Спектакль

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Музыкальный спектакль»)
Перейти к: навигация, поиск

Спектакль (фр. spectacle, из лат. spectaculum «зрелище») — произведение сценического искусства; может ставиться как на театральной сцене, так и на радио (радиоспектакль) и на телевидении (телевизионный спектакль).





Театральный спектакль

Изначально спектаклем называлось произведение театрального искусства, в создании которого участвует театральный коллектив: актёры, художник-декоратор, композитор, гримёры, бутафоры и другие[1]. В процессе эволюции спектакля как художественной формы, с одной стороны, происходило разделение творческих функций между его создателями, с другой — по мере роста сценической культуры постепенно утверждался принцип ансамблевости, предполагавший согласованность игры всех исполнителей и обдуманное использование выразительных средств[2]. В современном драматическом театре созданием спектакля, в соответствии с собственным замыслом, руководит режиссёр-постановщик, объединяющий усилия всех участников постановки[3]; режиссёрский замысел конкретизируется в работе с художником и композитором. В музыкальном театре постановкой спектакля чаще руководит дирижёр (в опере и оперетте) или балетмейстер (в балете)[4][5].

В основе спектакля в драматическом театре лежит литературное произведение — пьеса или сценарий, требующий импровизации, в музыкальном театре — сочинение музыкально-драматическое: опера, балет, оперетта, мюзикл[2].

Работа над созданием спектакля включает в себя: выбор и адаптацию пьесы или музыкально-драматического произведения; распределение ролей в труппе с учётом возможностей актёров и их амплуа; определение мизансценического рисунка спектакля; работу режиссёров (дирижёра, балетмейстера) с актёрами в процессе репетиций; подготовку декорационного оформления спектакля, костюмов, реквизита, грима; подготовку музыкального и светового сопровождения.

Завершающим этапом работы над созданием спектакля является генеральная репетиция, которая проводится с использованием полного декорационного, музыкального (шумового) и светового оформления, заготовленного реквизита, в костюмах и гриме и, в отличие от всех предшествующих репетиций, на публике[1].

Телевизионный спектакль

С развитием телевидения появился жанр телевизионного спектакля, или телеспектакля[6]. В СССР первый телевизионный спектакль был показан в 1938 году, но, поскольку видеозапись ещё не практиковалась, телевизионные спектакли, как и театральные, вплоть до начала 50-х годов разыгрывались непосредственно в эфире[7]. Лишь в 50-х годах появилась возможность записи телеспектаклей на киноплёнку при помощи кинорегистраторов[8]. Именно в этот период, в годы «оттепели», родился телевизионный театр как таковой[9]

Телевизионный спектакль не является видеозаписью (телеверсией) театральной постановки — это оригинальный спектакль, созданный в телевизионной студии, специально для телевидения и по его законам[10][11]. Жанр как таковой зародился в американской телевизионной культуре[12]; в СССР, как вспоминала Е. В. Гальперина, в Литературно-драматической редакции телевидения поиск формы и своего языка для программ различного содержания был общим: «Главная установка начиналась с общего отрицания — не как газета, не как радио, не как кино, не как театр»[9].

Телевизионные спектакли ставили, как правило, театральные режиссёры (в том числе Анатолий Эфрос и Георгий Товстоногов) или специально работавшие на телевидении режиссёры с театральным образованием и опытом, как, например, Александр Белинский, Давид Карасик, Александр Цуцульковский, Борис Ниренбург или Леонид Пчёлкин[10], в различной степени, иногда очень скромной, используя возможности телевидения (или кинематографа), прежде всего крупный план[13][14]. И если театральный режиссёр в советские времена (когда актёры не могли работать в разных театрах одновременно) был ограничен труппой конкретного театра, то режиссёр-постановщик телеспектакля мог приглашать актёров разных театров и даже киноактёров[15].

