284.
  4. Вертков К. Русские народные музыкальные инструменты. — Л., 1975.
  5. Вертков К., Благодатов Т., Язовицкая Э. Атлас музыкальных инструментов народов СССР. — М., 1963.
  6. Гордиенко О. О классификации русских народных инструментов (с приложением классификации в виде таблицы) // Методы музыкально-фольклористического исследования. — МГДОЛК им. П. Чайковского. — М., 1989. — С. 38-64.
  7. Грінченко Б. [www.lnu.edu.ua/faculty/Philol/www/laboratory_folk_studies/el_books/Materijaly_do_huzulskoji_demonolohiji_Zibrav_A.Onyshchuk_Lviv,1909.pdf Словарь украïнськоï мови. Зібрала редакція журнала «Кіевская старина»] / Упорядкував, з додатком власного матеріалу, Борис Грінченко. — К., 1907—1909. — Т. 1—4.
  8. Жуланова Н. «Порядок сделали — голоса ладят» // Голос и ритуал. — М., 1995. — С. 16-19.
  9. Камаев А., Камаева Т. Народное музыкальное творчество. — М.: Академия, 2005.
  10. Квитка К. Избранные труды в двух томах. — Статьи «Несколько слов о русском гудке» (с. 206—217); «Парная флейта» (с. 218—250); «К изучению украинской народной инструментальной музыки» (с. 251—278). — Т.2. — М., 1973.
  11. Музыкальные инструменты / Левкиевская Е. Е. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 2004. — Т. 3: К (Круг) — П (Перепелка). — С. 324—327. — ISBN 5-7133-1207-0.
  12. Мациевский И. Народный музыкальный инструмент и методология его исследования // Актуальные проблемы современной фольклористики. — Л., 1980. — С. 143—169.
  13. Назина И. Белорусские народные музыкальные инструменты: самозвучащие, мембранные, духовые. — Мн., 1979.
  14. Онищук А. [www.lnu.edu.ua/faculty/Philol/www/laboratory_folk_studies/el_books/Materijaly_do_huzulskoji_demonolohiji_Zibrav_A.Onyshchuk_Lviv,1909.pdf Матеріали до гуцульської демонології] // Матеріали до української етнології. — Львів: Етнографічна комісія Наукового товариства імені Шевченка, 1909. — Т. 11. — С. 1—139.
  15. Седова К. Музыкально-археологические находки на территории Белоруссии // Проблемы этномузыкологии и истории в современных исследованиях. — Мн., 1996. — С. 29-35.
  16. Соколов Ф. Гусли звончатые. — М., 1959.
  17. Соколов Ф. Русская народная балалайка. — М., 1962.
  18. Щуров В. Усердские пищики // Памяти К. Квитки. — М., 1983. — С. 269—281.

Ссылки

  • [orpheusmusic.ru/publ/323-1-0-18 Музыкальные инструменты древних славян]
  • [www.paganism.ru/rusinstr.htm Древнерусские народные музыкальные инструменты]
  • [soros.novgorod.ru/projects/Toolkit/rminstr.htm Русские музыкальные инструменты]
  • [historylib.org/historybooks/Lyubor--Niderle_Slavyanskie-drevnosti/78 Песни и музыка] // Любор Нидерле. Славянские древности

Отрывок, характеризующий Музыкальные инструменты славян

Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.