Музыка Словакии

Музыка Словакии — фольклорная музыка словаков и авторские произведения словацких композиторов.

Традиционная словацкая музыка

Традиционная словацкая музыка состоит из 4 видов музыки:

1. травнице — хоровое пение без инструментов
2. игра на фуяре — традиционном словацком инструменте
3. игра на цимбалах
4. оркестр: игра на скрипках, контрабасе и басе

Классическая музыка Словакии

Становление профессионального музыкального искусства в эпоху Возрождения связано с культовой христианской музыкой, которая пришла в Словакию с западных стран, прежде всего Нидерландов. Центрами музыкальной культуры становятся города Братислава, Кошице, Банска Быстрица, среди авторов XV—XVI веков Линтнер, Ю. Бановський, в XVII века — Я Шимбрацкьий, С. Заревутиус, С. Боксхорн-Каприкорнус и другие. В их культовых произведениях значительное влияние итальянской и немецкой музыки эпохи барокко, проникли в протестантскую и католическую духовную песню (сборники «Cithara Sanctorum» Ю. Трановського, 1636; «Cantus Catholici» Б. Селеш, 1655).

Начиная со второй половины XVIII века в словацких городах появляются итальянские оперы, немецкие зингшпили, в аристократических салонах Братиславы гастролируют известные музыканты, в том числе И. Гайдн и Вольфганг Амадей Моцарт. Среди чешских композиторов классической эпохи — А. Циммерман, Ф. Тост, Ф. П. Риглер, И. Дружецкий, позднее Г. Клайн и Ф. Зомб

Национальные композиторская школа формируется в XIX веке. Один из её родоначальников — Ян Левослав Белла, автор первой словацкой оперы — «Кузнец Виланд» (на немецком языке, либретто Р. Вагнера).

Наиболее известный из словацких композиторов — Эуген Сухонь, автор национальных опер «Водоворот» и «Святоплук». Среди других известных словацких композиторов XX века — Ян Циккер.

Среди дирижёров известность получил Ладислав Словак.

Ссылки

• Словацкий оркестр и травнице:

  [www.muzicka.sk/buxus/generate_page.php?page_id=94&lng=sk Иллюстрация традиционной словацкой музыки (mp3)]

• Словацкие цимбалы:

  [www.aku.sk/olsiakovci/audio/ Olšiakovci]

  [www.gypsycimbalom-ernestsarkozi.com/index_en.php Ernest Šarkozy]

  [www.kollarovci.sk/eng/ukazky.htm Bratia Kollarovci]

• Фуяра:

  [www.fujara.sk/audio/fujara_school/hudu_ze_mi_hudu_a.mp3 Hudú, že mi hudú (mp3)]

Отрывок, характеризующий Музыка Словакии

Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.