Как и театральные, телевизионные спектакли разыгрывались в целом в замкнутом пространстве, в близких к театральным и достаточно простых декорациях, иногда и в интерьерах; в телеспектакль могли быть вмонтированы и натурные съёмки[14][16]. «Определения, что такое телеспектакль, с которым бы согласились все, — пишет Б. С. Каплан, — нет. Многое было обусловлено приказом, по которому спектакль запускался в производство. От того, по какому „ведомству“ значился спектакль, зависело количество оплачиваемых репетиций, съёмочных дней, состав творческой бригады, оплата участников…»[10] Спорным, в частности, был вопрос о допустимости в телеспектакле натурных съемок — их отсутствие поначалу считалось формальным отличием спектакля от телефильма. Со временем выезды на натуру стали нормой и для телеспектаклей, а отличием от фильма уже считалось их количество[16]. Грань порою оказывалась очень тонкой, а отнесение произведения к жанру телеспектакля, а не телефильма — достаточно условным[16].

На начальной стадии становления значительное место в репертуаре телевизионного театра отводилось документальной драме; для таких спектаклей существовали рубрики «Литературный театр», «Поэтический театр», «Письма, документы, воспоминания»[9]. Отдел русской и зарубежной классики специализировался преимущественно на инсценировках недраматических произведений, создавались спектакли по рассказам А. П. Чехова, повестям А. С. Пушкина и Н. В. Гоголя, романам Т. Манна, Ч. Диккенса, Ф. М. Достоевского и многим другим классическим произведениям[13]. Ставились и театральные пьесы, иногда специально адаптированные для телеэкрана[11]. Со временем у телевизионного театра появились и собственные пьесы; так, О. и А. Лавровы специально для него писали сценарий сериала «Следствие ведут ЗнаТоКи», который изначально задумывался и запускался в производство как многочастный телевизионный спектакль, а М. Анчаров написал телевизионную повесть «День за днём», на основе которой также был создан популярный в начале 70-х годов многосерийный телеспектакль[10]. Полноправной участницей телевизионных спектаклей становилась музыка, которую писали специально для них ведущие композиторы советской эпохи, в том числе А. Шнитке, Э. Артемьев, Э. Денисов и Д. Тухманов[10].

Разновидностью телевизионного спектакля является оригинальный телевизионный балет (телебалет), который точно так же представляет собой оригинальное, совершенно самостоятельное произведение, не имеющее своего сценического первоисточника, созданное специально для телевидения и по его законам[6][17].

Далеко не все относились к телевизионному театру благожелательно. Так, по воспоминаниям В. Козловского, Юрий Завадский, художественный руководитель Театра им. Моссовета, запрещал своим артистам участвовать в телеспектаклях и говорил С. Лапину: «Зачем вам делать свои плохие спектакли, когда вы можете получить прекрасные спектакли московских театров»[18]. Однако, по свидетельству Козловского, и с театрами всё было непросто: они «требовали денег, как за несколько полных сборов (аншлагов), да и только тогда, когда спектакль уже умирал естественной смертью и сходил со сцены»[18], — и телевидение обычно не дублировало репертуар драматических театров[13]. Между тем дополнительным стимулом для развития жанра телеспектакля стал именно конфликт с театрами, увидевшими в телевидении мощного конкурента, снижавшего кассовые сборы: если в первой половине 50-х годов по телевидению показывали от 3 до 6 театральных спектаклей в неделю (вместе с повторами), то начиная с 60-х годов они появлялись на голубых экранах всё реже и реже, и теперь это были по преимуществу спектакли не столичных, а республиканских и областных театров[19]. Телевизионным спектаклям, таким образом, пришлось заполнять образовавшуюся брешь[19].

Владимир Саппак, первый теоретик телевидения как самостоятельного вида искусства, писал: «Театр телевизионного экрана — театр органически современный. Это касается и репертуара, и манеры, и всего строя, даже антуража любой из передач»[20]. По свидетельству Александра Белинского, на либеральном Ленинградском телевидении, выпускавшем в 60—70-х годах до 20 спектаклей в год, режиссёры были свободнее в выборе драматургического материала[21]. Театральным режиссёрам телевидение, таким образом, предоставляло возможность реализовать замыслы, которые в театре по тем или иным причинам осуществиться не могли, актёрам — сыграть роли, которые им не довелось играть на сцене, а зрителям — увидеть пьесы, которые не идут в театрах, режиссёрские и актёрские работы, которым в театрах не нашлось места[15]. Когда Павел Луспекаев из-за болезни ног был вынужден покинуть театральную сцену, он нашёл себе прибежище на телевидении, сыграв во многих телевизионных спектаклях, в том числе в «Мёртвых душах» и «Жизни Матвея Кожемякина» А. Белинского[22].

В «золотой фонд» телевизионного театра вошли телеспектакли «Всего несколько слов в честь господина де Мольера» и «Страницы журнала Печорина» А. Эфроса, «Вишневый сад» Л. Хейфеца, «Безобразная Эльза» П. Хомского, «Как важно быть серьёзным» А. Белинского[23], балетный спектакль А. Белинского и В. Васильева «Анюта» и многие другие[24].

В годы реформ жанр телеспектакля был забыт. «Поэтика малого экрана, — пишет Е. Гальперина, — отступила под мощным натиском средств массовой информации»[20]. Ещё раньше он умер — по тем же причинам — в Соединённых Штатах[12]. В 2004 году телеканал «Культура» попытался его возродить, осуществив постановки пяти небольших спектаклей; Михаил Козаков в том же году поставил полноценный телевизионный спектакль ≪Медная бабушка≫ по пьесе Л. Зорина[25][12]. Однако эти опыты вызвали сомнения как в самой возможности возрождения жанра в его прежнем виде, так и в принадлежности новых постановок к жанру телеспектакля[12][25].

Радиоспектакль

В СССР радиотрансляции театральных постановок, прежде всего оперных спектаклей Большого театра, начались ещё в 20-х годах[26], и датой рождения радиотеатра считается 25 декабря 1925 года, когда в студии Московского радио состоялась премьера первой советской радиопьесы — «Вечер у Марии Волконской»; хотя тот радиотеатр, который любили в СССР в 40—70-х годах, сформировался позже[27].

Радиоспектаклем — в отличие от радиокомпозиции или записи по трансляции театральной постановки — стали называть спектакль, созданный в радиостудии специально для радиовещания. Для оригинальных радиоспектаклей создавались и специальные пьесы или инсценировки известных литературных произведений[28]. Один из самых известных в мире радиоспектаклей — «Война миров» Орсона Уэллса (по одноимённому роману Герберта Уэллса): поставленный в форме репортажа и вышедший в эфир 30 октября 1938 года, спектакль вызвал панику в Соединённых Штатах[29].

Спектакли на радио ставили и театральные режиссёры, в том числе Всеволод Мейерхольд, и даже кинорежиссёры, как, например, Андрей Тарковский — «Полный поворот кругом» по новелле У. Фолкнера (1965)[30], но гораздо чаще — специальные радиорежиссёры, в совершенстве владевшие спецификой радиотеатра, как легендарная Роза Иоффе или Осип Абдулов, на счету которого более 200 режиссёрских работ на радио[27]. Мейерхольд после первой попытки исполнить перед микрофоном фрагменты из спектаклей ГосТиМа признал: «Этому в день не научишься»[27]. Чтобы адаптировать к радиовещанию спектакль «Дама с камелиями», начать пришлось с переработки самой пьесы. Радиоспектакль предъявлял особые требования и актёру, в распоряжении которого оставалось только одно средство выразительности — его голос, и режиссёру; как говорила Р. Иоффе, «слушатель должен увидеть то, что мы ему играем»[27].

Радиотеатр рождал свои шедевры, по большей части забытые в постсоветскую эпоху. Большой популярностью на протяжении нескольких десятилетий пользовались, в частности, радиосериалы «Клуб знаменитых капитанов», созданный ещё в 1945 году, и «КОАПП».

Телевизионные версии театральных постановок

Кроме телевизионных спектаклей — оригинального телевизионного жанра, существуют видеозаписи театральных постановок, к которым нередко применяется понятие «фильм-спектакль»[6][7]. Согласно изданию «Кино: Энциклопедический словарь», фильм-спектакль является экранизацией своего театрального прототипа, при которой активно используются средства кино: в первую очередь монтаж, студийные и натурные съёмки[31]. Другие называют фильмом-спектаклем театральный спектакль, снятый на видео- или кинопленку многокамерным способом, независимо от того, присутствуют ли в нём монтаж и натурные съёмки[11]. В каталоге Гостелерадиофонда «фильмами-спектаклями» именуются любые видеозаписи театральных постановок, включая записи по трансляции со сцены театра[32].

В СССР до начала 50-х годов театральные спектакли, как и отдельные сцены из них, разыгрывались непосредственно в телевизионной студии; 16 апреля 1951 года состоялась первая внестудийная трансляция — оперы А. Рубинштейна «Демон» из Большого театра[33]. Тогда же, в начале 50-х, поскольку появилась возможность записывать театральные постановки с помощью кинорегистраторов[8], была разработана программа создания фонда снятых на киноплёнку и предназначенных для массового зрителя — для демонстрации по телевидению, а в 50-е годы, когда телевизор был ещё редкостью, и в кинотеатрах — лучших, по мнению инициаторов, спектаклей советских театров[34]. Первыми этой чести удостоились спектакли Малого театра — «Волки и овцы», «На всякого мудреца довольно простоты» А. Н. Островского, «Горе от ума» А. С. Грибоедова и «Васса Железнова» А. М. Горького, спектакли МХАТа — «Анна Каренина» (по Л. Толстому) и «Школа злословия» Р. Шеридана и два спектакля Ленинградского Большого драматического театра — «Разлом» Б. Лавренёва и «Любовь Яровая» К. Тренёва[6].

Виды записи театральных постановок, пишет Б. С. Каплан, могли быть различными: «Это была трансляция из театрального зала со зрителями, или съёмка со сцены театра в пустом зале, или съёмка в телевизионной студии, естественно, без зрителей, но в декорациях театра. Были записи с подсъёмкой натуры или со вставками кинохроники»[35]. Так, например, телеверсия спектакля Большого драматического театра «Эзоп» в начале представляет зрителю панораму пустыни, по которой движутся рабы, рассказ Эзопа о корзине с хлебом иллюстрируется соответствующим видеорядом и т. д., а в киноверсии знаменитого спектакля Театра Сатиры «Свадьба с приданым» наряду с театральными декорациями, имитирующими сельские пейзажи, присутствуют и натурные съёмки.

В 60-е годы театральные постановки снимались на киноплёнку от случая к случаю, лишь в конце 1970 года в Главной редакции литературно-драматических программ Центрального телевидения был создан отдел фондовых театральных спектаклей, с тем чтобы сохранить лучшие театральные работы[34]. Спектакли снимали специальные телевизионные режиссёры, иногда при участи создателей театральных постановок[36]. Отдел фондовых спектаклей за 20 лет своего существования запечатлел на киноплёнке около 200 спектаклей различных театров[36]. Правда, делал это нередко для архива, по телевидению в 60—70-е годы спектакли ведущих московских и ленинградских театров демонстрировались редко: администраторы театров именно с расширением телевизионной аудитории и демонстрацией спектаклей по телевидению связывали падение кассовых сборов[36][19].

В годы реформ отдел прекратил своё существование; но трансляции театральных постановок по телевидению (на телеканале «Культура») впоследствии возобновились; видеозаписи по трансляции создаются и в настоящее время[37].

Напишите отзыв о статье "Спектакль"

Примечания

  1. 1 2 Рудницкий К. Л. Спектакль // Театральная энциклопедия (под ред. П. А. Маркова). — М.: Советская энциклопедия, 1961—1965. — Т. 4.
  2. 1 2 Театр // Театральная энциклопедия (под ред. А. П. Маркова). — М.: Советская энциклопедия, 1961—1965. — Т. 5.
  3. Режиссёр // Театральная энциклопедия (под ред. П. А.. Маркова). — М.: Советская энциклопедия, 1961—1965. — Т. 4.
  4. Рацер E. Я. Дирижирование // Музыкальная энциклопедия (под ред. Ю. В. Келдыша). — М.: Советская энциклопедия, 1974. — Т. 2. — С. 251—256.
  5. Балетмейстер // Театральная энциклопедия (под ред. С. С. Мокульского). — М.: Советская энциклопедия, 1961. — Т. 1.
  6. 1 2 3 4 Кисунько В. Г. Телевизионное искусство // Большая советская энциклопедия, в 30 т.. — М.: Советская энциклопедия, 1976. — Т. 25.
  7. 1 2 Лапин С. Г. Телевидение // Большая светская энциклопедия, в 30 т.. — М.: Советская энциклопедия, 1976. — Т. 25.
  8. 1 2 Коноплёв, 1975, с. 180.
  9. 1 2 3 Гальперина Е. В. [www.tvmuseum.ru/catalog.asp?ob_no=6272&page=1 Телевизионный театр. Пути становления]. История. Музей телевидения и радио. Проверено 23 октября 2016.
  10. 1 2 3 4 5 Каплан Б.С. [www.tvmuseum.ru/catalog.asp?ob_no=209&page=2 Литдрама]. История. Музей телевидения и радио. Проверено 23 октября 2016.
  11. 1 2 3 Кацев И. Г. [www.tvmuseum.ru/catalog.asp?ob_no=14484 О литературно-драматических передачах на ТВ]. История. Музей телевидения и ради. Проверено 27 октября 2016.
  12. 1 2 3 4 Решетникова В.В. [ftv.msu.ru/hst-notes/notes_2.pdf#page=26 О жанре телевизионного спектакля] // Научные и учебные тетради Высшей школы телевидения МГУ.им. М.В. Ломоносова / В. Т. Третьяков. — М.: Алгоритм-Книга, 2010. — Т. 2. — С. 26. — ISBN 978-5-9265-0770-3.
  13. 1 2 3 Гальперина Е. В. [www.tvmuseum.ru/catalog.asp?ob_no=6272&page=2 Телевизионный театр. Пути становления]. История. Музей телевидения и радио. Проверено 25 октября 2016.
  14. 1 2 Решетникова В.В. [ftv.msu.ru/hst-notes/notes_2.pdf#page=25 О жанре телевизионного спектакля] // Научные и учебные тетради Высшей школы телевидения МГУ.им. М.В. Ломоносова / В. Т. Третьяков. — М.: Алгоритм-Книга, 2010. — Т. 2. — С. 25. — ISBN 978-5-9265-0770-3.
  15. 1 2 Белинский А. А. Старое танго. Заметки телевизионного практика. — М.: Искусство, 1988.
  16. 1 2 3 Егоров В., Кисунько В. [www.tvmuseum.ru/catalog.asp?ob_no=4624&page=4 Развитие и стагнация советского телевидения (1970-1985 г.г.)]. История. Музей телевидения и радио. Проверено 27 октября 2016.
  17. [www.pro-ballet.ru/html/b/balet-na-televidenii.html Балет на телевидении] // Русский балет. Энциклопедия. — БРЭ, "Согласие", 1997.
  18. 1 2 Козловский В. Н. [www.tvmuseum.ru/catalog.asp?ob_no=6285&page=3 Литературно-драматическая редакция ЦТ]. История. Музей телевидения и радио. Проверено 23 октября 2016.
  19. 1 2 3 Козловский В. Н. [www.tvmuseum.ru/catalog.asp?ob_no=6285&page=2 Литературно-драматическая редакция ЦТ]. История. Музей телевидения и радио. Проверено 26 октября 2016.
  20. 1 2 Гальперина Е. В. [www.tvmuseum.ru/catalog.asp?ob_no=6272&page=3 Телевизионный театр. Пути становления]. История. Музей телевидения и радио. Проверено 23 октября 2016.
  21. [www.5-tv.ru/video/501819/ «Фиеста». История одного спектакля]. Культурный слой. Пятый канал (официальный сайт) (3 мая 2009). Проверено 30 июля 2012. [www.webcitation.org/69gmjMF8b Архивировано из первоисточника 5 августа 2012].
  22. [www.tvkultura.ru/news.html?id=219436 Александр Белинский отмечает 80-летие]. Телеканал «Культура» (официальный сайт) (5 апреля 2008). Проверено 26 июля 2012. [www.webcitation.org/69hBcXxHR Архивировано из первоисточника 5 августа 2012].
  23. [www.tvkultura.ru/page.html?cid=6210 Из золотой коллекции телетеатра]. Телеканал «Культура» (официальный сайт) (20.10.2011). Проверено 18 июля 2012. [www.webcitation.org/69hBgzvrw Архивировано из первоисточника 5 августа 2012].
  24. [tvkultura.ru/article/show/article_id/84643/ Александр Белинский принимает поздравления с юбилеем]. Новости. Сайт телеканала "Культура" (05.04.2013). Проверено 2 сентября 2015.
  25. 1 2 [www.tvkultura.ru/news.html?id=7342 Премьеры телевизионного театра] // Телеканал «Культура». — Официальный сайт, 22 марта 2004.
  26. Лапин С. Г. Радиовещание // Большая светская энциклопедия, в 30 т.. — М.: Советская энциклопедия, 1975. — Т. 21.
  27. 1 2 3 4 Шерель А. А. В студии на телеграфе // [pesy-tekst.ru/v-studii-radioteatra/ В студии радиотеатра]. — М. : Знание, 1978.</span>
  28. Микрюков М. П. Радиоискусство // Большая светская энциклопедия, в 30 т.. — М.: Советская энциклопедия, 1975. — Т. 21.
  29. Bill Virgin. [www.seattlepi.com/ae/tv/article/Radio-Beat-Oct-30-1938-The-broadcast-that-1127647.php Radio Beat: Oct. 30, 1938 -- The broadcast that scared a nation]. Seattlepi (October 22, 2003).
  30. [staroeradio.ru/audio/9239 Фолкнер У. (А. Тарковский) — Полный поворот кругом]. Старое радио. Проверено 2 сентября 2015.
  31. Кино: Энциклопедический словарь / Гл. ред. С. И. Юткевич; Редкол.: Ю. С. Афанасьев, В. Е. Баскаков, И. В. Вайсфельд и др.. — М.: Советская энциклопедия, 1986. — 100 000 экз.
  32. [www.tvmuseum.ru/catalog.asp?ob_no=10 Из архива Государственного фонда телевизионных и радиопрограмм]. Архивы. Музей телевиденя и радио. Проверено 25 октября 2016.
  33. [pesy-tekst.ru/razvitie-texniki-tv-veshhaniya/ Развитие техники ТВ-вещания. Справочник] / Лейтес Л. С.. — М.: ИД Святогор», 2005. — 224 с.
  34. 1 2 Маркова М. [www.tvmuseum.ru/catalog.asp?ob_no=8041 Театральные спектакли — в фонд телевидения]. История. Музей телевидения и радио. Проверено 23 октября 2016.
  35. Каплан Б.С. [www.tvmuseum.ru/catalog.asp?ob_no=209&page=1 Литдрама]. История. Музей телевидения и радио. Проверено 23 октября 2016.
  36. 1 2 3 Маркова М. А. [www.tvmuseum.ru/catalog.asp?ob_no=6294 Воспоминания о литдраме 50-80-х годов]. История. Музей телевидения и радио. Проверено 23 октября 2016.
  37. [tvkultura.ru/article/show/article_id/146644/ Театральные премьеры на телеканале «Культура»]. Новости. Телеканал «Культура» (официальный сайт) (30 декабря 2015). Проверено 23 октября 2016.
  38. </ol>

Литература

В Викисловаре есть статья «спектакль»
  • Барбой Ю. М. [teatr-lib.ru/Library/Barboy/Stricture/Stricture_i.htm Структура действия и современный спектакль]. — Л., 1988. — 201 с.
  • Горчаков Н. М. Работа режиссёра над спектаклем. — М., 1956.
  • Попов А. Д. Художественная целостность спектакля. — М., 1959.
  • Юровский А. Специфика телевидения. — М., 1960.
  • Тамарин Б. Показ театральных спектаклей из телевизионной студии. — М., 1960.
  • Товстоногов Г. А. О профессии режиссёра. — М.: ВТО, 1967. — 360 с.
  • Б. Н. Коноплёв. Многокамерные способы электронных съёмок // Основы фильмопроизводства / В. С. Богатова. — М.,: «Искусство», 1975. — С. 180. — 448 с.

Отрывок, характеризующий Спектакль

Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.